Барбара Делински - Обманутая
Он не поднимал на нее глаз, боясь, что если посмотрит, то утратит всякую решимость.
— Для документов я забуду о том, что он звонил тебе сегодня. Я забуду о том, что он звонил тебе раньше. Об этом никто никогда не узнает. Это служебное преступление с моей стороны, но я готов совершить его, потому что люблю тебя. — И, оттолкнувшись от косяка, он схватил сумку и пальто, быстро сбежал по ступеням и чуть ли не бегом бросился через газон к своей машине. Он дал задний ход по аллее, выехал на улицу и мчался, не останавливаясь, пока не оказался в своей квартире в Кембридже, когда уже было поздно брать свои слова обратно.
«Ты обязан объяснить им».
Джефф долго и мучительно размышлял над словами Дафны. Эта мысль не впервые приходила ему в голову. С того самого дня, как он уехал из Нортгемптона, он знал, что поступил несправедливо. Но жизнь всегда несправедлива. Люди зачастую попадают в обстоятельства, которых не хотят и которыми не могут управлять. Он вырвался из тисков своих обстоятельств, использовав единственный доступный ему способ. Он сожалел, что его бегство было не столь лицеприятным, сколь бы хотелось.
«Ты обязан объяснить им».
В течение многих недель он думал, как это сделать. Он подумывал о том, чтобы написать письма, но их невозможно было отправить так, чтобы не обнаружить себя, а этого он не мог допустить. Ему нравилась та маленькая ниша, которую он себе обустроил. Дом его стал вполне обитаемым, горожане приняли его, и чем дальше прогрессировала болезнь папы, тем большее участие он принимал в делах столовой. К тому же еще была Глори. Глори нуждалась в нем. Они не были любовниками. Но когда-нибудь они могли ими стать, а пока она была слишком невинна для этого. Когда папа заболел, она стала нуждаться в ком-то, кто стал бы заботиться о ней. И Джефф был рад, что этим человеком оказался он. Никто от него никогда не зависел так, как зависела она. Это стало для него ответственностью и одновременно необходимостью.
«Ты обязан объяснить им».
Смерть мамы его потрясла, возможно сильнее, чем что-либо иное со дня его отъезда. Она была привязана к нему, как ни к кому другому. И если иногда эта привязанность выражалась не совсем так, как ему хотелось, в любом случае она всегда желала ему добра. Однако ему приходило в голову, что ее смерть развязывала один из запутанных узлов. И во время бессонных ночей он думал о том, как много узлов ему еще предстоит развязать. Над его головой всегда будет нависать угроза наказания, но с этим он готов был жить. Что было непереносимо, так это осознание того, что его дети будут постоянно страдать из-за совершенного им. Дафна была права. Этому нужно положить конец.
Кристиан сидел в кабинете и смотрел последние ночные новости. Лаура, свернувшись, спала рядом, он и сам почти засыпал. Он устал. Смерть Лидии глубоко потрясла его, и к этому добавилось еще откровение Гарри Холмса. Он медленно свыкался с мыслью и о том и о другом, и каждый день становился немного лучше предыдущего. Апрель быстро вступал в свои права. Ему надо было возвращаться к работе. Он слишком долго откладывал свое возвращение в Вермонт, но там его ждала работа.
Проблема заключалась в том, что и здесь у него были обязательства. Хотя и невысказанные, они означали для него больше, чем все остальные. Он потерял сон, мучительно пытаясь примирить то и другое.
Когда зазвонил телефон, первая мысль, которая мелькнула у него в голове, что Лаура рассердится на Дебру за столь поздний звонок ее друзей. Но тут же у него возникла вторая мысль, что он в состоянии предотвратить этот конфликт. И третья мысль, мелькнувшая уже совсем быстро, заключалась в том, что он не хочет, чтобы Лауру разбудил звонок телефона. Осторожно выпростав из-под нее руку, он как раз вовремя поднял трубку.
— Алло, — тихо спросил он.
В ответ последовало молчание. Считая, что его загадка относительно звонка Дебре верна, он произнес таким же тихим голосом:
— Сейчас уже немного поздновато. Может, вы увидитесь с ней завтра в школе?
Так как и на это не последовало ответа, он уже был готов повесить трубку. Но что-то остановило его. Какое-то странное предчувствие.
— Алло? — Предчувствие нарастало. — Джефф?
— Я не знал, что ты живешь в доме. — Голос был именно таким, каким его помнил Кристиан, тихим, немного оправдывающимся, что доставило Кристиану такую радость, как никогда прежде.
— Джефф, о Господи, мы волновались. С тобой все в порядке?
— Все прекрасно. Я хочу зайти на могилу к маме. Меня ждут там?
— Уже нет.
— Ты уверен?
— Они сняли засаду.
— Встретишь меня там?
— Скажи, в какое время.
— Через двадцать минут.
— Через двадцать минут? — потрясенно переспросил Кристиан. — Ты настолько близко?
— Обычно нет. Я просто приехал. И не приводи с собой никого, Кристиан.
— Я возьму с собой Лауру. Она имеет право на это.
— Ей не удастся убедить меня вернуться.
— Она и не станет пытаться. Но она имеет право поговорить с тобой. — Кристиан хотел предоставить Лауре эту возможность из чисто эгоистических целей. Он не знал, что скажет Джефф, не знал, станет ли от этого Лауре лучше или хуже, но стоило попробовать. На кону стояло его собственное будущее.
— Через двадцать минут, — повторил Джефф и повесил трубку.
Ровно через двадцать минут Кристиан припарковал «вагонер» у подножия холма. Сердце Лауры бешено колотилось с того самого мгновения, как ее разбудил Кристиан и сообщил о звонке. Она открыла дверцу, вылезла и остановилась в ожидании, когда к ней присоединится Кристиан, чтобы вместе подняться к могиле.
— Слава тебе Господи, что светит луна, — прошептала она и покрепче запахнула полы пальто. — Я никогда раньше не была на кладбище ночью. — Но у нее не возникало вопроса, почему Джефф выбрал именно это место. Он хотел побыть рядом с Лидией — она всегда была его защитницей.
Кристиан взял Лауру за руку, и они начали подниматься вверх. Они уже приближались к надгробию Фрая, когда из-за дерева возникла темная фигура. Лаура остановилась. С широко раскрытыми глазами она смотрела, как приближается Джефф.
Он выглядел совсем иначе. Единственное, что она узнала, — это пальто, надетое на нем. Его джинсы были узкими и изношенными, совсем не того фасона, который он предпочитал раньше, рабочие ботинки были обтерты, чего он никогда не допустил бы раньше, если, конечно, представить, что они вообще могли у него быть. Но больше всего изменилось лицо. Волосы стали длинными и гораздо более темными по сравнению с тем, что она помнила, они опускались вниз до плеч, соединяясь с порослью на скулах и верхней губе, закрывая большую часть его лица.
