Николь Фосселер - Сердце огненного острова
– До встречи в Батавии, – ответила Якобина.
Немного помолчав, он устало ответил:
– Если Батавия вообще уцелела. – Его шаги направились к двери, она захлопнулась за ним.
Якобина прислушивалась к гулу голосов возле дома; он постепенно удалялся. Флортье пошевелилась и встала.
– Я сейчас вернусь.
Она ходила в темноте по комнате, чем-то шуршала, что-то сдвигала, пару раз вскрикивала от боли, ударившись обо что-то. Тяжело дыша, подошла к Якобине и поставила на пол что-то тяжелое, потом на ощупь направилась к буфету и стала в нем рыться.
– Что ты притащила? – поинтересовалась Якобина и, не дожидаясь ответа, протянула руку, нащупала большую емкость, похожую на ведро, и вздрогнула от отвращения, прикоснувшись к содержимому. Там было что-то жидкое, неприятное.
– Это вода, – объяснила Флортье и, кряхтя, села на свое место. Потом пошарила в ведре. – Когда мы пришли сюда, я немного помогала госпоже Бейеринк и видела, что за стеной кухни течет ручей. Правда, в нем полно пепла, но если мы его вычерпаем, воду можно будет пить. – Она отпила глоток. – Сойдет, ничего. Вот, попробуй. – Она взяла руку Якобины и вложила в нее стакан.
Якобина попробовала, сморщилась, но все же решила напоить водой Иду. Девочка крутила головой, но после долгих уговоров Якобине все же удалось заставить ее выпить эту неприятную воду с привкусом клея. Вероятно, жажда оказалась сильнее.
– Давай поищем спички и зажжем свет, – предложила Якобина в благодарность за заботу.
– Лампа разбилась, – ответила Флортье, как Якобине показалось, с легкой усмешкой. – Я чуть не порезалась об осколки, когда рылась в шкафу. – И уже серьезнее она добавила: – Впрочем, пожалуй, даже хорошо, что мы сидим в темноте, что никуда от нее не денемся. Вот, держи. – Она нащупала руку Якобины и сунула в нее галету.
– Мы переждем извержение здесь, – неуверенно сказала Якобина.
– Да, переждем, – храбро подтвердила Флортье.
Какое-то время слышался лишь хруст галет и мирное причмокивание Иды.
– Вообще-то, если я сегодня умру, то и поделом мне, – с набитым ртом заявила Флортье через некоторое время.
– Почему? – Якобина наморщила лоб, а сама отламывала еще кусочек для Иды.
Флортье немного помолчала.
– За день до того, как я поехала на Суматру, мне… мне вообще не хотелось жить.
Якобина уставилась в окружавшую их темноту; в ней было что-то пугающее, страшное, и одновременно она создавала ощущение защиты.
– Может… – нерешительно произнесла она, – может, сейчас самое время рассказать об этом?
Она услышала, что Флортье перестала грызть галету.
– Вот только я боюсь, что ты будешь плохо думать обо мне.
Якобина погладила Иду по головке и вспомнила собственные злоключения, случившиеся за последний месяц.
– Знаешь, теперь я оцениваю многие вещи совсем иначе, чем год назад.
Флортье с облегчением вздохнула, словно камень свалился у нее с души, и прижалась к плечу Якобины.
Это было самое подходящее время для искреннего рассказа. Для них обеих. Для рассказа о том, что привело каждую из них на Суматру. Чтобы вместе погрустить и поделиться своей болью; чтобы дать волю своему гневу, поплакать, а иногда и посмеяться. Чтобы покаяться в совершенных ошибках, в больших и малых грехах; покаяться перед подругой, перед Богом и, не в последнюю очередь, перед самой собой. Подходящее время, чтобы почувствовать, как, несмотря ни на что, прочны узы между ними, и укрепить их еще больше. В эти нескончаемые часы, в абсолютном мраке, не оставлявшем никакого места для умолчания или тщеславия, стыда или ложного чувства вины.
Потому что им казалось, что наступил конец всех времен, и каждый из этих часов мог стать последним в их жизни.
50
У Флортье защекотало в носу, и она вынырнула из сна. Во рту был противный шерстяной привкус. Она поморщилась и открыла глаза. Тут с нее мгновенно слетели остатки сна.
– Якобина! – воскликнула она и потрясла подругу за плечо. – Якобина!
Якобина сонно пошевелилась, и тут же к ней вернулись все тревоги. Она озабоченно наклонилась над Идой; девчушка спала у нее на коленях, свернувшись клубочком, личико в саже, светлые волосы потемнели от грязи и пота, на ручках и ножках красные пятна – вероятно, легкие ожоги. После этого Якобина закрыла глаза, открыла, потерла их тыльной стороной ладони и недоверчиво посмотрела на свои руки. В самом деле, стало светло, хотя все еще сильно пахло гарью и серой.
– Гляди, гляди! – вполголоса воскликнула Флортье и показала на лучи, которые пробивались сквозь жалюзи, наполняя комнату неярким светом. Якобина осторожно положила Иду на пол и встала вслед за подругой.
Они осторожно приподняли край жалюзи и выглянули наружу. После долгой темноты солнечный свет больно ударил им в глаза. Но часть неба еще была затянута дымкой, а в воздухе висела смесь пыли и испарений. Они взглянули друг на друга и засмеялись; Флортье побежала к двери, а Якобина осторожно разбудила Иду и посадила к себе на руки.
Они шагнули через порог и застыли со слезами на глазах. Флортье прижала ладонь к губам, а Якобина спрятала личико Иды на груди, чтобы ребенок не видел весь этот ужас. Вокруг дома не осталось ничего живого и зеленого, только черные скелеты деревьев и кустов, только серый пепел и черные камни, которые кое-где все еще дымились. Повсюду валялись обезображенные, обугленные трупы людей.
Якобина и Флортье медленно прошли через веранду и посмотрели на вулкан, совсем недавно бушевавший с такой разрушительной силой. Вдали матовой голубизной мерцали воды Зондского пролива; у берегов Суматры покачивалась на волнах широкая, темная полоса из обломков пемзы. Острова Себуку и Себеси тоже были сожжены подземным огнем, а там, где недавно красовался остров Кракатау с тремя конусами вулканов, теперь торчали из воды лишь дымящиеся каменные зубцы; Якобина насчитала восемь штук. Вулкан поглотил сам себя.
– Как ты думаешь, что творится на другом берегу пролива? – удрученно спросила Флортье.
– Не знаю, – беззвучно прошептала Якобина, потом повернулась и посмотрела на склоны Раджабасы, видневшиеся над почерневшей, засыпанной пеплом крышей дома. Этот вулкан мирно и спокойно возвышался над заливом. Словно охранял Якобину, Флортье и Иду, пока его собрат посылал сюда смертоносные волны и огненные смерчи.
– У тебя рана на плече, – сообщила Флортье и осторожно сняла прилипшие к ране обрывки тонкой кебайи.
– А у тебя на лице и над локтем, – сказала Якобина.
Флортье потрогала засохшую на щеке кровяную корку, посмотрела на разорванный, испачканный кровью рукав. Потом подняла подол и показала обширный, хотя и неглубокий ожог выше щиколотки.
