Пьер Рей - Вдова
Еще бы! Ни одна знаменитость и шагу не могла ступить, чтобы об этом сию же минуту не стало известно ей, Люси Мадден. За тридцать лет своей журналистской карьеры она все успела увидеть, все узнать, все запомнить. Ее поразительная желчная память сохраняла даже незначительные подробности увиденного или услышанного. Люси и спустя десять лет могла безошибочно назвать цвет платья какой-нибудь дамы на каком-нибудь приеме или описать ее безобразную шляпку. В «расследовании» любовных приключений ей не было равных, и она со злорадным удовлетворением камня на камне не оставляла от репутации того или иного общественного деятеля, разбивала браки, ссорила лучших друзей, сеяла панику в правительствах. Благодаря ей из газеты «Пэйдж Твэлв», где она работала, один за другим вылетели три директора, словно она мстила им за то, что ни разу в жизни не переспала с мужчиной.
— Какое издание вы представляете?
— Мы корреспонденты агентства.
— Какого агентства?
— Агентства «Глобаль», правление которого находится в Мюнхене. Мы освещаем события по всей Европе, вплоть до железного занавеса.
— Как поживает мой друг Ганс Фехнер? По-прежнему лысый?
— Если честно признаться, контактов на таком высоком уровне у нас нет, но наш шеф чувствует себя неплохо.
— Отлично! Что вы хотите?
— Мы хотели бы выпустить серию статей об одной… особе.
— О ком?
Гордон и Грант обменялись взглядами. И Грант, словно бросаясь в омут, выпалил:
— О Пегги Сатрапулос.
— Странно! Я уже все сказала о ней в те времена, когда она еще вызывала к себе какой-то интерес. Сегодня она представляет только себя саму, то есть ничего. Она вышла из моды.
— Вы знаете, европейцы…
— Не говорите, я знаю их лучше, чем вы. В каком плане вы собираетесь о ней писать?
— Скорее в критическом.
— Самое худшее для человека — это когда о нем вообще не говорят.
— Если бы вы могли…
— К сожалению, не могу. — Она сложила чек кончиками пальцев и сунула его в корсаж. — У меня контракт с «Пэйдж Твэлв».
— Но никто никогда не узнает о том, что вы нам помогали.
— Все так говорят.
— Уверяем вас, никто…
— Пусть так! Но я очень занята.
— Может быть… еще тридцать тысяч для ваших птичек…
— Конечно, пятьдесят тысяч на эти цели…
— Тридцать.
— …пятьдесят тысяч стоят того, чтобы кое-чем пожертвовать. Поэтому я не стану вам рассказывать о том, что уже всем известно: о ее многочисленных любовниках, сексуальных извращениях, продаже фетишистам своего нижнего белья, о контракте с фабрикой по производству надувных кукол, которая продает изображение Вдовы в натуральную величину и платит ей огромные проценты. Скандальные подробности о несостоявшемся браке с Калленбергом тоже ни для кого не тайна. Я, кстати, там была и не постеснялась высказать этой дамочке все, что о ней думаю.
— Не так быстро, — умоляюще произнес Гордон, вынимая блокнот для записей.
Люси Мадден, казалось, не слышала его.
— В конце концов, все это было в бульварных газетенках и интересует лишь определенный сорт людей. Иное дело — материалы о ее жизни со Скоттом Балтимором, о ее причастности к политике и делишках с сомнительными личностями из Саудовской Аравии, о результатах секретного расследования, которое провел ее второй муж, чтобы докопаться до причины смерти первого. Эти документы хранятся в моем сейфе, и я знаю, почему они не скоро выплывут на свет божий.
— Вы правы. Думается, наше правление позволит заплатить пятьдесят тысяч долларов за подобную информацию.
— Значит, вы согласны? И если гарантируется полная тайна…
— Мы дали вам слово!
— Видите ли, я терпеть не могу эту женщину. Даже в свои лучшие времена она ни цента не пожертвовала на моих славных птичек!
— Правда? — спросил Грант, стараясь сохранять серьезность.
— Клянусь вам! Да, заберите ваш чек, дайте лучше наличными.
— Пятьдесят тысяч наличными?
— Не пятьдесят, а семьдесят. Ведь деньги у вас при себе? Или я ошибаюсь?
Как она догадалась? Он и Гордон действительно имели при себе сто тысяч долларов. Это была максимальная сумма, которую им разрешалось заплатить за подобного рода информацию. Конечно, деньги принадлежали агентству, но они не испытывали особого желания отдавать их за здорово живешь этой жирной, озлобленной на всех и вся стерве.
— Гм… — произнес Гордон, бросая отчаянный взгляд на Гранта.
— Ну-ну, поторопитесь, — в голосе Люси Мадден слышалось нетерпение.
— Доставай, — сдался Грант.
Гордон сунул руку в портфель и на ощупь отсчитал семь пачек.
Если бы эта кобра знала, что у них целых десять пачек… Грант с сожалением наблюдал, как деньги переходили из рук в руки.
— Отлично, — сказала Люси. — Начнем сейчас же. Задавайте мне любые вопросы. Мэри! Мэри! Подождите минутку, я отдам это своей секретарше.
Прижимая к огромным грудям пачки долларов, она скрылась в коридоре под аккомпанемент птичьих криков и щебетанья.
Если эти типы — журналисты, то она с полным правом может назвать себя архиепископом. Интуиция ее ни разу не подводила: большая политика — вот с чем связан визит этих двоих. Начинается предвыборная кампания, то есть жестокая борьба, которая многим развяжет языки и кошельки. Уотергейт показал, что для достижения цели хороши любые средства: главное — деньги и изворотливость. В газетах то тут то там уже стали появляться разоблачительные статьи. Всех, кто имеет отношение к политике, нельзя считать нормальными людьми. Тщеславные, самодовольные, суетные, они поразительно легко становились мишенью для вездесущих репортеров, сами подставляли головы, сами лезли прямо под удар. А потом такие вот Пегги Сатрапулос и ей подобные еще и жаловались, что их разделывали в пух и прах. Зато ей, Люси Мадден, такие потрясения неведомы. Она всегда вела себя сдержанно и скромно, стараясь жить незаметно среди обожаемых ею птиц.
* * *Красоту обнаженного мужского тела не могло скрыть от ее глаз даже матовое, с узором стекло двери в ванную. На земле есть только один такой парень — Квик! И этот парень принадлежит ей одной. Лон сунула в рот сигарету, пошарила рукой возле кровати, ища зажигалку, и, не найдя, крикнула:
— Квик, где у тебя спички?
Голос его заглушал шум льющейся воды, разобрать удалось лишь одно слово — карман. Лон поднялась и пошла искать куртку Квика, которая оказалась на полу в противоположном углу комнаты. В одном из карманов ее рука наткнулась на маленький кусочек картона. Машинально скользнув по нему взглядом, она от неожиданности остолбенела, потом заставила себя прочитать четко выписанные слова еще раз. Кошмар какой-то! Не осознавая до конца, что делает, Лон бросилась на постель и с головой укрылась простыней.
