Попутчик (ЛП) - Биел Лорен
Я одеваюсь и ложусь в односпальную кровать. Подталкиваю испачканное одеяло к своим ногам. По крайней мере, простыня под ним выглядит достаточно чистой. Я сворачиваюсь калачиком в постели, мои темные, мокрые волосы пропитывают белую наволочку под моей головой. Смотрю прямо перед собой на облупившуюся краску на стене… пока не слышу, как хлопает дверь ванной.
Лекс голый. Я притворяюсь спящей, но бросаю взгляд на бугры мышц на его руках. У него тело заключенного — тип телосложения, которого достигает заключенный, когда больше нечего делать, кроме как тренироваться. Его влажные волосы зачесаны назад. Подтянутые мышцы спины соединяются с одной из самых совершенных задниц, которые я когда-либо видела у мужчины. Хотела бы я увидеть, как такое совершенное тело слилось бы с моим. Идеальное против самого несовершенного. Сожаление об этом стремлении немедленно наполняет меня.
Он убийца, напоминаю я себе.
Я зажмуриваю глаза, когда он оборачивается. Я не в том настроении, чтобы говорить о чем-то еще сегодня вечером. Истощена, перегружена и устала больше, чем когда-либо в своей жизни.
Лекс забирается в кровать рядом со мной, подтягивая отвратительное одеяло, которое я отбросила. Когда он поворачивается и прижимается ко мне спиной, понимаю, что его спина и задница голые. Напротив меня. Я не могу поверить, что он лег со мной в постель голым. Я пытаюсь отодвинуться на дюйм, но натыкаюсь на край матраса. Мои глаза закрываются, и надеюсь, что он не замечает изменений в моем дыхании. Я беспокоюсь, что он почувствует дискомфорт, исходящий от меня, когда прижимаю руки к телу.
— Это просто обнаженка, кролик. Не собирай свои трусики в кучу, — говорит он, не переворачиваясь.
Его слова приводят меня в бешенство. Я издеваюсь.
— У меня нет трусиков, чтобы собрать их в кучу, благодаря тебе. — Я подтягиваю ноги к груди, делая себя как можно меньше.
Он смеется. Он, блядь, смеется.
— О да, именно так.
Его тело замирает, когда он успокаивается. Он не пытается повернуться ко мне. Оставляет промежуток пространства между мной и его обнаженным телом.
— Спокойной ночи, кролик, — шепчет он, прежде чем между нами воцаряется тишина.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я просыпаюсь так же, как и засыпал, за исключением того, что теперь мое тело покрыто холодным потом. Будильник у кровати гудит, как улей рассерженных пчел. Время на часах всего на несколько часов позже. Нет ничего хуже, чем просыпаться беспокойным рядом с такой чертовой женщиной, как она. На самом деле, рядом с любой женщиной вообще, но с ней особенно сложно просто существовать рядом.
Переворачиваюсь на спину и смотрю в темный потолок. Время от времени фары освещают комнату сквозь тонкую вуаль внутренних штор. Какое-то время я беспокоился о том, что ее муж найдет нас, но по мере того, как проходили дни, а он не посылал чертову армию на ее поиски, не могу не задаться вопросом, заботился ли он о том, что она ушла. Не только из-за того, что он женат или изображал образ, ориентированный на брак, но и на самом деле заботился о ней. Она в безопасности? Мертва? Со всем его наследственным богатством, почему он не делает все возможное, чтобы вернуть свою жену? Такая девушка, как она, заставила бы меня сделать что-нибудь по-настоящему хреновое, чтобы найти ее и вернуть домой.
Она шевелится рядом со мной, и я на мгновение задерживаю дыхание, пока она не успокаивается. Она заставляет меня беспокоиться. Я чувствую вину, сожаление и что-то еще, что не могу понять. Мне неприятно сознавать, что мне придется убить ее, когда мы доберемся до Техаса, но это лучше, чем отправить ее домой к куску дерьма, который так сильно ударил ее в живот. Я не могу взять ее с собой, не то чтобы кто-то вроде нее все равно согласился. Жизнь в бегах не сработала бы для такой девушки, как она. В бегах нет ни спа-салонов, ни модных новых машин.
