Сирена и Оракул (СИ) - Горожанкин Владимир

Она была…сногсшибательна. Это слово даже близко не описывало того эффекта, который она производила. На ней было длинное вечернее платье глубокого изумрудного цвета, расшитое чем-то сверкающим, что ловило свет и переливалось при каждом движении. Ткань облегала ее фигуру, как вторая кожа, и я снова, как и ночью, не мог не отметить, насколько идеально оно подчеркивало все ее достоинства: невероятно тонкую талию, от которой линия бедер казалась еще более внушительной и соблазнительной, высокую, упругую грудь, которую едва сдерживал смелый вырез. Ее волосы были уложены в сложную высокую прическу, открывающую шею и плечи, а на шее и в ушах сверкали крупные изумруды, идеально гармонирующие с платьем. Макияж был ярким, но безупречным, подчеркивая ее хищные черты лица и делая глаза еще более выразительными.

Она выглядела как королева, сошедшая со страниц глянцевого журнала. Холодная, недоступная, ослепительно красивая и абсолютно уверенная в своей власти над миром. И на мгновение я снова почувствовал тот самый трепет — смесь восхищения, страха и почтительного благоговения. Рядом с ней я, даже в своем дорогом смокинге, чувствовал себя лишь дополнением, фоном для ее великолепия.

Мы вошли внутрь, и меня буквально ослепил блеск. Хрустальные люстры размером с небольшой автомобиль заливали огромный зал светом, отражаясь в мраморных полах, зеркалах в золоченых рамах и бесчисленных бокалах с шампанским. Воздух гудел от приглушенных разговоров, смеха и тихой музыки струнного квартета, игравшего где-то в углу. Это был мир роскоши и власти, мир, бесконечно далекий от моих пыльных архивов и дешевых забегаловок. И посреди всего этого великолепия Сирена чувствовала себя как рыба в воде. Точнее, как акула в аквариуме с золотыми рыбками.

Она мгновенно преобразилась. Легкая улыбка заиграла на ее губах, но глаза оставались холодными и внимательными. Она двигалась по залу с грацией хищницы, кивая знакомым, обмениваясь короткими, остроумными фразами, принимая комплименты своему платью с видом легкой скуки, как будто это было само собой разумеющимся. Люди тянулись к ней, мужчины — с плохо скрываемым вожделением, женщины — со смесью зависти и восхищения. Она была центром внимания, но ее истинная цель оставалась скрытой за маской светской львицы. Ее взгляд скользил по толпе, выискивая нужные фигуры, оценивая обстановку, как генерал перед битвой.

— Вот и наши голубки, — прошептала она мне на ухо, когда мы на мгновение остановились у колонны с бокалами шампанского. Ее дыхание обожгло кожу — мэр Финч у бара, делает вид, что слушает какого-то старика в орденах. А вот и Прайс, у противоположной стены, беседует с сенатором. Обрати внимание на даму рядом с ним. Элеонора Прайс. Выглядит скучающей. И вон там, рядом с Финчем, его вечный помощник, мистер Джонс. Говорят, он любит хороший скотч и склонен к болтливости после третьего стакана.

Я проследил за ее взглядом. Мэр Финч, невысокий, полноватый мужчина с фальшивой улыбкой. Леонард Прайс, высокий, седой, с хищным профилем и глазами-буравчиками. Его жена, Элеонора, действительно выглядела отстраненной — красивая женщина лет пятидесяти, с усталым взглядом и драгоценностями, которые стоили бы больше, чем я заработаю за всю жизнь. Помощник мэра, Джонс, уже явно прикладывался к стакану.

— План такой, — продолжила Сирена так же тихо, ее губы едва шевелились — я займусь Джонсом. Попробую разговорить его, пока он не ушел в полный штопор. А ты… — она окинула меня оценивающим взглядом, и в нем промелькнуло что-то вроде удовлетворения от того, как я выгляжу в смокинге — ты займешь миссис Прайс. Отвлеки ее. Будь милым, очаровательным, сделай пару комплиментов ее платью, ее уму, чему угодно. Твоя молодость и свежее лицо здесь — редкость. Используй это. Не дай ей скучать и не позволяй ей подойти к мужу, пока я не подам знак.

