Заложница. Теперь ты моя (СИ) - Фелье Филиппа

Подношу мокрую повязку к ее лицу.

— Не надо, пожалуйста! — От умоляющего взгляда сжалось сердце.

— Я выведу тебя наверх, но ты не должна видеть. — Разъясняю, как маленькой девочке. Мне нужно провести ее мимо машины, чтоб она не запомнила номер и марку. Хотя, она ведь видела мое лицо, и знает мое имя, но все же.

Кивнула, закрыла глаза и замерла. Повязка вновь на месте. Беру ее за руку и веду за собой к двери из подвала.

— Здесь восемь ступеней. — Предупреждаю ее.

Кивает.

Медленно иду впереди, поддерживая ее за руку. Взгляд падает на белые босые ступни. Какой же я идиот! Бетонный пол наверняка ледяной!

— Прости, — шепчу на ушко, от чего она вздрагивает, а я подхватываю ее на руки.

Охает от неожиданности, но обвивает мою шею руками. Дрожит, то ли от страха, но ли от холода, то ли от обоих. А у меня на душе погано и мерзко от самого себя. Что я наделал? Она не виновата в грехах отца. Почему я решил, что она необходимая жертва?

Заношу Эми в дом и опускаю босые ступни на палас в коридоре. Будто мы молодожены. Представляю Эмили в белом платье. Ей пойдет. Но вряд ли нас ждет такое будущее.

Пол в доме теплый, можно не волноваться, что простынет. Беру хрупкую ладошку и веду за собой.

— Уже можно снять? — касается повязки на глазах.

— Еще нет. — Останавливаю ее.

Не время. Хочу ее в этой повязке.

Останавливаюсь на верхней ступени лестницы на второй этаж, жду пока она поднимется на ощупь. Дышит часто, будто пробежала стометровку, явно взволнована, но не боится или храбрится.

Подвожу мою Эми к кровати. Она здесь большая, два на два, мягкая. Разворачиваю ее спиной к постели и снимаю мокрую одежду. Придавливаю на плечи, заставляя сесть. Послушно выполняет. Нависаю над ней, а член уже готов порвать штаны. Откидывается на матрас, разметав рыжие волосы. Ей невероятно идет этот огненный цвет.

Хочешь так? Хорошо.

Опускаюсь на пол, становлюсь на колени, беру ее бедра и резко притягиваю к себе, заставив чуть свесить попку. Охает, хватается за повязку, но мне уже плевать. Нахожу чувствительное место, кружу возле него и мягко надавливаю языком на самый центр. Сминает простыни в ладошках, выгибается, сладко стонет, от чего у меня едет крыша.

Моя сладкая! Моя любимая девочка!

Замираю и отстраняюсь. Разглядываю часто вздымающуюся грудь, трепещущие алые губы, почти алые длинные волосы, белоснежную до синевы кожу.

«А ведь правда, я люблю ее. Люблю».

Сердце сбивается с ритма от этого слова.

Эми пытается восстановить дыхание, придерживая, но не снимая повязку с глаз.

Спускаю штаны и натягиваю ее на себя, поддерживая за ягодицы. Попка у нее хорошая, круглая, упругая. Так и просится отшлепать, как нашкодившую девчонку.

Люблю!

С этой мыслью вколачиваюсь в нее до упора. Извивается, сладко стонет, ей нравится, и я схожу с ума! Мне мало ее! Даже когда кончаю вновь хочу. Но сейчас хочу подольше, поэтому сдерживаюсь. Обвожу языком твердые соски, по очереди еле ощутимо прикусывая. Вздрагивает от удовольствия, стонет, извивается. Жаждет движения внутри.

Медленно выхожу, оставляя в ней головку и резко вставляю. Охает. Как же сладко!

Отрываюсь от груди, наращиваю темп. Еще немного и я кончу! Как же она прекрасна! Хочу продлить эту пытку, замедляюсь, поглаживаю вход рядом со своим членом. Это еще сильнее возбуждает, хочется сорваться и затрахать ее до потери сознания, но я останавливаюсь и вхожу в нее пальцем. Чувствую тугую стенку и собственный пульсирующий член. Так я точно скоро кончу.

— Что ты делаешь со мной?! — Восклицает в восторге. — Ах! Да!

Извлекаю палец, весь в ее смазке, хватаю за задницу и быстро трахаю, проникая все глубже. Еще чуть-чуть. Давай, милая, я чувствую, что ты хочешь кончить. Она сдавливает меня все сильнее. Кладу большой палец на клитор, добавляя ей удовольствия. Стенки вокруг члена часто сокращаются. Она дрожит от оргазма, но я ведь еще не закончил. Продолжаю движения. Хочу ее еще! Извергаюсь в нее, долго, пульсирующе. Мое тело словно электрическим разрядом сотрясает. Это лучшее, что когда-либо было со мной.