Мой разум блуждает к тому, что я представляю, как выглядит ее муж. Наверное, ничего похожего на меня. Вероятно, хорошо одет и собран. Кто-то, кого ее родители любят больше, чем она. Все, что знаю наверняка, это то, что он маленький кусок дерьма, который любит избивать свою женщину.
Ирония не ускользнула от меня. Я никогда не относился к женщинам намного лучше, и солгал бы, если назвал бы себя каким-то святым. Но она другая, и я не могу смириться с его неспособностью увидеть это. Как он может не видеть этого, когда это так отвратительно ясно для меня? Несмотря на все остальное хорошее в его жизни, она также находится под ним.
Чертов идиот.
Мой член твердеет при мысли о том, что он трахает ее. Так не должно быть, но это так. Я узнаю появление той стороны меня, которая хочет это видеть. Знакомая мне, но чуждая ей, сущность, которая иногда кричит в моей голове. Временами эту мою сторону трудно игнорировать.
Я страдаю от неприятной пульсации, которую не могу игнорировать. Моя рука скользит к члену, и я прикусываю внутреннюю сторону щеки, обхватывая пальцами головку. Сжимаю его рукой, пытаясь быть тихим и неподвижным, как должен был делать, когда был в тюрьме. По крайней мере, я был уважителен к сокамерникам, в отличие от некоторых моих соседей, которые дергали свой член достаточно громко, чтобы разбудить весь ряд.
Я сдерживаю стон. Черт, я хочу ее. Она нужна мне. Никогда в своей жизни я так сильно не хотел сорвать одежду с женщины.
В этот момент, когда моя голова находится во всех неправильных местах, я переворачиваюсь и придвигаюсь ближе к ее спине. Она остается неподвижной, когда я прижимаю свой твердый член к ее заднице. Не может быть, чтобы она этого не чувствовала. Я провожу рукой по ее боку, зная, что под моими прикосновениями остаются синяки. Если она не почувствует, как мой член прижимается к ней, она почувствует это.
— Не притворяйся спящей, кролик, — шепчу я.
Она напрягается и пытается изобразить тяжелый сон, когда моя рука достигает пояса ее брюк и перемещается к передней части. Расстегиваю их и опускаю молнию. Запускаю руку в только что расправленную ткань, потирая нежную кожу ее нижней части живота и мягкие волоски на ее тазу.
— Не может быть, чтобы ты этого не чувствовала, — говорю я приглушенным тоном, стягивая с нее штаны. — То, что ты спишь, не делает это менее неправильным, понимаешь? То, что ты притворяешься спящей не делает это менее греховным.
Стягивая штаны с ее задницы, толкаю свой член между ее бедер. Я стону от тепла ее киски.
— Помнишь, когда я сказал, что трахал женщин, которые не могли согласиться? Если ты думаешь, что сон отпугивает меня, это не так. — Я сжимаю свой член и направляюсь в нее.
Мышцы внутри ее киски дергаются от вторжения, и напряжение поднимается по всему ее телу. Она все еще пытается оставаться верной. Это жалкая и печальная попытка бороться с тем, чего хочет она, и с тем, что мне нужно. То, что нужно нам обоим. Она чертовски мокрая, чтобы притворяться, что не хочет этого.
— Черт возьми, кролик, — стону я, отводя бедра назад и врезаясь ими в нее. Слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо и оценить ее реакцию. Я надеюсь, что пара фар пересекет окно, чтобы я мог видеть ее открытые глаза. Потому что я знаю, что она не спит. — Ты ведешь себя по-детски, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Меня тошнит от этого. Я отказываюсь играть в ебанутую игру, которую она придумала, чтобы избежать реальности, в которой мы находимся. Чтобы не впускать меня.
Я погружаю пальцы в худший из ее синяков, и она визжит. Наконец-то, гребаная реакция. Я переворачиваю ее на живот и держу свой член глубоко внутри нее, прижимая ее лицо к подушке. Ее ноги сжимаются вместе подо мной, и трения достаточно, чтобы мне захотелось кончить.
— Лекс…
Я толкаю бедра вперед, входя глубже в нее.
— Доброе утро, кролик, — говорю я с рычанием, убирая волосы с ее щеки.
— Ты… делаешь мне больно, — шепчет она.