Гриндер (ЛП) - Уиски Саманта

Я с трудом сглотнула, ее тон был почти идентичен «хоккейным зайкам», которые язвили по поводу того что я в доме Гейджа только в качестве няни для Летти. Для этих женщин не имело значения, что я ходила на каждую игру, поддерживала Гейджа как на льду, так и вне его, и что я заботилась о его дочери. Имело значение, только то, что на моем безымянном пальце отсутствовал огромный бриллиант. Или — потому что по какой-то причине они относились к «хоккейным зайкам» лучше, чем к случайным прохожим, — я не трахалась с ним.

Не мое решение. Будь у меня такая возможность, я бы взобралась на него в прачечной быстрее, чем множество женщин, стоящих в очереди, и меня бы потом не выставили из дома на следующее утро. Я бы просто-напросто вернулась в свою комнату и…

О Боже. Гейдж был прав. Ставки были невероятно высоки, если бы мы пересекли эту черту, так как я этого хотела. Что, если все пойдет наперекосяк? Как я смогла бы продолжать жить в его доме, растить его дочь и наблюдать, как он возвращается к привычному сексу на одну ночь, который у него был?

— Она просто няня, ― сказала жена номер два, останавливая мои мучения. ― Гейдж все еще свободен. ― Она подмигнула симпатичной девушке, — она же «хоккейная зайка» — рыжеволосой, чей цвет определенно был из салона. Она облизнула губы, ее глаза следили за Гейджем, когда он мчался за игроком на льду.

Вспышки ревности, которая обожгла мои внутренности, было достаточно, чтобы заставить меня отвернуться и держать рот на замке. Я хотела заявить на него свои права — точно так же, как владела его ртом, когда он прижимал меня к стиральной машине, — но не знала, что, черт возьми, мы делали. Он поцеловал меня так, словно хотел поставить на мне свое клеймо, и, черт возьми, мужчина явно уже это сделал, но его слова…

Я судорожно втянула воздух, отчаянно желая обрести хоть какое-то равновесие. На самом деле не имело значения, что думают обо мне жены или хоккейные зайки. Что имело значение, так это то, чтобы они не распространяли свое негативное дерьмо вокруг Летти. Я поцеловала ее в холодную щеку.

— Хочешь выпить немного горячего шоколада? ― спросила я. Она подпрыгивала вверх-вниз у меня на коленях, но конфликт в ее глазах был очевиден, когда она уставилась на Гейджа. ― Мы сделаем это очень быстро, я обещаю.

— Ладно, пошли быстрее!

Она вскочила на ноги, а потом взяла меня за руку, пока мы спускались с трибун.

Менее чем через пять минут, вооружившись одним средним горячим шоколадом и одной коробкой мармеладных мишек, потому что я не могу устоять перед ее умоляющими голубыми глазами, такими же, как у ее папочки, мы заняли новые места подальше от тех женщин, на несколько рядов ближе ко льду в семейном секторе.

Мы делили глотки восхитительной теплой жидкости после того, как она остыла, и Летти хлопала Гейджу каждый раз, когда он проезжал мимо. Это было восхитительно, и я почувствовала облегчение от того, что ее уши больше не были подвержены сплетням, которые эти женщины распространяли хуже, чем старшеклассницы. Как бы сильно я ни любила эту игру и любила наблюдать за его игрой, я ненавидела клишированность за ее пределами.

— Папа! Папа! ― Летти захихикала, крича во всю силу своих легких, когда Гейдж впечатал другого игрока в стену. Игрок развернулся и замахнулся на Гейджа, который уклонился от этой попытки и быстро нанес ответный удар.

— Макферсон! Двухминутный штраф за ненужную грубость! ― выкрикнул судья.

Руки Гейджа взлетели в воздух, явно не соглашаясь с дерьмовым решением, но он все равно откатился к штрафникам. Сорвал с себя шлем, встряхнул потными волосами и бросил на нас быстрый взгляд.

Летти помахала ему с таким энтузиазмом, что он не смог удержаться от улыбки. Даже в разгар предсезонного матча, когда он впервые вышел на лед на официальном уровне после травмы, да еще и в штрафной, мужчина все равно не смог устоять перед своей дочерью.

