Слишком поздно - Гувер Колин

Я вздыхаю, смахивая единственную слезинку, что сумела пробиться.

– Я делаю что в моих силах, Картер. Про всякие «если» думать некогда.

Он утирает катящуюся у меня по щеке слезу.

Эйса вот, сколько я ни плакала при нем, ни единой не смахивал.

– Иди сюда. – Картер берет меня за руку, притягивает к себе и сам подвигается ближе. – Иди сюда, – ласково шепчет он и гладит меня по голове. Прижимается к макушке теплой щекой.

И все, он больше ничего не делает.

Не просит прощения. Не врет, заверяя, что все будет хорошо, ведь оба мы знаем, что хорошего лучше не ждать. Он не дает обещаний, как Эйса, которых не сдержит. Он просто хочет меня утешить. И ему это удается.

Я придвигаюсь ближе и слушаю, как часто бьется его сердце. Закрываю глаза и пытаюсь припомнить, когда и кто в моей безумной и просранной жизни обо мне заботился. Картер первый. Двадцать лет на этой планете живу, и наконец появился человек, которому на меня не плевать.

Я впиваюсь пальцами в его футболку, прижимаюсь плотнее. Хочется свернуться калачиком и чтобы это ощущение никогда не кончалось. А он слегка целует меня в макушку.

Мы сидим, держась друг за друга так крепко, будто от этого зависит судьба всего мира.

По тонкой ткани его футболки расползается влажное пятно от моих слез. Я и сама не знаю, почему плачу. Может, потому, что до этого момента даже не представляла, каково это, когда тобой дорожат. Когда тебя уважают. Когда о тебе заботятся.

Никто не заслуживает жизни, в которой до тебя никому нет дела, даже родителям. А другой я не знала.

До этого момента.

Глава шестнадцатая

Картер

Я закрываю глаза, пока Слоун тихо плачет в моих объятиях. Держу ее до тех пор, пока сумерки не сменяются ночью, а на бледном небе не раскидывается звездный покров.

В нашу сторону едет какая-то машина… и скрывается в темноте. Как бы нас не увидели Эйса или Далтон.

Не стоит тут засиживаться.

Слоун права, мне ее не спасти. Я бы и рад, но мы оба связаны по рукам: я не смею провалить дело, которое важнее наших с ней жизней, и ради помощи ей одной не вправе пожертвовать тем, для чего проник в дом Эйсы. Уйти Слоун должна сама, едва у нее появятся деньги.

Каждым своим невинным жестом – взяв ее за руку, прижав к себе или сев с ней на паре – я подталкиваю ее ближе к краю пропасти. И если не придумаю, как удалиться, то сам спихну ее в бездну.

Я отстраняюсь, но Слоун цепляется за меня, не желая пускать, смотрит красными, опухшими глазами. Ее полные губы так и манят.

«Забудь об этом, Люк», – мысленно приказываю себе.

– Пусти, – шепотом говорю я.

Она отводит взгляд, прижимает колени к груди и плачет, спрятав лицо в сгибах локтей. Мне стоит огромных усилий оставить ее тут одну.

– Ты права, Слоун, – говорю, уходя. – Мне тебя не спасти.

Возвращаюсь к машине. Каждый шаг дается тяжелей предыдущего, и все же, открывая дверцу, я не оборачиваюсь. И к ней домой еду, ни разу не глянув назад.

В гостиной жуткий бардак, на заднем дворе – гомон. Ясно, ночка впереди долгая.

У бассейна несколько человек. На меня даже не смотрят. В воде четыре девчонки устроили представление: они разбились на пары и две борются, усевшись на плечи товаркам. Джон и Далтон стоят у бортика и, попивая пиво, болеют, а кто за кого – непонятно.

Эйса сидит на краю бассейна, опустив ноги в воду. На девчонок не смотрит, глядит на меня – сурово и с подозрением. Делая вид, будто не заметил этого, киваю.

Далтон зовет: «Картер!» – и на ватных ногах спешит ко мне вкруг бассейна. На бегу он хохочет и обливается пивом. Потом виснет у меня на плече.

– Не ссы, на самом деле я не ужрался, – говорит он. – Вытянул что-нибудь из Слоун?

Я отстраняюсь и смотрю на него.

– Откуда ты знаешь, что я был с ней?

Напарник хихикает:

– Я и не знал, но ты молодец, – говорит, стиснув мне плечо. – Ловко работаешь. Наверняка ей многое известно.

