Мэриан Кайз - Не учите меня жить!
Я завидовала их счастью.
Но радовалась тому, что они влюбились друг в друга прямо у меня на глазах. Я больше не могла зависеть от Меган, всегда снабжавшей меня романтическими историями. Она переменилась. Она уже не была похожа на прежнюю Меган, и доказательством тому стало резкое уменьшение количества ошивающихся у нашей комнаты молодых людей. Теперь мы могли свободно выходить в коридор, не проталкиваясь сквозь толпу со словами: «Позвольте, позвольте». Я не могла понять, в чем перемена, но потом меня осенило. Ну разумеется! Загар! Его больше не было. Зима жестоко расправилась с Меган, лишив ее кожу золотистого, идущего изнутри свечения. Без него она из величественной богини сразу превратилась в обычную, нескладную дурнушку с не всегда чистыми волосами.
Но потом я еще поняла, что изменилась не только ее внешность. Сама Меган уже не была такой легкой, счастливой, энергичной, как раньше. Она больше не пыталась выяснить настоящее имя Меридии, стала обидчива и раздражительна, что меня всерьез беспокоило.
Для меня это немалое достижение, учитывая, что я была полна жалостью к себе. Но о Меган я думала.
Я пыталась выспросить у нее, в чем дело, — и не только из любопытства. Я приставала к ней до того дня, когда вкрадчиво спросила, не скучает ли она по Австралии, а она вскинулась и завопила:
— Да, Люси, да, я ужасно тоскую по дому! И прекрати спрашивать, что у меня стряслось.
Я понимала, каково ей, я сама всю жизнь тоскую по дому. Вот только, в отличие от Меган, не знаю, что такое мой дом и где он.
Как только я поняла, что счастье Меган зависит от солнечного света, мне захотелось подарить ей немножко солнца, и, хоть я не могла купить ей тур в Австралию, билет в солярий рядом с работой оказался мне по карману. Но, когда я вручила ей билет, она как будто испугалась, уставилась на него, как будто на приглашение на казнь, и наконец выдавила:
— Нет, Люси, я не смогу.
Тогда я забеспокоилась по-настоящему: Меган, конечно, не жадина, но она очень уважает деньги, а в особенности то, что достается бесплатно. Однако, как я ее ни уговаривала, она по-прежнему твердила, что это слишком щедрый подарок и принять его она не может.
Поэтому в конце концов я пошла в солярий сама, чем добавила к восьми миллионам уже имеющихся у меня веснушек еще столько же.
78
Единственный, с кем я хоть как-то общалась, был Дэниэл. Он соглашался идти со мной куда и когда угодно, потому что девушки до сих пор не завел — и, видимо, то был самый длинный в его жизни период одиночества, считая со дня появления на свет. Я не ощущала никакой вины за то, что он тратит на меня время, ибо считала, что одновременно удерживаю его от греха и спасаю какую-нибудь простушку от влюбленности в него.
Встречам с ним я всегда радовалась, но сознавала, что радуюсь лишь тому, что он восполняет отсутствие в моей жизни отца. И полагала крайне важным постоянно говорить ему об этом — чтобы, сохрани боже, не подумал, будто я к нему пристаю. Поэтому каждую встречу я начинала словами: «Дэниэл, я очень рада тебя видеть, но только потому, что в моей жизни ты заполняешь пустое место». А он с нехарактерной для себя скромностью воздерживался от пошлых замечаний, какое именно из моих пустых мест желал бы заполнять. Отчего я начинала тосковать о тех днях, когда он не уставал отпускать подобные замечания.
Про пустое место я говорила так часто, что в конце концов он стал меня опережать. Стоило мне сказать: «Привет, Дэниэл, я так рада тебя видеть», как он завершал фразу: «Но это только потому, что ты заменяешь мне отца».
Мы встречались по два-три раза в неделю, но почему-то я никак не могла собраться с духом и сообщить об этом Карен. Разумеется, я хотела, но была столь поглощена стараниями ограничить количество встреч с Дэниэлом, что на Карен просто не оставалось сил.
По крайней мере, такому объяснению мне самой хотелось верить. А не видеться с Дэниэлом ежедневно у меня действительно получалось с большим трудом.
— Прекрати приглашать меня на свидания! — твердо сказала я как-то вечером, сидя у него дома. Сам Дэниэл в тот момент готовил нам ужин.
— Извини, Люси, — кротко откликнулся он, шинкуя капусту.
— Я не могу позволить себе зависеть от тебя, — продолжала я. — А такая опасность существует, потому что, видишь ли, без папы в моей жизни образовалась пустота…
— …и тобой руководит безусловный инстинкт, велящий заполнить ее, — договорил он. — Сейчас ты очень легкоранима и не можешь позволить себе слишком сближаться с кем-либо.
Я посмотрела на него с искренним восхищением.
— Отлично, Дэниэл. Теперь заканчивай фразу. Особенно с кем? С кем мне не следует сближаться в первую очередь?
— Особенно с мужчинами, — отчеканил он.
— Правильно, — просияла я. — Высший балл. Да, кстати, — вспомнила я, — пошли завтра вечером в кино?
— Я-то с удовольствием, Люси, но не ты ли только что говорила, что тебе нельзя слишком сближаться с мужчинами?..
— Тебя я в виду не имела, — уточнила я поспешно, — как мужчина ты в счет не идешь.
Он бросил на меня обиженный взгляд.
— Брось, ты прекрасно знаешь, о чем я, — раздраженно воскликнула я. — Для других женщин ты, конечно, мужчина, но ты ведь мой друг.
— И все же я мужчина, — буркнул он. — Даже если я твой друг.
— Дэниэл, не дуйся. Подумай сам: разве для меня не лучше быть с тобой, чем с каким-нибудь другим парнем, в которого я бы, не дай бог, влюбилась? Ну, правда же?
— Да, но… — растерянно начал он, но так и остановился на полуфразе.
Растерялся не он один. Я и сама не знала — то ли мне безопаснее с Дэниэлом, который не дает мне сбиться с пути истинного, то ли я подвергаю себя смертельной опасности чрезмерного сближения. В итоге я пришла к мысли, что с ним безопаснее, чем без него. И держала дистанцию, постоянно напоминая ему, что дистанция существует. Общаться с ним было хорошо до тех пор, пока я напоминаю нам обоим, что это нехорошо. Или… как бы это поточнее сформулировать?.. В общем, проще не задумываться вообще.
Время от времени я вспоминала, как он меня поцеловал, и предавалась этим воспоминаниям с упоением. Но, когда бы я об этом ни подумала, — что на самом деле случалось крайне редко, — в мозгу мгновенно вспыхивал тот вечер, когда он не захотел меня целовать, и приступ стыда надежно прекращал все мои томления.
Так или иначе, мы с Дэниэлом вернулись к прежней дружбе и вдвоем чувствовали себя столь свободно, что могли даже вместе смеяться над нашим всплеском чувственности.
Ну, скажем, это нам почти удавалось.
Иногда, если он предлагал: «Хочешь еще выпить?» — я натужно смеялась и весело отвечала: «Нет, спасибо, мне достаточно. Не хотим же мы, в самом деле, повторения того вечера в папиной гостиной, когда я пыталась тебя соблазнить».