Мое сердце ухнуло куда-то вниз. Отвлечь жену Прайса? Играть роль…кого? Жиголо? Мальчика по вызову для скучающей богатой дамы? Щеки вспыхнули от унижения. Я почувствовал себя пешкой в ее игре, красивой приманкой, которую она без колебаний бросает на растерзание, чтобы достичь своей цели. Это было мерзко. Но стоило мне встретиться с ее холодным, выжидающим взглядом, как все мои протесты умерли, не родившись. В ее глазах не было и тени сомнения или извинения. Это был приказ, и она ожидала беспрекословного подчинения. Вспомнилась прошлая ночь, ее пальцы в моих волосах, ее тихий голос, отдающий команды…я был в ее власти, и сопротивление казалось невозможным, даже смехотворным.

— Понял, — выдавил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Вот и умница, — она едва заметно коснулась моей руки, посылая разряд статического электричества по всему телу — действуй. И постарайся выглядеть так, будто тебе это нравится.

Она развернулась и плавной походкой направилась к бару, где уже перехватила помощника мэра Джонса, одарив его своей самой ослепительной и фальшивой улыбкой.

Сглотнув комок в горле, я поправил бабочку и направился к Элеоноре Прайс. Она стояла в одиночестве у окна, разглядывая сад. Подойти к ней было одним из самых трудных шагов в моей жизни.

— Прошу прощения, — начал я, стараясь придать голосу уверенность, которой не чувствовал — я не мог не заметить, как задумчиво вы смотрите на сад. Наверное, думаете о чем-то прекрасном, раз даже великолепие этого зала не может отвлечь вас?

Она обернулась, слегка удивленно. Ее глаза, уставшие и немного печальные, на мгновение оживились, оценивая меня.

— Скорее о том, как бы сбежать от этого великолепия, молодой человек, — ответила она с легкой иронией — здесь ужасно душно.

— Позвольте представиться, Артур Морган, — я слегка кивнул — и я вас понимаю. Иногда самая красивая клетка остается клеткой. Но даже в клетке можно найти приятного собеседника. Например, я заметил, что цвет вашего платья удивительно гармонирует с этими редкими ночными фиалками в саду.

Я нес какую-то чушь, но, к моему удивлению, она улыбнулась — на этот раз искренне. Возможно, ей действительно было скучно. Возможно, комплимент был удачным. Или, как и предсказывала Сирена, мое относительно молодое лицо на фоне всех этих стареющих магнатов и политиков было приятным разнообразием.

— Артур Морган, — повторила она — вы явно не из этого круга. Слишком…искренний комплимент. Я Элеонора Прайс.

Мы разговорились. Я рассказывал какие-то полувыдуманные истории, внимательно слушал ее жалобы на мужа, который вечно занят делами, восхищался ее познаниями в искусстве (оказалось, она действительно курирует этот фонд). Я играл роль очарованного молодого человека, и, к своему ужасу и отвращению, понимал, что у меня получается. Она смеялась над моими шутками, касалась моей руки, ее глаза теплели. Я чувствовал себя последним подонком, используя эту несчастную, одинокую женщину, но приказ Сирены был превыше всего. Краем глаза я видел, как она стоит рядом с Хендерсоном, который что-то оживленно ей рассказывал, жестикулируя стаканом. Сирена внимательно слушала, кивала, иногда вставляла короткие реплики, и ее хищные глаза не упускали ни одной детали. Игра продолжалась.

Я продолжал играть свою роль, поддерживая легкий, непринужденный разговор с Элеонорой Прайс. Я говорил комплименты, задавал вопросы о ее увлечениях, внимательно слушал ответы, хотя внутри все сжималось от фальши и чувства собственной низости. Время от времени мой взгляд невольно возвращался к главным фигурам этого вечера — мэру Финчу и ее мужу, Леонарду Прайсу. Они теперь стояли недалеко друг от друга, в окружении нескольких человек, и вели светскую беседу. Внешне все было безупречно — улыбки, вежливые кивки, респектабельные позы. Но я, наученный Сиреной замечать детали, видел напряжение. Оно сквозило в том, как крепко Прайс сжимал свой бокал, в едва заметной складке у рта мэра, в их слишком пристальных, оценивающих взглядах, которыми они обменивались, думая, что никто не видит. Что-то незримое витало между ними — недоверие, возможно, скрытая вражда, тщательно замаскированная под деловое партнерство.