Ольга Агурбаш - Febris эротика
Начала она издалека. Сначала рассказала о строении тела: женского, мужского. Этот рассказ сам по себе вызвал смущение у женской группы.
В то время ни анатомии, ни физиологии в школах не преподавалось, никакой литературы на эту тему, кроме сугубо медицинской, не выпускалось. Поэтому все вопросы взаимоотношения полов были чуть ли не запретной темой. Но тем не менее или как раз поэтому вызывали жгучий интерес.
А дальше – больше. Строение женских половых органов, мужских половых органов. Различия в энергетичности, эмоциональности, сексуальности мужчин и женщин. Почему возникает интерес друг к другу? Что такое желание? Что такое страсть? Какие виды любви существуют? Каковы секреты взаимоотношений? И прочее, и прочее. А уже когда дошло до лекций о сексе, тут девчонки не просто смутились, а можно сказать, застыдились. Но только в первый момент. Деликатная Аля находила для описания процесса простые слова, не позволяя себе ни фривольности, ни вульгарности. Она, правда, и медицинских терминов избегала, чтобы не ставить девушек в неудобное положение, заставляя переспрашивать или уточнять что-то. А на доступном языке спокойно и без стеснения выкладывала перед слушательницами неисчерпаемый запас своих знаний. Секс традиционный, секс оральный, секс анальный. Каждая разновидность, казалось бы, известного процесса в действительности оборачивалась тонким мастерством, которое нужно было постигать и постигать.
Аля привезла с собой какие-то хитрые приспособления для развития интимных мышц. Зачем это нужно было делать, молодые женщины никак не могли взять в толк. Что там развивать? Для чего? Итак ведь все нормально! И Аля терпеливо объясняла, почему необходимо иметь сильное женское начало, насколько умение женщины владеть интимным процессом влияет не только на отношения мужчин к ней, но и на всю ее жизнь. И чем сексуальность отличается от сексапильности. Надя тогда и слов-то таких не слышала, не говоря уже о том, чтобы понять разницу. В общем, кладезь знаний был поистине неисчерпаем. И Надя с жаждой впитывала в себя Алину информацию: что-то запоминалось сразу и навсегда, что-то записывалось в толстую тетрадь. Техника упражнений, практические занятия тоже фиксировались в Надиных заметках.
Аля не устраивала никаких экзаменов, никаких проверочных контрольных. Брала за занятия деньги и все! А дальше – дело каждого! Если есть желание, значит, люди будут пользоваться знаниями! Нет – как хотите! И она повторяла слова Тимура:
– Личное дело каждого – идти по пути или нет. Похоже, вы на него встали. Вперед!
Для Нади открывался огромный мир, загадочный, притягательный, абсолютно неведомый ей ранее. Она даже не могла предположить, что существует искусство любовных отношений, что им – этим искусством – можно овладеть и применять на практике. Она как будто становилась другой после каждого занятия, как будто иначе взирала на мир с высоты своих новых познаний. Ей казалось, что меняется она только внутренне, внешне оставаясь сама собой. Но нет, с ее внутренними изменениями менялось и пространство вокруг. Соседи по коммуналке отчего-то вдруг все вместе стали уважительнее и серьезнее к ней относиться. Преподаватели в институте выделяли именно ее из всего потока, и создавалось впечатление, что лекцию они читают только для нее одной, обращаются только к ней и ответную реакцию ждут от нее же. Мужчины и до этого обращали на нее внимание, а теперь и вовсе прохода не давали. Она никогда не пребывала в одиночестве: вечно рядом вились молодые люди. Где бы она ни была: в институте, в транспорте, в театре – везде ее сопровождал кавалер, а то и двое.
С мужем вообще стали твориться чудеса. Он восхищался своей супругой все больше, хотя был довольно скуп на комплименты. Желание его к ней только усиливалось. Ему даже казалось, что с годами его жена возбуждает его все сильнее и сильнее, чему он и радовался, и удивлялся одновременно.
Но… Дочка росла. Коммунальная комната становилась мала. Ребенок иногда просыпался по ночам, когда родители расходились не на шутку: панцирная сетка нещадно скрипела, стоны становились все громче… Но так жили в то время все. Что можно было изменить?
В профсоюзном комитете завода мужа поставили на очередь. На получение жилья. Кроме того, что он был передовиком производства, он еще и общественной деятельностью активно занимался. Так что все шансы были. И шансы эти оказались отнюдь не призрачными.
Был период в послевоенной истории, когда пленные немцы строили дома москвичам. Добротно, умело, быстро. И пусть не в центре, зато качественно и красиво. И первый раз в первый класс Олечка пошла в новую школу в Филях. Семья переехала в новый дом, в зеленом сквере. Двухкомнатная квартира с высокими потолками, толстыми стенами, широкими лестничными пролетами казалась вершиной счастья. Свой санузел, своя кухня, своя жизнь, абсолютно обособленная от соседей, от посторонних глаз, от чужих любопытных носов и вездесущих ушей.
Однако, несмотря на внешнюю успешность, взаимоотношения между Надеждой и Станиславом складывались не очень. Все-таки невозможно было найти общий язык людям, не желающим его искать. Надежда, правда, кое-как пыталась продвинуть мужа, беседуя с ним, цитируя те теоретические выкладки из лекций, которые казались ей наиболее доступными его пониманию… Но Станислав отчаянно сопротивлялся, спорил с женой, считая все ее занятия чушью и безделицей. И вообще он хотел сына и все чаще заговаривал о втором ребенке.
Надежда чувствовала бесперспективность их взаимоотношений и искала повод рассориться с мужем. Он перестал ее интересовать. Особенно после того, как она закончила институт и вышла на работу в театр.
Станиславу очень не понравился выбор жены. Мало того что она устроилась работать в театр. Мало того что она перезнакомилась со всеми артистами, режиссерами и сценаристами. Так она еще и вечерами отсутствовала: то премьера, то приглашение на вечер, то ужин в ресторане.
Нет, семью Надя не забывала. Но при таком графике работы она, естественно, не могла много времени уделять дочери и мужу. Олечку пришлось отдать на продленку, а в помощницы по хозяйству позвать женщину из соседнего дома. Она забирала Олечку из школы, кормила, помогала с уроками, гуляла.
Станислав сидел вечерами дома, скучал, листал газету, играл с дочкой в домино… Надежда прибегала, как правило, возбужденная, переполненная эмоциями, под впечатлением то от нового спектакля, то от нового знакомства. Короче, обстановка в семье становилась напряженной.
Занятия с Алей Надежда вынуждена была прекратить, поскольку рабочая неделя не оставляла ей никакого времени на учебу. И все же однажды, сославшись на головную боль, она пораньше ушла с работы, чтобы забежать в свой бывший институт, где по-прежнему преподавала вечерами Аля.
