Дэвид Николс - Один день
— И как, нравится?
— Нравится? Да я только этим и живу! Ну а если серьезно, я тоже живой человек. — Она вытерла вчерашний кетчуп скомканной салфеткой и направилась к двери. — Пойдем, покажу тебе туалеты. Крепись…
* * *С тех пор как я начал писать это письмо, мною было употреблено (или «были употреблены»?) еще два пива, поэтому я готов сказать вот что. Эм, мы знакомы уже пять или шесть лет, но два года являемся, как это говорится, «друзьями», что не так уж долго, но мне кажется, я кое-что знаю о тебе и понимаю, в чем твоя проблема. И учти, что в колледже по антропологии у меня было 2.2, то есть хуже некуда, поэтому я знаю, о чем говорю. И если не хочешь ознакомиться с моей теорией, прекрати читать прямо сейчас.
Ну вот. Отлично. По-моему, ты боишься стать счастливой, Эмма. Ты думаешь, что естественный порядок вещей — это когда твоя жизнь уныла, бесцветна и скучна, ты ненавидишь свою работу, свой город, не способна добиться успеха, заработать денег или, упаси боже, завести парня (кстати, замечу, что твои самоуничижительные реплики по поводу собственной непривлекательности мне уже надоели). Более того, я пойду дальше и осмелюсь предположить, что тебе даже нравится чувствовать себя постоянно разочарованной и никчемной, потому что так ведь проще, верно? Быть унылой неудачницей проще, потому что всегда можно обратить это в шутку. Тебя бесят мои наблюдения? Еще бы. А ведь я только начал.
Эм, мне невыносима даже мысль о том, что ты сейчас сидишь в своей ужасной квартире, с непонятными запахами и звуками и голой лампочкой над головой, или в прачечной-автомате (кстати, в наш прогрессивный век не вижу ни одной причины пользоваться прачечной-автоматом; это не модно и не актуально, а просто уныло, вот). Даже не знаю, Эм: ты молода, почти гениальна, и при всем при этом считаешь, что хорошо провести время — значит сходить в прачечную-автомат! Что ж, по-моему, ты заслуживаешь большего. У тебя есть мозги и чувство юмора, ты добрая (даже слишком, если начистоту) и из всех моих знакомых лучше всего соображаешь. И (глоток пива, глубокий вдох…) ты к тому же Очень Красивая Женщина. И (еще глоток) говоря Очень Красивая, я имею в виду и то, что ты сексуальна, хоть мне и немножко неловко, когда я пишу эти строки. Но я не буду ничего зачеркивать из-за того лишь, что называть женщину сексуальной неполиткорректно. Потому что ты сексуальна, и это факт. Ты красотка, Эм, и если бы я мог сделать тебе хоть один подарок в этой жизни, им были бы эти слова. Которые призваны вселить в тебя уверенность. Я бы подарил тебе уверенность в себе. Или ароматическую свечку.
По твоим письмам и нашему разговору после пьесы я также понял, что ты сейчас чувствуешь себя растерянной и не знаешь, как дальше строить свою жизнь; как говорится, «без руля, без весел, без цели». Но это нормально, это ничего, потому что все мы так себя чувствуем в двадцать четыре. Все наше поколение чувствует себя именно так. Я где-то читал об этом: всё потому, что мы никогда не были на войне и слишком много смотрели телик. Но как бы то ни было, те люди, кто знает, где весла и руль, и те, у кого есть цель, все равно страшные зануды, прямоугольные карьеристы вроде долбаной Тилли Киллик или Кэллума О'Нила с его компьютерными технологиями. Лично у меня нет никакого плана. И хотя я знаю, что, по-твоему, моя жизнь устроена, на самом деле это не так; я тоже растерян, просто мне не надо волноваться о пособии по безработице, жилищных льготах, будущем лейбористской партии, о том, где я буду через двадцать лет, и о том, как чувствует себя на свободе Нельсон Мандела.
Пора мне передохнуть перед следующим абзацем, потому что я еще даже не начал. Тебе еще предстоит прочесть о том, что изменит твою жизнь раз и навсегда. Интересно, готова ли ты к такому повороту?
* * *Где-то между туалетами для персонала и кухней Иэн Уайтхед продемонстрировал ей свой комический номер.
— Приходилось ли тебе стоять в супермаркете в очереди к кассе, предназначенной для покупателей, у которых меньше шести покупок? И вот перед тобой стоит бабулька, а у нее в корзинке семь покупок? И ты стоишь, пересчитываешь их и ненавидишь весь мир…
— Ай, карамба, — произнесла Эмма себе под нос, толкая ногой дверь в кухню, где их тут же накрыла волна горячего воздуха, жалящего глаза, едкого и пропитанного острым перцем и теплой хлоркой. Из видавшего виды кассетника разносилась оглушительная музыка в стиле эйсид-хаус, а повара — сомалиец, алжирец и бразилец — снимали крышки с белых пластиковых ведер с полуфабрикатами.
— С добрым утром Бенуа, Кемаль, ола, Хесус, — бодро проговорила Эмма, и повара улыбнулись и дружелюбно кивнули в ответ. Эмма с Иэном переместились к доске для заметок, где висела ламинированная инструкция, в которой указывалось, что делать, если кто-то подавился едой («а на то есть причины»). Рядом висел большой лист бумаги с обтрепавшимися краями — пергаментная карта техасско-мексиканской границы. Эмма постучала по нему пальцем:
— Похоже на карту сокровищ? Что ж, не обольщайся — это всего лишь меню. Никаких сокровищ в нем нет, компадре — всего лишь сорок восемь блюд, и все без исключения являются вариациями на тему основных пяти техасско-мексиканских продуктов. Говяжий фарш с фасолью, сыр, курица и гуакамоле[12]. — Она провела по карте пальцем. — Итак, если двигаться с востока на запад, мы имеем курицу с фасолью под сырной корочкой, курицу с тертым сыром под соусом гуакамоле, гуакамоле с говяжим фаршем, курицей и сыром…
— Понятно, понятно…
— Иногда ради разнообразия добавляется рис или сырой лук, но самое интересное, куда потом кладется вся эта начинка. А тут главное не перепутать, где пшеница, а где кукуруза.
— Пшеница и кукуруза, ясно…
— Кукурузные лепешки — это тако, пшеничные — буррито. Есть и более простой способ отличить одно от другого: если что-то крошится у тебя в руках и жжется, это тако, если хлюпает, разбрызгивая по рукавам красный жир, — значит, перед тобой буррито. Вот, собственно… — она отделила мягкую лепешку от стопки из пятидесяти штук и помахала ей у Иэна перед носом, как мокрой тряпкой, — это буррито. Кладем начинку, обжариваем во фритюре, посыпаем сыром и кладем в гриль, чтобы сыр расплавился: получается энчилада. Тортилья — это тако с начинкой, а если у тебя буррито, куда начинку принято класть самим, мы имеем дело с фахитас.
— А тостада?
— Тостада еще впереди. Не пытайся бежать, прежде чем не научился ходить. Фахитас разносят на вот этих раскаленных сковородках… — Она взяла в руку увесистую чугунную сковороду с рифленым дном, которая словно только что была выкована. — С ними надо поосторожнее — даже не представляешь, сколько раз нам приходилось отдирать эти горячие штуки от посетителей. А те потом еще и чаевые отказываются давать…
