Измена. Боль моего сердца (СИ) - Янова Екатерина

То моё тело было настолько неприглядно, что я не захотела смотреть на него. Появилось желание бежать отсюда…

И меня снова вытолкнуло, на этот раз куда-то вверх…

Здесь вокруг всё было белым, как в плотном тумане. Но с одной стороны пелена была менее плотной. С удивлением я увидела свою бабушку. Она сидела у своего деревенского забора на любимой лавочке и щёлкала семечки.

– Внуча, – заулыбалась она приветливо. – Иди, посиди с бабкой, а то скучно мне.

Я присела на край лавочки, с удивлением отмечая, что бабушка умерла, когда я была совсем ребёнком. А сейчас я совсем большая, а мы с ней сидим на лавочке у дома, который давно снесли.

– Ба, – спросила я. – А дома ведь нет уже… А лавочка есть?

– Как нет, – заулыбалась бабуля. – А эт что?

Я обернулась вместе с ней и увидела тот самый дом, который помню больше по фотографиям.

– Ты Клавке-то передай, – это мама моя, – чтобы на кладбище берёзу вырубила. У меня на неё аллергия. Ну её, – кривится бабуля.

– Ба…, – вдруг впервые доходит до меня мысль, что раз я здесь, значит, я уже умерла? – А как же я передам…

– Вот так, – продолжает бабушка небрежно щёлкать семечки, – сейчас посидим с тобой и разойдёмся. Я к себе, а ты к себе.

– А к себе, это куда? – спрашиваю растерянно.

– Ждуть тебя там, – неопределённо взмахивает рукой. – Ты сына хотела? – смотрит внимательно с прищуром.

– Да, очень, – замирает в груди от бабушкиных слов.

Точно! Сын! Как я могла забыть о нём?

– Во-от, ради него тебя возвращают. Рано тебе ещё к нам, успеется. Иди! – взмахивает властно рукой. – И Клавке не забудь про берёзу передать.

– Хорошо, – киваю, встаю с лавочки.

– Постой, – окликает бабуля.

– Что?

– Помни про главное – сын! Остальное тебе не нужно…, – говорит загадками.

– Что… остальное? – хмурюсь.

– Всё. Хорошее и не очень. Забудь. А вспомнишь, как готова будешь. А то и сына потеряешь, и сама потеряешься.

После её слов меня вдруг резко тянет вниз, засасывает опять в темноту, возвращается боль и страх. И мне снова отчаянно хочется прекратить эти мучения, но теперь я точно знаю, что не могу себе этого позволить, потому что меня ждёт он, маленький мой беззащитный мальчик, сын.

Но выплыть на поверхность сознания у меня очень долго не получается, хоть я и слышу голоса… Вижу нечёткий свет. Иногда я слышу голос мужа… Иногда мамы…

Они зовут меня, просят вернуться, а я не знаю как. Мне отчаянно хочется задать вопрос, где же он, мой маленький мальчик, что с ним.

И вот это отчаянное желание заставляет меня пытаться вновь и вновь цепляться за уплывающее сознание.

Сегодня у своей кровати я чувствую присутствие двоих – мамы и Свята…

– Святик, – слышу голос мамы, – как же мы будем малыша забирать, а Машенька здесь, – причитает она со слезами в голосе. – И не увидит кроху, – всхлипывает.

Забирать? Почему забирать? Куда? Как это – не увижу?!

Эта мысль настолько шокирует и раздражает, что я резко открываю глаза с желанием закричать во всё горло.

Но выходит только безобразный хрип.

– Маша! – смотрят на меня шокированные мама и муж. – Машенька.

Мама бледная, как стена, а Свят… У него такие глаза, как будто он видит призрак.

– Маш, – дрожащими руками прикасается ко мне, – Машенька, ты вернулась? – прижимает мою руку к своим губам с таким трепетом, зажмуривается, и мне кажется, так он прячет слёзы…

Мне хочется успокоить его, но говорить не получается. В этот момент в палату вбегают женщина и мужчина в белых халатах.

Начинается суета, они меня дёргают, задают какие-то вопросы, а я хочу узнать главное:

– С-сын, – хриплю я. – Сыно-ок.

– Сын, – кивает мама, – у тебя сынок, всё хорошо с ним, не переживай.

Слава богу, – отмирает у меня в груди. Вспоминаются бабушкины наставления, а вот причина, почему я оказалась в больнице, и что вообще происходило до этого никак не возникает в памяти…

Странно…

Но это всё потом, а сейчас я хочу увидеть сына!

