Развод. Не бывшие (СИ) - Черно Адалин

— Нет. Едем в “Сферу”.

Там расположен детский развлекательный центр, в котором сейчас находится Елена с детьми. Несмотря на то, что папа оборудовал дом так, что там есть свой детский центр, я все же хочу, чтобы мальчики социализировались, ведь им скоро в школу. Пока мы жили в Таиланде, у них не было возможности общаться со сверстниками, и сейчас я часто улавливаю с их стороны неловкость при общении с детьми.

По пути в торговый центр несколько раз набираю Елену, но она почему-то не отвечает. Видимо, в детском центре довольно шумно, и она попросту не слышит.

— Добрый день, вы с ребенком? — спрашивает милая администратор на входе.

— Мои дети уже внутри. Вместе с няней.

— В таком случае вам нужно заплатить за взрослый билет.

— Да, конечно.

Оплатив билет и получив свой пропускной браслет, захожу внутрь. Несмотря на то, что сегодня будний день и еще только обед, здесь довольно много детей и их родителей или нянь. Для удобства детский центр разделен на несколько зон. Для подростков установлены специальные кресла-мешки с большими плазменными экранами и приставками. Для детей помладше есть интерактивная зона, где можно рисовать, танцевать, участвовать в конкурсах. Чуть дальше я замечаю большие батуты, зону картинга, где могут отдыхать дети разных возрастов. Здесь буквально не протолкнуться, а Елена так и не отвечает.

Я безнадежно осматриваюсь по сторонам и уже решаю, что подожду няню с детьми у выхода, как мой взгляд цепляется за знакомую широкую спину и затылок с коротким ежиком волос. Сместив взгляд чуть в сторону, замечаю и своих мальчишек. Матвея, активно разговаривающего с Динаром. И Давида, шаркающего ножкой чуть в стороне. Он словно… не решается подойти к отцу.

Не проходит и минуты, как я, устремившись было в их сторону, останавливаюсь на одном месте и просто наблюдаю. Не знаю почему. Наверное, все это время мне нужно было подтверждение, что детям Динар не нужен. Что они давно его забыли и не нуждаются в нем, но то, как доверительно Матвей вкладывает свою хрупкую ладошку в большую ладонь Динара, говорит об обратном. Да и Давид делает шаг, еще один и еще, прежде чем оказаться в объятиях отца.

Я столько раз могу винить Елену, могу сыпать проклятиями и говорить, что во всем виноват ее непрофессионализм. Уверена, она получила от отца инструкции не подпускать к детями Динара, и здесь, в большом детском центре, где есть охрана, это можно было бы сделать с легкостью, но она… Господи, да она ведь послана Динаром работать к нам! Почему-то я в этом сейчас уверена, потому что Елена стоит рядом. Молча держит на руках Надю и, кажется, даже плачет, глядя на воссоединение отца и сыновей.

Я и сама нахожусь на грани. Стою, не в силах отвести взгляда от мальчишек. И от Динара, которому, как мне казалось, вовсе не нужны дети. Я не могу видеть его лица, но вижу трясущуюся руку, которой он гладит сына по пухлой щеке. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем он поднялся на ноги. Я решаю, что вот сейчас он обязательно должен уйти, но вместо этого он подходит к Елене. Уверена, что не к ней, а к Наде, которая, завидев большого и сильного мужчину, тут же прячет лицо на плече няни, а уже через минуту поворачивается, чтобы повторить все снова.

Она очень смущается чужих людей, а мужчин так и вовсе боится. К Давиду Надя так и не смогла привыкнуть, хоть и видела его довольно часто. Впрочем, и с Динаром не получается. Он упрашивает ее пойти к нему на руки, но дочка ни в какую не соглашается. Смотрит на него испуганными глазами и крепко держится за няню, а в какой-то момент и вовсе начинает истошно плакать. Только подойдя ближе, я замечаю, что Динар к ней прикоснулся. Просто взял за ручку чуть выше локтя, и она разревелась.

Мое материнское сердце не выносит этого плача. Оно рвется на части, но еще сильнее оно заходится, когда Динар, словно почувствовав мое присутствие, оборачивается. Столько боли вперемешку со злостью я никогда в его взгляде не видела. Именно ими он сносит меня, когда, подойдя ближе, говорит:

— Неужели я был настолько плохим мужем, что ты забрала у меня дочь, Ясмин? Неужели я не заслуживаю брать ее на руки без истошных криков?

