Анна Бабяшкина - Мне тебя надо
Параллельно я напомнил о себе девчонкам из Екатеринбурга. Чтобы готовились и ждали. Убедился, что Вадим, 32, Москва, по-прежнему жив и здоров и все так же процветает на «Мамбе». Пожалуй, этот мой контакт на сайте знакомств интересовал меня сейчас сильнее всех остальных. Несмотря на то что из нашей переписки уже вполне можно было составить пьесу в жанре «вербатим», он как-то не рвался меня увидеть (ну то есть не меня, а Таню, от имени которой я с ним переписывался). И это действительно странно, потому что большинство остальных парней, писавших на мой женский аккаунт, довольно быстро предлагали перевести общение в офлайн. Но они были не так уж настойчивы. И когда я отказывался с ними встречаться, они постепенно исчезали с горизонта. А их место тут же занимали новые, стоило только слегка разогреть анкету, отправив пару смс-ок для поднятия ее в рейтинге.
Я почему-то не бросал эту зарегистрированную мною на «Мамбе» анкету. Мне отчего-то было чертовски приятно видеть, как все новые и новые чувачки тянут свои ручонки к моей бывшей девушке и страждут ее увидеть и ощутить в реале, и раз за разом давать им отлуп. Временами я делал это в особо грубой форме, с каким-то специальным, жестоким удовольствием. Причем я, как правило, не отказывал себе в возможности дополнительно поглумиться и объяснить каждому новому «мотыльку», прилетевшему на эту лампочку, почему именно он — лох и недостойный. Причины всегда находились. «Посмотрела твою фотку — извини, нет желания встречаться. Нафинг персонал». «Количество орфографических ошибок в твоих посланиях поражает. Думаю, нам не стоит встречаться». «Пожалуй, не могу принять твое приглашение. Страховые агенты всегда навевали на меня скуку». «Парень, возвращайся, когда пересядешь со своей „Лады-Калины“ на что-нибудь более приличное». Иногда я ловил себя на том, что, когда печатаю сообщения от Танькиного имени, у меня меняется выражение лица. Наверное, в эти моменты у меня в глазах появлялся злорадный блеск. Черт, я прекрасно понимал, что это слабость, дикость и какая-то мелкая месть непонятно кому и непонятно за что. Ну то есть понятно кому и понятно за что. Я достаточно умный чувак, чтобы осознать, что таким образом я выплескивал собственные комплексы. Сам себе пытался продемонстрировать, что не я один такой, кого Танька легко спихнула ножкой с палубы своего корабля. Что она спихнула бы и всех остальных, других, не похожих на меня, возможно, даже превосходящих меня в чем-то. Я пытался доказать себе, что дело не во мне. Что так произошло бы с каждым на моем месте. Что я не виноват и что я действительно ничего не мог сделать в той ситуации. Хотя зачем я себе это доказывал, если реально я знал, что так все и есть? Что я на самом деле тогда ничего не мог изменить. Она сама прямо сказала: «Дело не в тебе. Дело во мне. Ты очень хороший. Ты классный. Но нам не надо быть вместе». И уехала в Питер. Покорять вторую столицу и делать карьеру радиоведущей. Еще она сказала в объяснение: «У нас разные планы на жизнь». Как будто у меня тогда действительно были планы на жизнь. Тогда не было. Как идеалистический дурак, я полагал, что самое главное в жизни случилось — мы нашли друг друга. Для нее же это был просто «эпизод», а все самое главное еще только должно было произойти — там, в Питере. Зато теперь у меня есть не просто планы, но и стратегия. И уж, конечно, покруче, чем Танькино тщеславное желание, чтобы ее знали по голосу и по имени тысячи людей, которым, по сути, на нее наплевать. Я снова и снова поднимал ее анкету в рейтинге, фривольно переписывался с разными мужиками и потом давал им звонкий отлуп.
Недельная московская передышка пролетела быстро. На выходных, прежде чем снова отправиться в провинциальный поход, я поехал навестить маму. Мама мне обрадовалась. Как всегда. Вообще после того как я уехал в Москву, наши встречи кажутся мне одной и той же встречей, которую копируют из прошлого и вставляют через равные промежутки времени в мою жизнь. Как на ее бусах равномерно чередуются три большие желтые бусины и одна маленькая черная. Три желтые, одна черная. Так же и у меня: три командировки, одна встреча с мамой. Точно такая же, как и предыдущая. И эти дни, которые я провожу с мамой, совершенно не похожи на остальные мои дни. Такой линеарный контрапункт. И в этот раз все было, как всегда. С тем же домашним борщом, традиционным вопросом «Когда же ты наконец женишься?». Плюс ее обязательные жалобы на свое здоровье и на то, что я ее совсем забыл и вообще не очень заботливый сын, оставил ее тут одну, но она «мировая мама» и все понимает. Это повторяется каждый раз одними и теми же словами. Нюансы бывают лишь в одном. Во фразе: «Вот это в тебе от отца. Чувствуется парамоновская порода». Каждый раз мама произносит эту фразу по разному поводу. Но обязательно каждый раз произносит. И каждый раз в упрек. На самом деле она хочет сказать что-то вроде «мне не нравится, как ты это сделал» или «мне не нравится, что ты так говоришь». Не думаю, что в те моменты, когда она говорит про «парамоновскую породу», я реально напоминаю ей своего отца. Я не видел его вообще никогда, а она не видела больше 25 лет. И конечно же она не может знать, как ведет себя отец в тех или иных ситуациях. Вряд ли она это помнит. В этот раз ее выбесило, что я во время ритуального поедания приготовленного ею борща то и дело хватался за телефон, чтобы отвечать на сыпавшиеся на меня градом смс-ки от Олеси.
— Ну что ты к своей трубке приклеился! Чего ты дергаешься? Спокойно поесть можешь? — фыркнула мама. — Вот это в тебе от отца. Чувствуется парамоновская порода.
Обычно я очень спокойно реагирую на такие вещи. Но в этот раз я почему-то взорвался. Видимо, я все-таки был слабо экранирован во время последней командировки и позиционные бодания с самарцами реально подрасшатали мне нервную систему. Поэтому на этот раз я не промолчал, как обычно, а огрызнулся:
— Мама! Ну вот откуда ты можешь знать, как отец обращается с мобильным телефоном? Когда вы расстались, и стационарные-то телефоны еще не у всех были!
— Он ничего не делал по-человечески. — Мама поджала губы.
Я продолжил давиться борщом в тишине.
— Я, конечно, не видела твоего отца с мобильным телефоном, — подзавелась мама. — Но я все-таки уверена, что он именно так и делает. Хотя у него может вообще не быть мобильника.
Она отвернулась к мойке, бренча кастрюлей и половником.
Мама почему-то до сих пор считает мобилу чуть ли не атрибутом роскоши. А компьютеры для нее вообще что-то вроде космических кораблей. Хотя в ее школе есть компьютерный класс. Поэтому она гордится моей работой и тем, что я вообще такой неглупый. Я для нее кто-то вроде Королева или Циолковского. Умище. Она не отказывает мне в мозгах, но почему-то совершенно не догадывается, что внутри меня может существовать что-то еще, кроме мыслей, идей, выводов, программ, схем и выкладок. Ну то есть я хочу сказать, что она ведет себя так, как будто и не догадывается, что у меня могут быть какие-то эмоции. Например, она никогда не считала нужным скрывать от меня, что я был сильно нежеланным ребенком.
