Люсинда Кэррингтон - Девяносто дней Женевьевы
Женевьева не собиралась так легко сдаваться.
— Не стоит делать поспешных выводов, — ответила она. — Мне нужно, чтобы вы подписали контракт с нашим агентством. Именно поэтому я и согласилась играть в ваши игры. И мне кажется, что это, — она потянула за ремни, которыми были связаны ее запястья, — совершенно не похоже на освобождение.
— Неужели? — спросил Синклер мягким, тихим голосом. — Многие женщины считают это именно освобождением. Вам сейчас не нужно ни о чем думать. Не нужно принимать никаких решений. Вы свободны и можете быть собой.
— Но это не я, а совершенно другой человек! — воскликнула Женевьева.
— Да что вы говорите? — улыбнулся он. — Вы в этом уверены? Неужели вы так хорошо себя знаете?
Синклер немного помолчал.
— Вот условия нашего договора: в течение девяноста дней вы будете выполнять все, что я вам прикажу. Я буду звонить вам тогда, когда мне будет удобно, и вы станете играть в те игры, которые я для вас выберу, без всяких возражений и протестов. Во время наших интимных свиданий я буду говорить, в кого вам предстоит перевоплотиться: в леди, шлюху или рабыню. Право выбора я оставляю за собой. Я обещаю вам, что какую бы игру я для вас ни выбрал, я всегда буду защищать ваше инкогнито. Я сделаю все, чтобы никто из ваших друзей или знакомых не узнал вас. Если вам действительно не понравится что-нибудь из того, что я вам предложу, вы можете отказаться от этого, у вас будет такое право. Однако в этом случае наш договор будет аннулирован. Вы согласны?
— Да, — сказала Женевьева.
— Вы хотели сказать «да, конечно», не так ли? — спросил он своим мягким, бархатистым голосом.
Девяносто дней? Целых три месяца? Она думала, что все это продлится не больше двух недель. Ей предстоит стать сексуальной рабыней этого мужчины, и он сможет демонстрировать свою власть над ней, когда ему этого захочется. Она не могла понять, что именно чувствует — радость или страх.
— Я согласна выполнять все, о чем вы меня попросите, — быстро произнесла Женевьева. — Однако вы должны помнить, что это чисто деловое соглашение.
Синклер встал и подошел к ней. Женевьева вдруг поняла: если бы ей сказали о том, что, когда ее заставят принять такую унизительную и в то же время невероятно эротическую позу, ее это так сильно возбудит, она ни за что не поверила бы. Ей никогда не нравилось, если что-то давило, стесняло, беспокоило. Сейчас же больше всего на свете ей хотелось, чтобы поласкали ее набухший, возбужденный клитор. Прижав к нему палец, Синклер осторожно погладил его. Это было так приятно, что Женевьева начала извиваться и стонать, натягивая связывавшие ее ремни.
— Вы будете делать все, что я захочу, не так ли? — Он целовал ее шею, и его губы поднимались все выше и выше. Наконец Синклер коснулся языком ее уха и начал ласкать его, осторожно исследуя все извилины и изгибы. — Вот сейчас вы мне это и докажете. Я хочу, чтобы вы довели меня до экстаза, но только не очень быстро. Думаете, вы сможете с этим справиться?
Взявшись за ремень, который соединял ее соски, Синклер потянул за него. Кольца так сжали чувствительную плоть, что Женевьева ощутила боль, и эта боль породила такое желание, что она задрожала всем телом. Она тряслась и трепетала, и ей хотелось только одного — чтобы побыстрее наступило облегчение. Не важно, как он удовлетворит ее, войдет в нее или будет ласкать рукой. Она застонала, прижавшись к нему бедрами.
— Ответьте мне, — потребовал Синклер.
— Да, — застонала она, — да!
Женевьева уже готова была произнести «пожалуйста», потому что жаждала кульминации. Отстранившись от нее, Синклер расстегнул брюки и достал свой член. Размеры его возбужденного органа были просто впечатляющими. Однако полюбоваться его достоинством Женевьева не успела, потому что он тут же осторожно вошел в нее. Синклер сжал ее ягодицы, слегка приподнимая ее и еще сильнее прижимая к себе. Ее запястья и лодыжки были крепко привязаны ремнями, но она так сильно дернулась, что эти ремни буквально врезались в кожу. Затвердевшие соски, сжатые кольцами, терлись о пиджак Синклера, и это доставляло ей еще большее наслаждение.
— Ах, как же мне этого хотелось! — пробормотал он.
Войдя в нее, Синклер сначала двигался медленно, и Женевьева, уловив его ритм, сжимала и разжимала внутренние мышцы, заставляя его погружаться все глубже и глубже, но при этом позволяя его члену выходить настолько далеко, чтобы при каждом толчке он касался ее клитора. Ей также хотелось продлить это как можно дольше. Не только для того чтобы доставить удовольствие Синклеру, но чтобы и самой испытать как можно больше наслаждения. Однако когда его бедра начали двигаться еще быстрее, Женевьева посмотрела на его лицо и поняла: он себя уже не контролирует. Впрочем, как и она сама. Сейчас она хотела только одного — освободиться от нарастающего сексуального напряжения, от которого сотрясалось все ее тело.
Синклер достиг кульминации буквально на несколько секунд раньше, чем она. Хриплый стон удовольствия, сорвавшийся с его губ, и ее громкий радостный крик слились воедино.
В изнеможении прижавшись к двери, Женевьева наблюдала за тем, как он приводит себя в порядок. Даже в спокойном состоянии его член имел внушительные размеры. Она также заметила, что Синклер сделал себе обрезание.
Он вытащил деревянные втулки и развязал ремни, которыми она была привязана. Немного постояв возле двери, Женевьева сделала шаг вперед и поняла, что едва держится на ногах. Синклер взял ее за руку.
— Вам нужно сесть, — сказал он.
Дойдя до ближайшего кресла, она буквально рухнула в него, почувствовав, какой теплой и мягкой была его кожаная обивка. Синклер налил два бокала вина, один для нее, а другой для себя. Когда они чокнулись, он улыбнулся и сказал:
— За три месяца!
На следующий день курьер принес Женевьеве небольшую посылку. Открыв ее, женщина обнаружила там три пары шелковых трусиков, отделанных великолепным кружевом ручной работы. И небольшую записку: «И ВСЕ-ТАКИ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ТОЧНО ВЫПОЛНЯЙТЕ МОИ ИНСТРУКЦИИ».
2
— Как успехи? Надеюсь, твой невинный флирт с мистером Синклером получил дальнейшее развитие? — поинтересовался Джордж Фуллертон.
Он стоял прямо перед столом Женевьевы.
— Флирт? Какой флирт? — раздраженно спросила она.
Женевьева не хотела грубить Джорджу. Это получилось случайно. Она была с головой погружена в работу и поэтому не сразу поняла, о чем ее спрашивают.
— Да, это, наверное, неподходящее слово, — сказал Фуллертон, сев на край стола. У него в петлице красовалась свежая гвоздика. — Похоже, во время последней встречи ты смогла не только найти с ним общий язык, но и понравиться ему. Одно непонятно: почему он до сих пор нам не позвонил?
