Клейтон Мэтьюз - Новый Орлеан
Однако, полагал Мартин, любому человеку свойственны некоторые причуды.
Фейн тем временем протиснулся между ними, обхватил их за плечи и повел в дом.
— Заходите, заходите! И поторопитесь добыть чего-нибудь освежиться, пока тут все бочки не опустошили.
Прямо у порога их встретил чернокожий официант с подносом, уставленным разнообразными напитками, самое видное место среди которых занимал пунш «Плантаторский». Мартин выбрал себе шотландское виски с содовой. Ракель подняла с подноса бокал с коктейлем «Том Коллинз», после чего Фейн увлек ее в сторонку и принялся энергично нашептывать что-то на ухо. Ракель прислушивалась, старательно храня на лице дежурную улыбку.
Мартин поспешил воспользоваться короткой передышкой, радуясь тому, что можно оттянуть момент, когда придется окунуться в шумную суету бала. Он поставил стакан на столик слева от двери, достал и закурил сигару, обводя помещение одобрительным взглядом.
Он бывал здесь нечетное множество раз, и всегда этот дом производил на него такое сильное впечатление, словно он видел его впервые. Возможно, он переносил на него чувства, которые испытывал к самому Фейну.
Фейн купил дом несколько лет назад, содрав внутри буквально все, оставив одни голые стены, и, не останавливаясь перед расходами, заново восстановил интерьер столетней давности в первоначальном виде, добавив лишь современные удобства: электрическое освещение, кондиционеры, новейшую сантехнику и так далее.
Интерьер изобиловал лепниной, напоминающей свадебный торт, и сверкающими люстрами. Мраморные камины были практически в каждой комнате. Расположенное во дворе старинное жилье для рабов после ремонта было превращено в гостевые комнаты.
Мартина изумляла роскошная винтовая лестница, ведущая из прихожей на второй этаж. Она представляла собой как бы центральную ось всего здания, и Мартин частенько воображал, что само здание сооружали вокруг лестницы таким образом, чтобы она представала взору в наивыгоднейшем ракурсе.
Но как бы ни нравился дом Мартину, жить в нем он бы не хотел. На одно его содержание ушло бы целое состояние. У Фейна постоянно работало не менее десяти человек прислуги, да и гости у него не переводились. Попробуй пожить в таком доме на сенаторское жалованье — не успеешь глазом моргнуть, как пойдешь по миру.
Однако экстравагантность и кричащая роскошь этого жилища идеально дополняли личность его хозяина. Фейн чувствовал себя здесь в своей тарелке.
Несомненно, ему помогало то, что он-то, такой дом себе вполне мог позволить.
Мартин, смакуя глоток виски, увидел направляющегося к нему Фейна. Оставшаяся за его спиной Ракель, как успел заметить Мартин, как раз в этот момент здоровалась с Одри Фейн. Жена Фейна умерла много лет назад, и Одри, его единственное дитя, во время многих светских мероприятий в особняке Фейна исполняла роль хозяйки дома.
Мартин смотрел, как Одри — высокая, уверенная, элегантная, в ниспадающем до пола платье цвета шампанского, почти такого же оттенка, как ее длинные волосы, — радостно улыбается Ракель. Сейчас в ней нельзя было угадать ни малейших признаков вулканических плотских страстей, полыхавших под безупречной оболочкой. В таком одеянии, необыкновенно сдержанная, она казалась Мартину девственницей, возможно, фригидной, и столь же бездушной и безжизненной, как статуя. Ничто, конечно, не могло быть дальше от истины, нежели этот образ.
Внезапно до Мартина дошло, что Одри уставилась прямо ему в глаза. Перехватив его взгляд, она подмигнула ему, нарочито медленно и непристойно.
Выходка эта никак не вязалась с ее обликом.
Мартин стоически смотрел в сторону, делая вид, что ничего не заметил. Черт бы ее побрал, это же совсем рехнуться надо, чтобы рисковать подобными проделками на глазах у его жены и своего отца!
Хотя Рексфорд Фейн скорее всего и не стал бы обращать никакого внимания — по крайней мере до тех пор, пока ничто не угрожает политической карьере Мартина. Мартин был почти уверен, что старик знает о его романе с Одри. Во взаимоотношениях полов Фейн не очень чтил моральные ограничения. Однажды кто-то сказал, что в этом плане у него мораль товарного вагона, спаривающегося со всем, что подгонят. При этом он не особенно и старался держать свои похождения в тайне. По правде говоря, для него в этом и не было необходимости; он не боялся потерять голоса избирателей, если вдруг выплывет, что он волокита, прелюбодей, неверный супруг.
«А ты зачем так рискуешь, Мартин? — спросил его ехидный внутренний голосок. — Ведь вся твоя карьера может пойти прахом…»
Этот вопрос голосок задавал ему и раньше. Он никогда на него не отвечал, не стал отвечать и сейчас. На такой вопрос ответа не существует.
Фейн приблизился к Мартину и обнял его за плечи.
— Пойдем-ка ко мне в кабинет, сенатор. Поболтаем, пока не набрались. Да не переживай, твоего отсутствия здесь никто не заметит. Клянусь Богом, мы же с тобой с глазу на глаз словечком не перемолвились, с тех пор как ты вернулся из Вашингтона.
Кабинет Фейна был устроен в сугубо мужском духе и сочетал в себе бар, бильярдную и помещение для работы. Огромных размеров, он был обставлен просторными удобными креслами и короткой дубовой стойкой с медным поручнем, рядом с которой красовалась медная же плевательница. В одном углу стояло шведское бюро, бумаги торчали из всех щелей. В другом углу под подвешенным на шнуре зеленым абажуром раскинулся большой бильярдный стол.
На полу повсюду были беспорядочно брошены медвежьи шкуры, стены украшали портреты дородных обнаженных натур вперемежку с охотничьими трофеями. В свое время Фейн был заядлым охотником — каждый год выезжал на сафари в Африку и тому подобное. Теперь же охотился совсем мало.
Разве что за дородными обнаженными натурами и неосторожными политиками, мелькнуло в голове у Мартина.
Книг в кабинете не было: чтением Фейн не увлекался.
Обитель сибарита — что, по мнению Мартина, было для Фейна исключительно точной характеристикой.
Как он и ожидал, Фейн предложил:
— Сыграем, сенатор?
Размахивать кием Мартину совсем не хотелось, но обсуждением у себя в кабинете вопросов политического свойства Фейн занимался только за бильярдом, это был освященный традицией ритуал.
— Можно, — согласился поэтому Мартин.
Фейн установил шары и жестом предложил Мартину разбить пирамиду. А сам принялся неторопливо водить мелком по кончику кия.
— Как по-твоему, Мартин, придется попотеть на предварительных выборах?
Мартин положил первый шар в боковую лузу. Подумав, уклончиво произнес:
— Трудно сказать. Джейсон Кларк, конечно, боец и оратор искусный, да и для здешних свой, как раковый пирог.
