Элизабет Адлер - Летучие образы
Когда дверь за ними закрылась, Джесси-Энн и Харрисон внимательно посмотрели друг на друга. Он обнял ее, и она прислонилась к его щеке.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Харрисон осторожно провел пальцем по тонкому красному шраму, который шел от щеки до рта.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал он. – Я так бы хотел уберечь тебя от этого. – Он думал о всех шрамах, которые остались на ее красивом теле. Память о Лоринде.
– Ты не виноват, – сказала она негромко. – Может быть, Лоринда тоже. Мне только жаль ее… По крайней мере, теперь о ней заботятся.
Казалось, что Лоринда после всего, что произошло, полностью выплеснула свой гнев. Она просто послушно ждала, пока ее поместят в камеру, и была совершенно безразлична к своей судьбе. В конце концов Джесси-Энн отказалась от обвинений, а позже психиатры сказали им, что Лоринда впала в детство. В то безмятежное время, когда отец не начал издеваться над ней. Теперь Лоринда жила счастливой жизнью ребенка в красивом саду вокруг старинного уютного дома. Их заверили, что она будет счастлива. Харрисон за все заплатил.
– Мои шрамы заживут, – сказала Харрисону Джесси-Энн. – Мне повезло.
И она знала, что это правда.
ГЛАВА 41
Гала лежала в шезлонге с подушками на веранде дома Фармингемской фермы. Она вытянула ноги и закрыла глаза, но не спала. Она была так счастлива и не хотела упустить этот прекрасный полдень. Она слышала взволнованный голос Джона, который доносился со стороны конюшни, где Харрисон и Маркус давали ему первый урок верховой езды на его новом пони, и она могла уловить запахи чего-то очень вкусного, готовящегося на кухне.
Она жила здесь уже два месяца, восстанавливая силы после падения. Наконец сняли гипс, и она начала приходить в себя. Но не совсем – поправила она сама себя. Она чувствовала себя новой Галой.
Сквозь прикрытые веки она видела бледную картину Гартвейта. Его мрачные серые террасы, груды шлака и сланцев, типичная картина городка, где добывают уголь. Она с печалью подумала о своей матери. Она только теперь поняла, как была привязана еще совсем молодой к такому непоседливому ребенку… Она снова вспомнила этот случай в школе с Вейном Брейсуэллом. Все прошло. Ушло сознание вины, что она не оправдала надежды матери, не поймала Вейна за руку, когда он падал. Все последующие годы юности, когда она плутала в поисках самой себя. Теперь она покончила с этим. Она была сама собой, независимо от того, звали ли ее Хильда, или Гала, или в будущем миссис Маркус Ройл.
Открыв глаза, она посмотрела на сад, полный цветов, чудесный старый итальянский фонтан, который Харрисон и Джесси-Энн купили в Италии во время второго медового месяца, как они говорили. Это была скульптура переплетенных в объятиях любовников с русалками и морскими раковинами внизу, через которые бежали тонкие струйки воды, как освежающий дождь в жаркий полдень. Недалеко от конюшни она видела, как Маркус седлал элегантную арабскую кобылу, которая была гордостью Джесси-Энн, Джона в плетеном седле на своем пони: шлем, небрежно отброшенный назад, новые кожаные сапоги, настоящие, ковбойские, с которыми он не расставался, надетыми на босые ноги.
Слава Богу, что Джон не пострадал в этой ужасной пытке с Лориндой. Но она никогда не привыкнет к длинному шраму на красивом лице Джесси-Энн, хотя казалось, что ни она, ни Харрисон не замечают его. Гала знала, что со временем он превратится в белую линию. Конечно же, счастье Джесси-Энн проистекало не от сознания ее собственной красоты, а от любви к Харрисону, к ее собственному сыну и новому ребенку, которого она ждала.
Да, это ее новая семья, думала Гала с удовольствием. Она любила этих людей, и они любили ее такой, какой она была. Это Джесси-Энн, та, на которую она старалась быть похожа с самого раннего детства, которая всегда вдохновляла ее, Каролина, которая помогла ей оценить саму себя, это была Даная, дорогая, чудесная Даная, которая и создала образ Галы-Розы, модели, чьи фотографии украшали обложки не менее шести основных журналов года… Хотя для Данаи это было не таким уж успехом. Она была всегда впереди, опережая всех в мире, со своим фотоаппаратом и Виком Ломбарди. Открытия Данаи – фотографии Галы, показанные повсюду, – были выдающимся успехом, завоевали похвалу своих собратьев фотографов, а также критиков и публики. Выставка ее фотографий побывала во многих больших городах, привлекая огромные толпы. Но Даная даже не остановилась оглянуться, что происходит. Она навещала Галу вместе с Виком в госпитале, и они поплакали друг у друга на плече, говоря, что это была ее вина, и обвиняя себя в случившемся, пока эта боль не покинула их. А затем Даная исчезла, ища счастье где-то.
– Привет, соня, – окликнул ее Маркус, тихонько подергивая за русые волосы. – М-м-м, я чувствую запах чего-то вкусного!
– Я тоже, – поддакнул Харрисон, следуя за ним.
– Я тоже! – воскликнул Джон, бросаясь за ними на веранду.
– Мне кажется, что что-то подгорает, – сказал Харрисон появившейся в дверях Джесси-Энн с виноватой улыбкой на губах. Фартук подчеркивал ее округлившийся животик, щеки пылали, и волосы были растрепаны.
– Это яблочный пирог, – сказала она. Они уже явственно чувствовали запах.
– Я забыла сказать вам, что раньше никогда не пекла.
И Гала подумала, что это смех ее семьи – самый приятный звук, который она когда-либо слышала.
ГЛАВА 42
– Знаешь что? – спросил Данаю Вик в баре отеля «Раффл» в Сингапуре. – Жизнь – это тебе не кино.
Она смотрела на симпатичный отель, построенный в стиле старых романтических фильмов, где бушевали страсти всех народов от шпионов и двойных агентов до великолепных, красивых и опасных женщин, целящихся из пистолетов с рукоятками, украшенными жемчугом, и торгующих своей любовью… Это было место, где легко можно повстречать Хэмфри Богарта и Сиднея Гринстрита, Лорен Бейкол и Ингрид Бергман…
– Разве я не выбираю для тебя самые лучшие места в мире? – ухмыляясь, спросил Вик.
– Да, – призналась Даная. – Здесь, конечно, получше, чем там, где мы были в последний раз; кажется, это был какой-то бордель, если я не ошибаюсь.
– Ну, я не то чтобы ошибся, – он пожал плечами. – Хотя, может быть, красный и золотой декор и голые красотки на его фоне могли бы дать нам что-то новое. Но ты должна признать, что кровати там были намного удобнее, чем тот гамак с москитной сеткой, где мы снимали недавно.
– Да, я за удобства, – с чувством проговорила она. – С кондиционером, уютной кроватью, горячей ванной…
– С обедом при свечах, с бутылкой хорошего вина или лучше с двумя…
– Я вся в шелках, надушена, на высоких каблуках… – В тон ему продолжала мечтать Даная, улыбаясь.
