Рут Харрис - Мужья и любовники
– Ты самая соблазнительная женщина в мире. Кэрлис, я считал дни, когда ты вернешься. Нет, не дни – часы, минуты. Секунды…
Она улыбнулась, дотронулась до его лица, губ, глаз, потом взяла руку, поцеловала ладонь и, один за другим, пальцы.
– Я едва удержалась, чтобы не позвонить тебе в ту же минуту, что вернулась домой, – сказала она. – Мне просто хотелось услышать твой голос.
– Жаль, что не позвонила, – ответил он. – Чего бы только я не дал, чтобы услышать тебя.
Она улыбнулась, сняла льняной жакет, купленный в Ницце, и швырнула его на кресло.
Не отрывая от него глаз, она начала расстегивать блузку, чувствуя, как он ее хочет, какое наслаждение предвкушает. Возбужденная своей властью над ним, она бросила блузку на жакет, выскользнула из юбки, сняла колготки. Все еще глядя ему прямо в глаза, совершенно нагая, она сделала шаг к нему и протянула руки.
Они так истосковались в разлуке; что, упав на постель, оба почти сразу насладились друг другом. Задыхаясь, с колотящимися сердцами, через минуту они снова слились в бесстыдном, требовательном объятии, которое кончилось вторым оргазмом.
– Добро пожаловать домой, – прошептал, отдышавшись, он.
– Я скучала по тебе, – откликнулась Кэрлис, теребя его густые темные волосы.
– Я знаю, – нежно сказал он. – Я тоже скучал. Спасибо за книгу и орхидеи. Глядя на них, я чувствовал, что ты рядом, хоть и далеко уехала.
– Орхидеи? – переспросила она.
– Карточки не было, – сказал он, чувствуя, что сердце начинает биться медленнее. – Но цветы принесли вместе с книгой, и я подумал, что вряд ли их прислал деловой партнер.
– Жаль, что они не от меня, – сказала Кэрлис. – Мне бы так хотелось послать тебе орхидеи.
Они расслабленно лежали, целуя и гладя друг друга.
– Купальник был без бретелек? – спросил он, лаская загорелую грудь.
– Это же Франция, – ответила она. – Надо соответствовать.
Он улыбнулся и поцеловал ее соски.
– Они у тебя одного цвета с кожей, – сказал он. – Это возбуждает. Джордж провел рукой по пушистому треугольнику и принялся целовать, как она любила – спускаясь от шеи вниз. Потом он просунул руку между ног, ощущая влажность – и ее, и свою собственную.
– Пожалуйста, пожалуйста, – она вся извивалась. – Скорее, я хочу тебя.
– Не торопись. Погоди немного. Я хочу, чтобы ты хотела меня еще больше.
Он медленно целовал ее, возбуждая в ней страстное желание.
– Пожалуйста, – она обхватила его за плечи, властно притягивая к себе.
– Сейчас, сейчас, – с помощью пальцев и губ он едва не довел ее до оргазма. И перед самым страстным мгновением он тесно прижался к ее рту, глубоко протолкнул язык внутрь и в тот же самый момент вошел в нее так, что ей показалось, будто он насквозь пронзил ее.
Кэрлис уходила из «Алгонквина», ощущая необыкновенную легкость во всем теле. Она опаздывала к Кирку и нетерпеливо оглядывалась по сторонам, поджидая такси. Рэя Мэндиса она не заметила. Зато он увидел ее, пытаясь сообразить, что привело ее в отель в такое неурочное время.
Час спустя Кэрлис входила в прокуренный зал, где проходил прием.
– Извини, – сказала она Кирку. – Меня задержали на работе.
– Кэрлис, выглядите вы фантастически, – приветствовал ее Сид Хаттон, коммерсант из Статен-Айленда. – Что это такое вы сделали с собой?
– Ездила на Французскую Ривьеру с любимым мужем, – ответила она, словно выдавая страшный секрет. Они с Джорджем занимались любовью, упиваясь друг другом до самого последнего момента, так что она даже не успела принять душ. На колготках остались влажные следы любви, а шея все еще пылала от поцелуя. Она взяла Кирка за руку и обещающе пожала ее.
– После? – спросила, когда они на секунду остались одни.
– После, – ответил он; в последнее время Кэрлис, считал он, выглядит куда соблазнительнее, чем прежде. Вот и другие мужчины, например Сид Хаттон, замечают это. Он гордился такой привлекательной женой. И, кажется, ревновал. Но когда они с Кэрлис добрались, наконец, до дому и легли в постель, ревность прошла.
В ту ночь Джордж, наконец, поблагодарил Джейд за орхидеи.
– Они чудесны, – сказал он, выходя из душа. Последнее время Джейд казалось, что он только и делает, что стоит под душем. С чего бы это он стал таким чистюлей? – Я уже давно хотел сказать тебе спасибо, да все как-то забывал. Старею.
Джейд кисло улыбнулась.
Она не поверила ему, хотя о возрасте он сказал не случайно. Обоим им было за тридцать, и годы явно начинали сказываться. Под глазами у нее появились темные круги, а десны стали набухать. Гася свет, она подумала, что в ближайшее время надо сходить к зубному врачу.
Глава X
То лето было щедрым и ярким – время радужных ожиданий и свершений. Осень стала порой разочарований. Как символ времени, в моду вошли черные цвета, в газетных заголовках витала тень смерти. Умерли Ингрид Бергман и Грейс Келли – женщины, с именами на устах которых выросло целое поколение. По Среднему Западу словно прошла чума: загадочные и зловещие смертные случаи, приписываемые воздействию новейших анаболиков, заставили нацию содрогнуться. А сколько блестящих карьер оборвалось в ходе борьбы за власть в концерне «Мартин – Мариетта – Беддикс», – это дело несколько напомнило Кэрлис историю ее собственного насильственного расставания с «Суперрайтом». Джон Делоран, некогда самая большая надежда приходящей в упадок американской автоиндустрии, был арестован по обвинению в употреблении наркотиков. Запрещена была «Солидарность», и в знак протеста рабочие судовых верфей Гданьска во главе с Лехом Валенсой начали забастовку. Волнения в Польше продолжались три недели. Был убит президент Ливана. В результате антисемитского выступления пролилась кровь в Париже. Тон газетных сообщений выдавал пессимизм общества. Произошли перемены и в душевном состоянии Кэрлис: на место уверенности пришло беспокойство.
После возвращения из Франции дела дома складывались все хуже. Ей казалось, что Кирк совсем забыл про любовь. Когда люди восхищались его энергичностью, Кэрлис в ответ улыбалась и отвечала, что да, Кирк замечательный человек, о таком муже можно только мечтать. Она понятия не имела, что буквально повторяет слова Бонни. И подобно Бонни, она говорила то, что думала, только это была не вся правда.
Она умалчивала о том, какой ценой доставался ему успех, умалчивала о вечерах, когда он приходил домой такой усталый и опустошенный, что даже поужинать не было сил, о шикарных приемах, после которых он засыпал в такси по пути домой. Она ни слова не говорила о том, как после тяжелой рабочей недели он спит в выходные часов по четырнадцать, или как несчастный глоток виски порой приводит его в полубессознательное состояние, или как он раздражается, когда с ним заговариваешь о второстепенных, с его точки зрения, вещах. И разумеется, она никому не говорила, что в любви Кирк стал скучен и зауряден.
