Сопутствующий ущерб (СИ) - Ставрогина Диана
Как бы ни старалась, Даша не могла отмахнуться от ощущения искренности, правдивости всех сказанных Муратовым слов. С горьким внутренним разочарованием ей приходилось признать: поэтому она и боится. До ужаса боится, что после изучения доказательств отцовской вины она поверит Муратову окончательно.
Несколько мучительных секунд трусливый побег казался Даше единственным вариантом, едва ли не спасением от наверняка неминуемой боли, однако нечто внутри нее сопротивлялось, все также требуя ответов вопреки всем рискам.
— Хорошо. — Ее губы разомкнулись будто сами по себе. — Я должна это увидеть.
Раздался хруст шагов по начавшей замерзать снежной корке. Муратов снова сократил дистанцию между собой и Дашей, но она по-прежнему отказывалась поднимать на него взгляд.
— Подумай серьезно, — проговорил он с предупредительной жалостью. — Возможно, тебе не стоит...
— Да?! — Даша его перебила и вскинула голову. Муратов нависал над ней, но уже не столь угрожающе, как раньше. В серых глазах не осталось презрения, но появилось беспокойство, вызвавшее у Даши мгновенное раздражение. — Предлагаете поверить вам на слово? — спросила она язвительно.
Муратов скривился.
— Предлагаю тебе подумать свой головой до того, как ты лично убедишься в том, что твой отец чудовище. Уверена, что не пойдешь потом с крыши прыгать?
— Уверена! — выпалила она. — Я же не... — В последнюю секунду у нее получилось удержаться от дикой, совершенно недопустимой фразы, но, судя по затопившей взгляд Муратова ярости, Даша все-таки опоздала.
— Идем, — процедил он и, развернувшись, направился к собственному дому.
На всем их пути до подъезда он ни разу не оглянулся и не произнес ни слова. Прикусив язык, она осторожно следовала за ним и боролась с желанием оправдаться и извиниться, понимая, что Муратову нет никакого дела до ее глупых сожалений.
Когда он открыл перед ней дверь подъезда, Даша невольно сжалась и потупила взгляд, а в кабине лифта и вовсе мечтала стать прозрачной, а лучше — просто исчезнуть.
— Разувайся, — заговорил он обрывисто, едва они переступили порог квартиры. — Куртку вешай сюда. — Быстрый взмах руки в сторону кованных крючков. — Пойдем.
Даша молча кивала и пыталась не слишком заметно озираться по сторонам. Впрочем, экскурсию по дому устраивать ей никто не собирался.
Муратов провел ее через коридор и гостиную в меньших размеров комнату — с выцветшими бумажными обоями, что кое-где отслаивались от стен, — и усадил в потрепанное компьютерное кресло перед не самого современного вида столом. С каждой проведенной здесь минутой Даше все больше казалось, что она попала в квартиру-музей с интерьером двадцатилетней давности.
— Вот. — Перед ней опустился громоздкий, тоже не отличающийся новизной ноутбук. — Все файлы по делу моей сестры. — Подняв крышку, Муратов застучал пальцами по клавишам, вводя пароль, и несколько раз легко ударил по тачпаду, прежде чем развернуть компьютер экраном к Даше. — Медицинские заключения, материалы по уголовному делу, которое так и не завели, фото, видео, записи разговоров с твоим отцом и двумя другими ментами... — Он продолжал говорить, ровным и лишенным эмоций голосом объясняя детали и добавляя необходимую для понимания информацию, пока Даша, застыв от ужаса, смотрела вперед.
В открытой на рабочем столе ноутбука папке хранились десятки файлов, но ее внимание было сосредоточенно на нескольких, уже доступных взгляду миниатюрах фотографий. Со светловолосой девушкой, на коже которой, кажется, не было живого места.
Даша сглотнула подступившую к горлу желчь. Тошнота становилась почти нестерпимой, и хотелось скорее закрыть глаза — лишь бы не смотреть на то, что показывал ей сейчас Артем Муратов, и ничего не знать.
Она была не готова это увидеть.
Те самые фотографии, но уже в полном размере. Будучи медиком, пусть и будущим, Даша слишком хорошо понимала, какой характер имеют все доступные обозрению травмы, какая сила удара требуется для нанесения подобных гематом, из-за каких внутренних повреждений способны появиться столь огромные отеки на лице и конечностях.
