Николь Фосселер - Звезды над Занзибаром
Танцуй быстрее;
И джинн придет — танцуй еще быстрее.
Занзибарская народная песня5
— Но тех там, наверху, ты не достанешь — спорим?
Одна бровь Салимы скептически изогнулась. Она уже не носила челку и множество тоненьких косичек — теперь ее лоб открыт, а волосы, забранные в золотую сетку, достигают талии; за первым выпавшим молочным зубом последовали другие, и их место заняли коренные. Она очень выросла — даже слишком для своих двенадцати лет — и было в кого: оба родителя высокого роста. Салима была стройная и сильная, как ее отец, однако долговязость и неуклюжесть, знаки возраста, еще ее не покинули, чем она напоминала жеребенка.
Она еще раз осмотрела заряженное ружье, вскинула его и встала в позицию, как ее учил Меджид. А Меджид оказался хорошим учителем не только в стрельбе по тарелочкам и из пистолета, но и в умении обращаться с копьем, кинжалом и саблей. Зажмурив один глаз и положив палец на спусковой крючок, Салима прицелилась в банку высоко в кроне дерева. Она застыла, дожидаясь момента, когда в голове прояснится, а в животе щелкнет что-то, похожее на сытое короткое урчанье сундучного замка. Вот тогда она и нажала на курок. Эхо выстрела разнеслось по лесу, и сквозь дымовую завесу она с удовлетворением все же увидела, как падает похожая на шнур голая ветка. Плод манго просвистел вниз, с чавкающим звуком упал на землю среди других сбитых плодов и, расколовшись, растекся ярко-желтым фруктовым соком.
Салима опустила нарезное ружье и с торжествующей улыбкой повернулась к сводному брату Хамдану, почти что ее ровеснику. Тот задумчиво чесал в затылке, и тюрбан его чуть не слетел с головы, обритой наголо, как положено взрослым мужчинам и юношам.
— Неплохо, — равнодушно, что давалось ему с явным усилием, пробурчал он и, чтобы не выдать восхищения, добавил с ухмылкой: — Для девчонки.
Кто из них сильнее, быстрее, ловчее? Они спорили об этом постоянно. С самого начала. Соревновались самозабвенно. И казалось, Аллах простер над ними благословленную руку, дабы охранить обоих от всякого зла. Так это и произошло, когда Салима в последний момент увидела перед собой преграду — кривой ствол пальмы, перегораживающий дорогу. И ей ничего другого не оставалось, кроме как на полном скаку выпрыгнуть из седла. Так случилось, когда стрела, выпущенная Хамданом, вонзилась ей между ребрами — я хотел только посмотреть, насколько глубоко она входит! Если дети султана и были с трудом сдерживаемой шумной компанией, то эти двое — Салима и Хамдан — были просто неуправляемыми.
В ответ на его замечание глаза Салимы сузились, уголки рта презрительно напряглись. Она быстро повернула голову в сторону мангового дерева и показала на плод, висевший примерно на той же высоте, что и тот, который она только что сбила:
— А вон тот — твой!
— Раз плюнуть, — надменно заметил Хамдан и вскинул ружье.
Абиссинской прислужнице по имени Киаламбока удалось преодолеть тоску одиночества — она впервые осталась одна. Ведь раньше, какую бы работу по дому она ни выполняла, ее повсюду сопровождала девчушка, которой абиссинка на своем языке день-деньской объясняла, что именно она сейчас делает, а когда Салима стала немного понимать по-абиссински, Киаламбока принялась рассказывать ей о своей родине, о львах и слонах, о злых колдуньях; от всех этих историй у принцессы в сладком ужасе замирало сердце. А сейчас свой каждый свободный час, когда он у него выпадал, с Салимой проводил принц Меджид. Кролики были не единственными животными в Бейт-Иль-Ваторо. Первыми открывали список пестрые петухи в клетках. Не обычные, а привезенные со всех концов света бойцовые, очень скоро многих Салима сочла своими, и они дрались с петухами Меджида. Очень часто брат и сестра совершали поездки верхом, и Меджид обучал ее искусству ведения охоты и боя. К большому неудовольствию Джильфидан.
— Точно промазал! — прокомментировала Салима выстрел Хамдана.
— Нет, я попал! Именно так, как и задумал, — возразил братец, который вдруг очень заинтересовался устройством ружья; он отлично знал, что выстрел только тогда считается удачным, когда пуля попадает в стебель, а плоды падают на землю.
— Ну и пусть! Все равно выиграла я, — со смехом провозгласила сестра, на ходу закидывая ружье на плечо и отвязывая поводья вороной кобылы, привязанной к дереву неподалеку, рядом стоял гнедой конь Хамдана.
— Подумаешь, ты всегда боишься, что я выиграю! — закричал мальчик, но пошел за ней.
— А вот и нет! — все еще заливаясь смехом, Салима вскочила в седло. — Я только не хочу твоего позора — а то совсем проиграешь. Девчонке , — поддразнила она его.
— Ха-ха, — с горечью улыбнулся Хамдан, подмигнул ей и тоже взлетел в седло.
С маленькой просеки они направили коней в густую зелень, пробираясь сквозь раскидистый кустарник под свисающими ветвями. Всей душой Салима противилась посещению школы в Бейт-Иль-Сахеле. Она как будто предчувствовала, что первые дни, проведенные там, в корне изменят ее взгляд на некоторые вещи. Если в Мтони она дерзко противостояла учительнице и была бесспорным лидером учеников, вызывающим лишь восхищение, то интерес мальчиков Бейт-Иль-Сахеля к новой сестричке быстро угас. Сводную сестру Шавану, тоже живущую там, Салима видела редко, потому что та школу уже закончила, хотя была старше Салимы на один только год. А от сестры Нуну, от рожденья слепой и смертельно завидующей всем, кто мог видеть, Салима старалась держаться подальше.
Однако за ту неделю до пятницы, выходного дня, пока Салима сидела со скрещенными руками и упрямо выдвинутой нижней губой, случилось нечто удивительное. Она забыла все прежние школьные мучения, забыла, что терпеть не может сидеть и молчать, зачарованно слушая учительницу, которая умела преподносить материал интересно и одновременно весело. И вскоре Салима совершенно подпала под ее обаяние и бегала за учительницей, как собачка, стараясь обратить на себя ее внимание прилежанием и умом. Равнодушие сводных братьев обернулось ненавистью, и не один раз они под водительством Хамдана не только зло подшучивали над ней, но и частенько распускали руки. Это продолжалось до тех пор, пока однажды Салиму не обуял такой гнев, что она с разбегу набросилась на Хамдана и стала колотить его, кусать и царапать… Слуги бросились к ним и с трудом разняли детей. Хамдан с разбитым носом вдруг начал смеяться и задорно подмигивать Салиме, кипевшей от злости, — это был один из тех таинственных моментов, когда рождается дружба.
— Спорим, что до города я обгоню тебя, сестренка? — услышала она позади себя; вызов ей показался заманчивым. Тропинка была узкой, в некоторых местах едва мог пройти человек, не говоря уж о крепком арабском скакуне, а низкие ветки представляли собой серьезную угрозу для всадника.