Глава 17.

Но желание моё никто и не думает осуществлять. Наоборот. Свята и маму врачи настойчиво выдворяют из палаты и начинают донимать меня изнуряющими вопросами, осмотрами, процедурами. А беспокойство моё только нарастает.

Что, если меня обманули? Если не хотят говорить правду о ребёнке? Если с ним не всё в порядке?

– Доктор, – с трудом поворачиваю голову.

Проклятая слабость, а ещё дикая сухость во рту… Если бы не они, я бы смогла внятно потребовать что-то, а так… Удаётся только жалобно смотреть и шептать.

– Доктор, – снова пытаюсь привлечь его внимание.

Но он как будто не слышит, продолжая бормотать что-то медсестре, которая торопливо делает записи в карте.

– Анализы нужно взять и в капельницы с завтрашнего дня добавим…

– Доктор! – выкрикиваю изо всех сил.

– Тише, тише, больная, – подходит ко мне, укладывает назад на подушку. – Волноваться вам сейчас категорически нельзя. Надя, сделай ей укольчик, чтобы успокоилась Мария.

– Нет! – пытаюсь протестовать, но выходит очень слабо. – Я хочу увидеть сыночка, – сипло и отчаянно.

– Увидите. Обязательно увидите. Только на ноги вас поднимем, и сразу.

– Где он? Я вам не верю, – начинаю всхлипывать, паника накатывает с новой силой. – Вы мне врёте… Покажите его, пожалуйста…

– Та-а-ак! – хмурится врач строго. – Истерику прекратить! Сын ваш в отделении неонатологии. В инкубаторе. Я как вам должен его показать, м?

– Почему в инку…ба…, – не получается выговорить слово от волнения.

– Ох, женщины, – психует врач. – Как же сложно с вами. Надя, позови мужа пациентки. И укол приготовь.

Через пару минут в палату возвращается Свят. Ловлю взгляд мужа. Он какой-то странный, и теперь я понимаю, что именно это меня и вывело из равновесия.

– Свят, – хватаю его за руку, – всё хорошо? Скажи мне…

Муж настороженно кивает, но я чувствую, что-то недоговаривает. Смотрит, как будто боится моей реакции, ждёт чего-то, а не пойму, чего.

– С Богдашей всё в порядке, скажи? – не отпускаю его взгляд, чтобы не смел соврать.

– Богдаша? – лицо Свята вдруг озаряется улыбкой. – Так ты решила его назвать? А мы его с твоей мамой то зайчиком, то котиком называем.

От сердца резко отлегает. Значит, жив мой крошка.

– Почему зайчиком? – тоже невольно начинаю улыбаться.

– Я был уверен, что ты имя придумала, и ждал, когда придёшь в себя, чтобы сообщить об этом, – взгляд его снова становится глубоким и… виноватым? Или, мне кажется?

– Как ты себя чувствуешь? – гладит моё лицо трепетно.

Нежность поднимается к мужу. Я ведь так люблю его и всегда мечтала подарить ему сына, хоть он и был против изначально.

– Ещё не поняла.

– Машка, – вдруг подаётся вперёд Свят, смотрит открыто и ранено. – Как же ты меня напугала, – зажмуривается, прижимает мою ладонь к своей небритой щеке.

Только сейчас удаётся его рассмотреть внимательно. Похудел, лицо осунулось, небритый, уставший, под глазами залегли тени.

Ловлю его эмоцию. От этого и мне становится нестерпимо больно. Знаю, потерять меня – это был его главный страх, поэтому всё и было так сложно.

– Прости меня, – шепчу, глядя ему в глаза. – Но я не могла поступить иначе…

Тяжело сглатывает, отводит глаза. Вижу, в нём всё ещё живёт протест по поводу моего решения. И нам придётся вернуться к этому разговору. Но не сейчас.

– Почему Богдан? – уходит от тяжёлой темы Свят.

– Всё просто. Бог нам дал этого ребёнка. Бог его будет хранить. И я…

– И я…, – отзывается муж. – Он необыкновенный, – вижу в его глазах нежность. И меня ею плавит тоже. – Спасибо тебе.

– Ты рад? – замирает у меня в груди от щемящих чувств.

Я ведь так боялась, что Свят не примет малыша, будет и дальше видеть в нём только угрозу моему здоровью.

– Я рад, – кивает уверенно.

Чувствую, эмоций за этими словами стоит немало, но не могу пока понять их оттенков.