Сесилия Ахерн - Посмотри на меня
Так что Элизабет могла и не запирать дверь гостиной, отправляясь спать, потому что я все равно не смог бы повернуть ручку. Как я уже сказал, я не супергерой, моя сила — это дружба. Я слушаю людей и слышу, что они говорят. Я прислушиваюсь к их интонациям, к словам, которые они выбирают, и, что важнее всего, я слышу то, чего они не говорят.
Поэтому единственное, что я мог делать той ночью, — это думать о своем новом друге Люке. Время от времени мне необходимо сосредоточиться. Я мысленно делаю заметки, чтобы потом отправить отчет в Управление. Там все это фиксируют в учебных целях. К нам постоянно присоединяются новые люди. Должен признаться, что, находясь среди друзей, я их немного кое-чему учу.
Мне нужно было подумать, почему я сюда попал. Почему Люк захотел увидеть меня? Что он мог получить от нашей дружбы? Мы работаем профессионально и должны предоставлять компании краткую биографию наших друзей, а также перечень наших целей и намерений. Обычно я сразу с легкостью могу определить проблему, но сейчас что-то сбивало меня с толку. Понимаете, я никогда еще не дружил со взрослыми. Любой, кто хоть раз общался со взрослыми, поймет почему. С ними никогда не бывает весело. Они живут строго по расписанию, сосредоточены на самых малозначительных вещах, таких как закладные и банковские счета, хотя всем известно, что наибольшую радость приносят окружающие нас люди. Это тяжелый труд, а не игра, и я действительно много работаю, но все равно больше всего люблю играть.
Возьмем, к примеру, Элизабет. Лежа в постели, она беспокоится о налоге на автомобиль и телефонных счетах, о нянях и расцветках стен. Если нельзя сделать так, чтобы стена была цвета магнолии, можно использовать еще миллион других оттенков; если не можешь оплатить телефонный счет, просто напиши об этом в телефонную компанию. Люди забывают, что варианты есть всегда. И что на самом деле все это не так уж важно. Нужно сосредоточиться на том, что имеешь, а не на том, чего у тебя нет. Но я опять отклоняюсь от темы.
Той ночью, сидя взаперти в гостиной, я немного нервничал из-за своей работы. Это случилось в первый раз за всю мою практику. Я нервничал, оттого что не мог понять, почему нахожусь здесь. Ситуацию в семье Люка нельзя было назвать простой, но в ней не было ничего экстраординарного, и мальчик явно чувствовал, что его любят. Он был веселым ребенком и любил играть, хорошо спал по ночам и ел все, что клали ему на тарелку, у него имелся симпатичный друг по имени Сэм, и, когда он говорил, я внимательно вслушивался, стараясь уловить, чего он недоговаривает, но так ничего и не обнаружил. Ему нравилось жить с тетей, он боялся своей матери и любил разговаривать с дедом об овощах. Но то, что он по-прежнему видел меня и хотел играть со мной, означало, что я непременно должен оставаться с ним.
С другой стороны, его тетя очень мало спала, почти ничего не ела, ее всегда окружала тишина, такая гулкая, что буквально оглушала. У нее не было близкого человека, с которым она могла бы поговорить, по крайней мере, я его пока не видел, и она держала в себе гораздо больше, чем говорила. Один раз она услышала, как я поблагодарил ее, несколько раз почувствовала мое дыхание, услышала, как скрипнул подо мной кожаный диван, но все еще не видела меня и не желала моего присутствия у себя в доме.
Элизабет не хотела играть.
Кроме того, она была взрослой, и от нее исходили какие-то флюиды, но она не умела видеть смешное, даже если оно оказывалось у нее под носом, хотя, поверьте, за эти выходные я часто ей подсовывал забавные вещи. Поэтому вряд ли я находился здесь для того, чтобы помочь ей. Это было бы неслыханно.
Люди говорят обо мне как о невидимом или воображаемом друге. Как будто меня окружает какая-то тайна. Я читал книги, написанные взрослыми, в которых задается вопрос, почему дети видят меня, почему они долго верят в меня, а потом внезапно перестают и снова становятся такими, как раньше? Я смотрел телевизионные передачи, где взрослые обсуждали, почему дети выдумывают таких, как я.
Так вот, просто чтобы вы знали: я не невидимый и не воображаемый. Я всегда нахожусь неподалеку. И ребята вроде Люка не решают увидеть меня, они просто меня видят. А вот люди, как вы и Элизабет, решают этого не делать.
Глава шестая
Элизабет проснулась в шесть часов восемь минут от лучей солнца, струившихся через окно спальни прямо ей в лицо. Она всегда спала с незадернутыми шторами. Причина заключалась в том, что она выросла на ферме. Лежа в постели, она могла через окно их одноэтажного домика проследить взглядом путь по тропинке в саду и к передней калитке. За ней начиналась проселочная дорога, которая шла прямо от фермы и растягивалась на милю. Элизабет видела, что мать идет по дороге, возвращаясь из своих путешествий, как минимум за двадцать минут до того, как она доходила до дома, и издалека могла узнать эту подпрыгивающую и одновременно скользящую походку. Эти двадцать минут всегда казались Элизабет вечностью, а длинная дорога словно сама постепенно усиливала ее возбуждение, чуть ли не дразнила ее.
И наконец раздавался знакомый звук — скрип калитки. Как будто ржавые петли приветствовали ее странницу мать. Элизабет находилась в отношениях любви-ненависти с этой калиткой. Как и дорога, калитка дразнила Элизабет, и часто, услышав скрип, она бежала посмотреть, кто там, чтобы, к огромному своему разочарованию, убедиться, что это всего лишь почтальон.
Настойчивое требование Элизабет оставлять шторы незадернутыми раздражало ее соседок по комнате в колледже и ее возлюбленных. Она сама не знала, зачем ей это нужно, ведь она уж точно больше никого не ждала. Но сейчас, во взрослой жизни, открытые шторы были ее будильником, она знала, что льющийся в окно свет не даст ей снова заснуть. Даже во сне она была настороже и держала все под контролем. Она ложилась в постель для того, чтобы отдохнуть, а не погружаться в мир грез.
Элизабет зажмурилась от наполнявшего комнату яркого солнца, в голове начала пульсировать боль. Ей был нужен кофе, и срочно. Пение птиц за окном громкими переливами разносилось в сельской тишине. Где-то вдали на этот призыв отозвалась корова. Но, несмотря на утреннюю идиллию, Элизабет не ждала от наступившего понедельника ничего хорошего. Ей предстояло заново назначить встречу со строителями гостиницы, что было трудной задачей, так как после шумихи в прессе о новом любовном гнездышке на вершине горы в город со всех концов света хлынули люди, желающие поделиться своими дизайнерскими идеями. Это возмущало Элизабет, ведь здесь ее территория. Но это было не единственной проблемой.
Ее отец пригласил Люка провести день на ферме, и Элизабет была этому рада. Однако ее беспокоило то, что там ждали еще одного шестилетнего мальчика по имени Айвен. Ей придется утром поговорить об этом с Люком, она боялась даже представить себе, что случится, если в присутствии отца зайдет разговор о воображаемом друге.