Мое сердце наполнилось любовью, которая сияла в его глазах. Это заводило меня почти так же сильно, как наблюдение за тем, как он доминирует на льду, катается на коньках со скоростью, которой я никогда не достигну, поражает мужчин с силой грузовика, используя свою силу всеми правильными способами. Я поерзала на своем месте, мои трусики практически горели, болезненность между бедер была такой сильной, что почти причиняла боль.

Мне почти удалось снова ощутить его вкус, и инцидент в прачечной показался мне самой большой насмешкой в истории насмешек.

Его глаза встретились с моими, и у меня перехватило дыхание. Они переключились с чистой любви и обожания к его дочери на неконтролируемый, неоспоримый взгляд желания.

У меня потекли слюнки, и воздух вернулся в легкие, когда он снова надел шлем и бросился обратно на лед. С каждым толчком его коньков, каждым сильным скольжением, каждой остановкой соперника моя боль по нему усиливалась еще больше.

Еще один противник упал, и в моей голове промелькнуло видение Гейджа, прижимающего меня к стене, его руки свободно перемещаются, в то время как мои связаны. Гейдж резко остановился, чтобы быстро сменить направление, и образ езды на нем, в то время как я беру под контроль человека, которого невозможно удержать на льду, посылает теплые мурашки по моему сердцу.

Клюшка, воткнутая в нужное место в абсолютно неподходящее время, отправила Гейджа на лед с тошнотворным треском. Я вскочила на ноги, Летти прижалась к моему бедру, и мое сердце остановилось — все непристойные фантазии испарились. Я затаила дыхание.

Пожалуйста, встань. Вставай. Он тяжело приземлился на плечо.

О Боже. Что, если ему снова нанесли травму? Мои легкие горели, сердце колотилось о ребра.

Семь мучительных секунд спустя он встал, схватил клюшку и покатился быстрее, чем когда-либо, чтобы догнать мудака, который сделал этот ход.

Он был в порядке.

Облегчение, снявшее напряжение с моей груди, заставило лампочку зажечься в моем мозгу.

Я хотела Гейджа. Не только на мне или внутри меня… но и рядом со мной.

Я хотела его за завтраком и ужином. На экскурсии в зоопарк и в клубе. Я хотела его всего целиком.

Черт. Я влюблялась в него.

Тот самый парень, который пек со мной пироги из грязи на заднем дворе, загородного дома своей матери. Тот самый ребенок, который дергал меня за косы и кидал в меня ящерицами, просто чтобы услышать, как я кричу. Тот, кто научил меня ездить верхом и кто навещал меня каждый день после того, как я упала и сломала локоть, когда мне было двенадцать. Он приносил мне книги и печенье «Орео».

Святой ад. Может быть, я все это время влюблялась в него.

Я посмотрела на Летти, мое сердце переполнилось осознанием, потому что я уже испытывала к ней столько любви, что не знала, смогу ли вместить в него еще больше.

Гейдж пронесся мимо с быстротой молнии, и мой желудок перевернулся.

Я хотела попробовать быть с ним, несмотря на риск.

Но мне придется убедить его, а убедить Гейджа сделать что-то, на что он еще не решился, было сложнее, чем заставить Летти есть зеленую фасоль.

***

Глаза Летти были едва открыты, когда я пристегивала ее к автокреслу после игры. Гейдж бросил свои вещи на заднее сиденье машины, прежде чем подойти ко мне сзади и взглянуть на нее. Она мягко улыбнулась ему, прежде чем ее глаза полностью закрылись.

Гейдж стоял так близко, что я чувствовала его запах — как лед на катке и свежий чистый аромат его средства для умывания — и я повернулась к нему.

— Сыграл в одну адскую игру.

Он сжал губы и кивнул.

Я протянула руку и слегка провела по мышцам его плеча и ключицы, чуть выше хлопковой рубашки.

— Как ты себя чувствуешь?

Он зажмурился, когда я немного надавила на его плечо пальцами.

— Хорошо, ― сказал он низким и грубым голосом. Он снова открыл глаза, голубизна в них горела огнем.

Я шагнула ближе к нему, моя грудь коснулась его.

— Ты уверен? Некоторые из ударов выглядели сильными.