Предатель Ты врал мне годами (СИ) - Арская Арина

Романовича. — Очень интересная встреча получилась.

Они с Богданом похожи. Только у его отца больше морщин и волосы почти все поседели, но вот эта агрессивная сильная порода чувствуется и в седине.

Я не знаю, чего ждала от Алексея Романовича, но не того, что он только вскинетбровь и медленно отставит чашку с кофе на стол:

— Вот как.

— И все? — обескураженно спрашиваю я.

— А чего ты ждешь? — вздыхает.

Я растерянно моргаю.

Кажется, я зря пришла.

— Вы мне... лгали, — неуверенно говорю я и чувствую себя дурой под усталым и снисходительным взглядом свекра. — Вы и Богдан... — я замолкаю и через секунду продолжаю,

— зачем?

— Затем, что это было правильно.

— Нет.

— Неубедительно.

Я опять моргаю. Прохожу к креслу перед столом свекра, и медленно опускаюсь в него:

— У вас никакой совести...

— Я бы был на твоем месте поосторожнее в словах, Любовь, — вновь поднимает чашку у к губам.

— Ты же знаешь, я не люблю оскорбления.

— Это не оскорбление, это констатация факта.

Делает глоток и немного прищуривается на меня, и я, как в юности, теряюсь под, этим сканирующим и оценивающим взглядом, но я уже не восемнадцатилетняя соплячка.

— Я знаю, что я вам никогда не нравилась, — тихо смеюсь, чтобы скрыть свою неуверенность, —

но обманывать меня... покрывать сына...

— А кого мне еще покрывать? — Алексей Романович хмыкает. — Например... —задумчиво тянет и насмешливо предлагает, — твоего отца?

— Что? При чем тут мой отец?

Алексей Романович откидывается назад на высокую спинку кресла и делает вновь глоток, который долго смакует.

— Дело не в том, что ты мне не нравилась, — Алексей Романович пожимает плечами, — мне не нравилась твоя семья, Люба.

— У меня хорошая семья...

Становится липкой и холодно. Я пришла говорить не о мама и папе, а о Богдане и его внебрачной дочери.

— Нет, — Алексей Романович расплывается в улыбке. — Вы были по уши в долгах, Люба, но у твоего отца была суперспособность играть на публику богатого и обеспеченного человека, но долги росли и росли... — теперь смеется Алексей Романович, — а еще он был заядлым игроком.

Все верил, что однажды отыграется.

— Это неправда.

— у меня вспотели ладони. Я прижимаю их к бедрам. — Какие глупости.

— Ты была из семьи игромана и мужика с большими долгами, Люба, — голос Алексея Романовича становится хлестким, как плеть, — и эти долги потом закрывал я, но... — поднимает указательный палец вверх, — все эти деньги Богдан обязался мне вернуть.

— Что?

— Он дал мне слово, что все деньги, которые я потрачу на то, чтобы вытащить твоего отца из дерьма, он мне вернет, — Алексей Романович покачивается в кресле, продолжая снисходительно глядеть на меня, — а еще пообещал, что он приумножит капитал нашего бизнеса, расширит его...

Докажет мне, что он тот мужик, который достоин сам выбирать, с кем вступать в брак. И он выполнил свои обещания, — Алексей Романович вновь на меня прищуривается, — однако, Люба, если мой сын тогда был воодушевлен юностью и верой в лучшее, то я — нет.

— О чем речь? — сжимаю ладони в кулак

— У твоей семьи ничего своего нет, — Алексей Романович не моргает. — И их, по сути, содержит твой муж.

— Но как же... Это неправда... У отца бизнес...

— Который давно стал крошечной частью моего, — Алексей Романович не спускает с меня взгляда. — Он лишь играет роль босса за зарплату, а на деле, усмехается, — чмо, которое рыдал у меня в ногах, умоляя о помощи.

— жестоко

Прижимаю ладонь к животу, широко распахнув глаза:

— Вы лжете.

— При разводе, Люба, если ты и получишь что-то, то только то, что решит тебе отдавить Богдан, —

Алексей Романович делает очередной глоток кофе. — Еще одним из моих условий вашего брака было то, что он преумножает, расширяет и делает бабки только под моим именем.

