Джессика Марч - Иллюзии
– Отстань, – прошептала она, когда он снова попытался обнять ее.
– Что значит „отстань“? – возмутился он. – Ты забыла об обязанностях жены?
Она вскочила и включила свет. Обычно, когда он бывал пьян, она не спорила с ним, а просто уступала ему. Но сейчас ответила:
– Это значит, что я заслужила немного внимания, Перри. И я устала говорить тебе, как я несчастна и как я нуждаюсь в твоем добром отношении.
Он остолбенел, его глаза, затуманенные алкоголем, выражали недоумение.
– Что тебе от меня надо, Джинни? Мне не до шуток. Прекрати свои жалобы, я хочу тебя.
– А я хочу уехать отсюда, – воскликнула она. – Я не желаю торчать в этой хижине всю свою жизнь. Я хочу жить в городе, может, там для меня найдется работа...
– Работа? – переспросил он. – Я приношу домой достаточно денег для того, чтобы ты не работала. Боже мой, неужели тебе понравится, если окружающие будут думать, что Перри Делайе не в состоянии позаботиться о своей семье?
– Если честно, то дело не в деньгах, – ответила она, стремясь, чтобы он понял ее. – Я хочу заниматься чем-то еще, кроме готовки, уборки, ведения домашнего хозяйства. Я хочу видеть людей. Я хочу попробовать себя в каком-нибудь деле.
Он потряс головой, изображая полное недоумение, как будто она говорила на иностранном языке.
– Ты несешь какой-то бред, ты знаешь это? Оставить этот дом... получить работу... я не слышал ничего более глупого, чем твои разговоры. – С этими словами он перекатился на свою сторону кровати и натянул на себя одеяло, показывая тем самым, что разговор окончен.
Джинни выключила свет, но не могла заснуть еще долгое время. Она чувствовала, что сейчас открывалась возможность избавиться от этой безысходности, и не собиралась сдаваться. По крайней мере, так быстро.
Холл клуба был ярко освещен, невзрачные серые стены украшены красными и белыми бумажными вымпелами и связками разноцветных воздушных шаров. Так же, как и в предыдущие три года, Джони Уайтсайд со своим ансамблем играли дикую смесь музыки кантри с современными мелодиями.
Джинни всегда нравилось проводить здесь время. В своем обновленном атласном платье она была самой привлекательной из всех женщин. И Перри танцевал с ней пять раз без ее просьб.
– Ты прекрасно выглядишь сегодня, – сказал он, когда смолкла музыка.
– Ты тоже, – автоматически ответила она.
На нем была белая рубашка и его лучший синий костюм. Чистые вьющиеся волосы блестели, мужественный подбородок был гладко выбрит. Он выглядел очень солидно.
– Перри, – осторожно начала Джинни. – Ты не думал о том, что я тебе прошлой ночью сказала? О нашем переезде в город и об остальном тоже?
– Я считаю, что об этом даже не стоит говорить. Здесь наш дом, и мы отсюда никуда не уедем. По-моему, тебе не стоит и помышлять о работе... Может быть, пришло время подумать о втором ребенке...
Топазовые глаза Джинни широко раскрылись.
– Нет, я не смогу заново пройти через это. – Она очень любила Вилли, и меньше всего на свете ей хотелось рожать еще одного ребенка. Она чуть не задохнулась от слов Перри и от мысли, что она еще больше будет связана монотонной жизнью в хижине. Она достала платок из своего кошелька и вытерла им лицо.
– Хочешь еще немного пунша? – спросил муж. – Тебе вроде бы жарко?
– Нет, – ответила она, – мне уже хватит пить. Может, тебе тоже достаточно? Вести машину будет очень трудно, на улице гололед и снег. Если бы мы жили в городе, нам бы не пришлось так далеко ехать.
На подбородке Перри вздулся желвак.
– В тот день, когда я не смогу поднять стакан с виски, я погибну, – сказал он и пошел к стойке бара.
Минут двадцать она ждала, пока он вернется, но он усердно пил и травил анекдоты с шерифом Джеком Барнеем и еще двумя мужчинами. И когда к ней подошел Элмер Хоукинс и пригласил ее на танец, она ответила:
– Конечно, почему бы и нет.
Пройдя в танце мимо бара, она отметила, что Перри смотрел на нее и хмурился. Она сказала Элмеру, что следующий танец пропустит, что хочет посидеть и отдохнуть.
Когда Перри наконец сказал, что готов покинуть бар, она не протестовала. Он очень много выпил, и, кроме того, пора было отпустить Полли Хендерсон, которая сидела с Вилли.
В машине они говорили немного, и Джинни вспомнила, как много лет назад, возвращаясь домой со школьных танцев, они не могли наговориться. Им так хорошо было вместе, и казалось, что так будет всегда.
Огни их хижины осветили последний сложный поворот дороги. Перри припарковал машину. Джинни открыла дверцу и, дрожа от холода в своем легком платье и тонких чулках, побежала в дом.
Она рассчиталась с няней и пошла в спальню Вилли. Осторожно приоткрыла дверь и прислушалась к ровному и спокойному дыханию девочки. Затем сняла туфли на высоких каблуках и начала расстегивать пуговицы на платье.
– Дорогая, – сказал Перри, и его голос был хриплым от спиртного и желания. – Давай сделаем это... не будем спешить... мы можем завтра спать допоздна.
– Только не сегодня, – ответила Джинни утомленно, – у меня сейчас не тот период, и я очень устала.
– О, Боже мой, ты всегда уставшая!
– Не кричи так... ты разбудишь Вилли.
– Нет, я буду кричать! И я больше не хочу терпеть этого! – орал он, срывая с нее платье. – Ты не сможешь сегодня прогнать меня!
Он ладонью ударил ее по лицу, отбросил на кровать и навалился сверху...
ГЛАВА 2
Джинни была просто в отчаянии, когда муж два дня не появлялся дома. Перри надругался над ней, но она не мыслила своей жизни без него. Может быть, он где-нибудь на далекой горной дороге разбил машину и лежит в канаве, и замерзает, а может, случилось что-то и того хуже. Не зная, что делать, она позвонила своей свекрови.
– Перри здесь, – сказала та, – но он не хочет с тобой говорить.
Пока Джинни соображала, что ответить, свекровь положила трубку. Теперь тревога уступила место чувству горечи. Перри никогда не отсутствовал так долго и, насколько она знала, никогда не обсуждал семейные проблемы с кем бы то ни было.
Когда Джинни в воскресенье поздно ночью услышала шум мотора его машины, она с облегчением вздохнула. И сразу же подумала, что, если он захочет ее, она ему не откажет. Она поставила остаток жаркого на плиту и приветливо улыбнулась Перри. Но лицо его было непроницаемо. На ее попытки завязать разговор он реагировал невнятным хмыканьем. И когда на десерт она подала его любимый пирог с шоколадным кремом, он пробурчал:
– Нет в жизни ничего лучше, чем хорошая еда.
Его высказывание удивило ее. Перри всегда молча, без лишних комментариев, съедал все, что ему подавалось. Она ждала, что он скажет еще что-нибудь, но он молчал.
Может быть, думала она, он захочет заняться любовью. Она не будет противиться, у нее было уже достаточно неприятностей по этому поводу, она научена горьким опытом. Но он лежал на своей стороне кровати и заснул, ничего не сказав, кроме пожелания спокойной ночи.