Падаю на постель рядом с ней. Снимает повязку, смотрит на меня затуманенным взглядом и… обнимает, запуская табун мурашек по моей спине. Член дергается, вновь готовый к продолжению, но нет, не сейчас. Ей нужно в ванную и уборную, тепло одеться и поесть. Остальное потом.

Сердце выпрыгивает из груди.

«Люблю ее. Люблю!»

Глава 20

Эмили

Я его больше не боюсь.

В первый день и потом, когда была прикована к стулу, боялась, но теперь нет.

Мы лежим настолько близко, что сердце замирает. Боюсь потревожить его сон, но так хочется прикоснуться, что нет сил терпеть.

«Это неправильно».

«Так не должно быть».

«Я сошла с ума!»

Но он мне нравится. Итан мне нравится.

Открытие шокирует. Я словно теряю опору и падаю в пропасть. Но я знаю, что он меня поймает, спасет и защитит. Почему я так уверена, этому ведь нет логического объяснения или доказательств? Просто верю. Знаю, что так и будет.

«Итан хороший», — от этой мысли сердце сжимает словно в тисках. — «Он не хотел делать все эти ужасные вещи со мной. Он добрый».

Я чувствую его доброту, его тепло и его боль. Боль от потери родных. Горе, которое убивает, выедает изнутри как серная кислота. Разрушает.

Кто он для меня? Похититель, мучитель, защитник… Тот, к кому рвется мое сердце и этому нет объяснения и нет причин. Просто, мне кажется, что у нас одна душа на двоих.

«Может быть это стокгольмский синдром и все эти чувства ничто иное, как защитная реакция?»

Сейчас, когда глажу его, спящего рядом со мной, любуюсь чертами лица и густыми ресницами, сердце радостно трепещет. Приятное щемящее чувство разливается в груди, и я совершенно не хочу возвращаться домой.

Не хочу видеть папу. Он врал мне о смерти мамы. Клялся, что не имеет к этому никакого отношения, что произошедшая авария всего лишь несчастный случай. Врал, глядя мне в глаза. Бесстыдно. Беззастенчиво. Нагло.

«Да как он мог!»

Мачеха меня не любит, хотя пытается изображать заботу. А братик ни в чем не виноват, даже в своем отношении ко мне, ведь его так воспитывают — не любить меня.

Внезапно понимаю, я хочу, чтобы план Итана увенчался успехом. Отец должен ответить за все. За маму. За родных Итана. И за всех остальных. Сколько же жизней погубил родной мой человек? Сколько? Как жить с этим дальше?

Глупо и по-детски, но я хочу остаться тут. Рядом с Итаном. Сейчас он спит, но, когда нет, его глаза такие добрые и в них столько боли, скрываемой, сдерживаемой, что мое сердце разрывается. Не представляю, что сделала бы я, окажись в его ситуации.

Этой ночью мы спим в доме, в тепле и уюте, на огромной мягкой кровати. Такой даже у меня дома нет. Несмотря ни на что мне здесь нравится. Да, есть неприятные воспоминания, но… не могу объяснить.

«Может я сошла с ума? Нормальные люди попытались бы сбежать, а я совершенно не хочу этого делать. Не хочу бросать его, хотя вот она, свобода, рядом. Руку протяни».

Я могу спуститься с гараж. Да, Итан завязал мне глаза, но запахи я чувствую и прекрасно знаю, как пахнет автомобиль. Могу украсть машину и уехать, но не хочу.

Понимаю, что расставание неизбежно. Мне придется вернуться домой рано или поздно. Вот только как? И, главное, зачем? Судя по всему, папе я не нужна. Мачехе и подавно даром не сдалась, у нее свой любимый ребенок. Она только рада будет избавиться от меня. Кажется, этому рад даже отец.

На глаза наворачиваются непрошенные слезы.

Вот так внезапно понять, что ты гораздо более ценен для похитителя, чем для родного человека, это больно. Папа до сих пор не прислал своих людей за мной и не выполнил требований похитителя. Сколько я уже здесь? Два дня? Три? Папе плевать.

А ведь он видел, что со мной делал похититель. Наверняка смотрел видео. Но никаких действий не предпринял, что говорит само за себя. И, хоть я изолирована от всего мира и информации, мне кажется, что никто меня не ищет. Иначе, Итан не был бы так спокоен.