Видеозаписи. Разного качества и с разными действующими лицами. С со светловолосой девушкой — Настей — сестрой Муратова, что сквозь слезы рассказывала о произошедшем. С выворачивающими внутренности подробностями. С перечислением имен причастных и совершенным каждым из них насилии. С цитированием их слов: отвратительно циничных и жестоких. Невозможных для нормального человека.
Аудиозаписи разговоров Муратова с сотрудниками отдела, которые отказывали в возбуждении уголовного дела и, совершенно не стесняясь, угрожали новыми проблемами как для его сестры, так и для него самого.
Когда из динамиков ноутбука раздался зычный голос ее отца — раздраженный и издевательский, Даша застыла. Зажмурив мокрые от непролитых еще слез глаза, она слушала разворачивающийся на записи разговор и окончательно теряла веру.
«Почему вы покрываете этих уродов? Мою сестру изнасиловали и избили ваш сотрудники! По всему отделу висят камеры, где записи за тот день?»
«Твои фантазии не имеют отношения к моим парням. Разбирайся со своей легкомысленной сестрой сам».
«...У нас есть доказательства, что двое ваших сотрудников против воли затащили мою сестру в патрульную машину и увезли в отдел без законных оснований, вы слышите? Уличная камера сняла момент, где Настя упирается, отказываясь садиться в машину!»
«Опять твои детские фантазии. Все, что у тебя есть — нечеткий снимок, где не видно лиц и никакого сопротивления тоже. Мои парни провели все дежурство на выезде — свидетели подтвердят, что с пяти до одиннадцати часов утра оба сотрудника были на другом конце города и проводили обыск жилого помещения. Ясно?»
«Как вы можете их покрывать? Как вы можете, зная, что они сотворили, отмазывать этих ублюдков?»
«...Вали отсюда, сопляк. По-доброму предупреждаю, иначе...»
Помехи заглушили последние слова Дашиного отца, но она и без того услышала, и увидела достаточно. Вот только, что делать с полученными в последние несколько часов знаниями, она не представляла.
Разве может дочь поверить, что ее отец — жуткое чудовище, покрывавшее преступление еще больших чудовищ?
Разве может она не поверить, когда перед ней не просто пустые слова или догадки, а подкрепленные массой доказательств факты?
С замершим сердцем Даша думала и о том, знала ли мама правду, и что та скажет, если она задаст ей прямой вопрос, когда вернется домой.
Она думала о девушке с фотографий и едва сдерживала слезы, стоило лишь на миг в красках представить, каково это — пройти через подобный кошмар. Она вновь слышала тихий и измученный девичий голос, рассказывающий о случившемся, и чувствовала, что из груди рвется вопль отчаяния и ужаса.
Содрогнувшись всем телом, Даша громко всхлипнула и вопреки собственной воле зарыдала. Согнувшись пополам, прижавшись туловищем к ногам она отчаянно плакала и не могла заставить себя поднять взгляд на находящегося рядом Муратова, принявшегося что-то ей говорить.
Еще никогда в жизни Даше не было так больно, страшно и стыдно.
Глава 16
Облик зареванной и полностью потерянной девчонки не шел у Артема из головы. Оставшуюся половину вечера и весь следующий день он невольно возвращался мыслями к случившемуся между ними разговору и не мог избавиться от сомнений в правильности собственных действий и слов. Не мог не задаваться вопросом, имел ли он право говорить все то, что сказал, показывать материалы с далеко не самым приятным для психики любого адекватного человека — и тем более первокурсницы, — содержанием.
Имел ли он право, пусть и метафорически, лишить дочь отца. По крайней мере того отца, что та знала с самого детства и до сих пор.
Артему хотелось бы с легкостью забыть ту боль и неверие, что он наблюдал в ее глазах, но его мозг, как зацикленный, возвращался к одним и тем же воспоминаниям, и неявная, однако упорно свербящая где-то в отдалении разума тревога по прошествии времени лишь крепла. Отделаться от беспричинного чувства собственной гадливости, как будто совершенный им поступок был не правильным, а непозволительно жестоким, не получалось.