Я качаю головой.

– Да ни хрена она не знает. Только время на нее тратить.

Из-за плеча Далтона я вижу, как пялится на нас Эйса. Наконец он встает и направляется в нашу сторону.

– Сюда двигает, – говорю Далтону.

Далтон выгибает бровь и пятится, вскинув бутылку. Широко улыбается и кружится на месте.

– Ставлю сотку, что продержусь под водой дольше любого из вас, обмудки!

Джон моментально принимает пари. Оба отбрасывают бутылки и сигают в бассейн.

Эйса приближается и… проходит мимо, сразу в дом. На меня он даже не взглянул.

Глава семнадцатая

Слоун

После ухода Картера я еще полчаса приходила в себя, потом собрала вещи и пошла домой. У подъездной дорожки встала и минут десять тупо смотрела на извилистый тротуар. Казалось, так просто взять и двинуться по нему дальше, ведь в доме меня ничего не держит, иди и иди, пока не станет слишком поздно для возвращения.

Если бы все было так просто… Увы, дело не только во мне. И, кроме меня, проблему никому не решить.

Картеру меня спасти не под силу. Эйсе до меня дела нет. Остается и дальше откладывать деньги, пока не хватит на самостоятельную жизнь и заботу о брате.

И вот я нерешительно ступаю по газону. Хочется вернуться в парк, на ту скамейку, прижаться к Картеру. Хочется вновь пережить те же чувства и – пусть мне будет стыдно – узнать, каково это, когда тебя целуют с уважением.

И вдруг меня охватывает невероятное чувство вины. Ведь Эйса правда мне верен. Мы с братом живем за его счет, и, хотя на благополучие Стивена Эйсе плевать, он щедр просто из любви ко мне. Он знает, как я хочу счастья для брата. Еще никто для меня так много не делал.

Закинув рюкзак с домашкой в машину, я вхожу в дом. Нигде не задерживаюсь, иду прямиком в кухню. От еженощного ритуала решаю не отступать: прихвачу поесть и попить к себе. Буду сидеть в спальне одна, постараюсь уснуть под громкие звуки музыки, ржача и порой приглушенные стоны. Усну в надежде, что Эйса даст мне поспать хотя бы четыре часа.

Ставлю таймер на микроволновке и насыпаю в кружку льда из морозильной камеры. Потом уже лезу в холодильник, и тут мое внимание привлекает надпись на маркерной доске. Почерк знакомый. У меня аж перехватывает дыхание.

Тревоги текут с ее губ как случайный набор слов, бегущий по кончикам пальцев. Пытаюсь поймать их в кулак, уловить все до единой.

Эти слова, оставленные у всех на виду, предназначены лишь для меня. Ясно же, что Картер сыграл нечестно. Думал, прежде чем написать. Я улыбаюсь, мысленно пеняя ему: «Жулик».

Стираю слова, предварительно затвердив их. Потом беру маркер и пишу…

Глава восемнадцатая

Эйса

Руки вспотели. Кондиционер вновь сломался, и наружу не выйдешь, там слишком жарко. Я провожу ладонью по подлокотнику кожаного дивана. На обивке остается мокрый след.

Интересно, откуда берется пот?

А кожа откуда?

Мама говорила, что кожу делают из коров, но она лгунья, и я ей не верю. Как это кожа – из коров? Я же гладил их, они немного пушистые. Больше похоже, что кожу делают из динозавров.

Наверняка так и есть. Не понимаю, зачем мама мне врет? Отцу она тоже врет. У нее из-за этого постоянно неприятности.

Отец напоминает: не доверяй шлюхам. Я не знаю, что такое «шлюхи», но отец их ненавидит.

Когда он сильно злится на маму, то зовет ее шлюхой. Может быть, это другое название вруньи?

Жаль, что мама шлюха. Вот бы она больше не врала и не попадала так часто в неприятности. Мне не нравится, когда у нее неприятности.

Правда, отец говорит, что мне полезно смотреть. Если я хочу стать мужиком, то надо видеть, как баба плачет. От бабьих слез мужик слабеет, но если часто видеть их в детстве, то меньше будешь верить им, когда вырастешь. Отец поколачивает маму за то, что она шлюха, и заставляет меня смотреть. Так я запомню, что все шлюхи плачут, и когда вырасту, меня на слезы будет не взять.