Он, скрипя зубами, ждет моего ответа, а я, оцепенев, не знаю, что ему сказать, потому что совсем не чувствую себя виноватой. Он отнял у меня мою жизнь, мое счастье и веру в светлое. Все то, чем я жила все шесть лет нашего брака. Он растоптал меня морально изменой, свидетелем которой я стала. И продолжает это делать, беспрепятственно встречаясь с другими женщинами, теперь уже у меня на глазах, будто пытаясь сказать, что вот он я, и у меня все прекрасно даже без тебя.

Глава 20

Динар

— А я, Динар? Разве я была плохой женой? — отвечает с усмешкой. — Что, по-твоему, я делала не так? Не красилась, как другие женщины? Не надевала красивых платьев и не ходила с тобой на приемы? Я воспитывала детей, Динар. Я хотела их воспитывать и быть рядом с ними. Мне было неинтересно на твоих приемах.

Она собирается сказать что-то еще, но пятится назад, едва заметно мотая головой. Останавливает себя.

Каждое ее слово острой стрелой вонзается в сердце, потому что не было ни дня, когда я не корил себя за измену. За то, что не удержался. И за то, что потом вместо того, чтобы упасть на колени и молить о прощении, перевел стрелки на нее. Посмел сказать о том, как она одевается, упрекнуть в невнимании, когда этого самого внимания было более чем достаточно.

Я бесчисленное количество раз могу оправдывать себя тем, что Ясмин была ко мне холодной, но если быть откровенным хотя бы с собой, она такой не была ни разу. Ждала меня с работы домой, готовила вкусные завтраки, покупала эротичное белье. Так чего же, черт возьми, мне не хватало? Почему, только увидев тогда Карину, я словно мгновенно отупел? Захотел ее настолько сильно, что потом не смог отказать себе в возможности взять ее на работу.

Даже здесь я поначалу оправдывался тем, что Романов бы меня не понял. Он уступил секретаршу, а я ее не принял на работу, но если быть откровенно честным — я хотел, чтобы Карина у меня работала. Я хотел ее хотя бы видеть. А потом… потом я просто ее хотел. Днем и ночью думал о том, как закину ее ноги к себе на плечи и выебу.

Без чувств, без эмоций. Просто секс, просто влечение, которое не должно было перерасти в развод с женщиной, которую я по-настоящему люблю.

— Прости меня.

Ясмин дергается, словно от пощечины. Я отчетливо вижу, как в уголках ее глаз собирается влага и как старательно и быстро она ее смаргивает. Сцепляет зубы, решительно задирает голову вверх и машет головой.

— Слишком поздно для извинений, Динар.

Равнодушный тон, легкая ухмылка, холодный взгляд. У меня такое ощущение, будто меня отхлестали по щекам. Мне казалось, что хуже быть уже не может. Что упасть ниже, чем я уже упал, невозможно, но я ошибался. Оказывается, я ни разу не извинился за измену. Вместо того, чтобы умолять меня простить, перебросил груз вины на Ясмин. Переложил с больной головы на здоровую.

Да и потом…

Потом я злился за то, что она уехала с Давидом. Я знал, конечно, что они встречались, об этом сплетничали в университете, насмехались. Я знал о ее связи с водителем отца, но не придавал этому значения, когда заполучил Ясмин. Когда она предпочла меня какому-то водителю, когда сбежала со мной от отца.

Мне льстило, что такая девочка, как она, обратила на меня внимание, согласилась выйти замуж и родила детей. Я хотел сделать для нее все, что было в моих силах. И я делал. Делал то, что мне казалось важным. Только вот Ясмин, кажется, и не нужно было это все. Не нужны были мешки с деньгами, самый дорогой отпуск, лакшери автомобили и снобские приемы. Ей нужно было семейное счастье и муж, который не мечтал присунуть свой член другой женщине.

Заливистый плач, который я успел выучить за несколько минут, проведенных рядом с дочерью, раздается снова. Шагнув в их сторону, останавливаюсь. Вижу, как Ясмин берет на руки Надю, которая раскричалась, чтобы мама поскорее взяла ее на руки. Вижу, как обступили Ясмин сыновья, наперебой рассказывая ей что-то непременно для них важное.