Я медленно и судорожно выдыхаю, а Алексей Романович подается в мою сторону:

— Я не тот человек, который рискует деньгами ради подростковой любви и верит в “жили долго и счастливо”. И как видишь, я оказался прав.

Глава 23. Принцесса

Я сижу в холодном шоке, а Алексей Романович смотрит на меня с меланхолией старого хищника:

— Раз у нас тут развод намечается, то надо притормозить с передачей Богдану, —похлопывает по подлокотнику кресла и смеется, — всего того, что я нажил за эти годы. Подождем, когда у меня на столе будет лежать свидетельство о расторжении вашего брака.

Я один раз медленно моргаю.

— Каждый раз удивляюсь тому, как некоторые ситуации происходят вовремя, —усмехается и прищуривается на меня. — Наконец, собирался на пенсию, Люба, а тут ты.

— Я с вашим сыном не из-за денег...

— Конечно, — хмыкает он, — но жила на широкую ногу. Дом с домработницей, няни, водители, садовники... — задумывается и продолжает, — личный шеф-повар, который учил тебя готовить высокую кухню, потому что ты хотела удивлять всех вокруг кулинарными талантами... ммм...

массажисты, личные тренера по пилатесу, йоге, преподователь по рисованию... Дальше мне лень перечислять, поэтому сразу задам некрасивый вопрос. Кто всю эту радость оплачивал? Богдан. Ты не была простой бабой, у которой три работы, кредиты и застиранные дырявые трусы.

— Хватит! — повышаю я голос и прижимаю ладонь к животу. Сильный пинок.

Понижаю голос, — мне ничего от вас не надо.

Алексей Романович улыбается шире, и мне стыдно признаться, что мне сейчас не хватает Богдана, при котором его отцом ни разу такие темы не были подняты.

Я была его принцессой, которая всегда за ним пряталась, а сейчас я... Кто я сейчас? Точно не принцесса, но зато я теперь знаю, почему Алексей Романович был против в меня в роли невестки.

От моей семьи он ничего не получил. Я была убыточным проектом, который вытянул лишь Богдан на своем упрямстве и желании доказать отцу, что он и долги отдаст, и семейные деньги преумножит.

— Так поют лишь птички, которые никогда сами не работали и не знают цену деньгам, — Алексей

Романович смеется. — Песенка, признаюсь, гордая и трогательная, но... допустим, Люба, тебе ничего не надо, но твоему отцу... Он же бы вцепился в эту возможность поиметь с нашей семьи.

— Не смейте...

— Посмею! — гаркает Алексей Романович и бьет кулаком по столу. — Посмею, Люба! Ты пришла сюда за тем, чтобы вылить на моего сына грязь, какой он мерзавец?! Не по адресу! Сколько раз мы с ним вытаскивали твоего папашу из казино?! Сколько раз его жопу прикрывали?! Он ведь семья! Мы же породнились!

Его проблемы теперь наши проблемы! И да, — его голос становится громче, — он первый побежит к адвокатам, чтобы якобы отвоевать дочуркину долю, — его лицо кривится, — а, может...

Я аж задерживаю дыханию под острым взглядом, в котором много ненависти и злости:

— А, может, мне не стоило говорить о том, что Богдан сейчас ничем не владеет? М?

Чтобы потом понаблюдать за этой возней, в которой твой папочка попытается отжать у бывшего зятька то, что якобы причитается его дочери, — щурится так сильно, что его глаза походят на две тонкие щелки, — а насчет внебрачной дочери,

Люба... — усмехается, — я так скажу... — вновь откидывается назад на спинку кресла и опять покачивается, — в моем завещании будут только официальные внуки.

Вот что имел в виду Богдан под словами, что пора взрослеть?

Что пора открыть глаза и узнать правду не только о нем, но и об отце, который тоже все эти годы лишь играл роль уважаемого предпринимателя средней руки?

Не верю.

Алексей Романович лишь пытается меня запугать и забить в угол, чтобы я и недумала уходить от его сына, от милости которого слишком многое зависит.

— Да, я был против вашего брака и теперь, — Алексей Романович буравит меня черным и неприязненным взглядом, — будь у меня возможность вернуться назад, я бы настоял на том, что вам с Богданом не по пути. Потому что... потому что в тебе нет верности нашей семье.