Рози Томас - Чужие браки
— Может быть, ты и прав, — сказала Нина. — Может быть. А что же будет дальше?
— Что-то восстановится, а что-то нет. И у каждого появятся свои планы на будущее, свои перспективы.
— И для нас с тобой.
— Да, пожалуй, для нас с тобой даже в большей степени, чем для кого бы то ни было, из-за того, что могло произойти и не произошло.
Нина печально кивнула.
Гордон отпустил Нину и отступил на несколько шагов, поднимая ее волосы и собирая их в узел на затылке. Он почувствовал, что этим жестом как бы возвращает Нину самой себе, отрывая ее от себя.
Они еще несколько минут прислушивались к пению птиц, потом повернули обратно.
— Когда ты собираешься уехать? — спросил Гордон, понимая, что ему вовсе не хочется услышать ответ.
Нина шла быстро, засунув руки в карманы жакета.
— Я не знаю. Как только Стелла уедет в Америку, как только найду, где жить в Лондоне. Думаю, примерно через месяц, — Нина неопределенно повела плечами, и ее равнодушие немного обидело Гордона.
— Нам будет тебя не хватать.
— Разве что чуть-чуть. Зато восстановится утраченное равновесие.
Нина в упор взглянула на Гордона, затем взяла его под руку, и они опять пошли, глядя прямо перед собой, как выходили сегодня из собора.
— Теперь грустным выглядишь ты, — сказала она.
— А ты, похоже, счастлива, — с удивлением заметил Гордон.
— У меня все в порядке, — уверенно сказала Нина.
Она могла бы раскрыть ему свой секрет, но почему-то ей не хотелось этого делать. Нина вот уже несколько дней была уверена в том, что она беременна, а сегодня в соборе ей открылась еще одна простая и великая истина — ничего на свете не хотелось ей так, как иметь ребенка.
Ребенка Барни, нет — ее ребенка.
20
На Стелле было золотое платье и сережки, которые подарила ей Ханна.
Она внимательно изучала свое отражение в небольшом зеркале, висевшем в ее спальне в доме Нины, стараясь взглянуть на свое лицо как бы со стороны. Но черты лица были слишком знакомы и не поддавались попытке смотреть отстраненно. Стелла отступила немного назад, уже в который раз признаваясь себе, что было несколько абсурдно одеваться подобным образом для обеда втроем на кухне.
И загадочная улыбка, заигравшая на губах Стеллы при этой мысли, на секунду действительно преобразила ее лицо.
Стелла повернулась к зеркалу спиной. На кровати лежали почти собранные чемоданы, рядом лежало расписание авиарейсов с вложенным в него билетом до Портленда, штат Орегон. Сегодня был ее последний вечер в Графтоне — завтра Стелла улетала в Штаты к сестре. Она не знала, как долго прогостит там и куда отправится, когда иссякнет гостеприимство сестры. Но эта неуверенность скорее приятно возбуждала Стеллу, чем тревожила.
Нина настояла на том, что необходимо отмстить ее последний вечер в Англии.
— Кого мы пригласим? — спрашивали женщины друг друга.
Одну за другой они отвергли идеи по поводу графтонских парочек, хотя обе понимали, что с удовольствием пригласили бы Гордона, чтобы устроить настоящий ужин ля-труа — вряд ли уже доведется когда-нибудь встретиться. В конце концов они, посмеиваясь, остановились на кандидатуре Барни Клегга.
Стелла спустилась в кухню. Ей нравилось жить в огромном полупустом доме Нины, вызывавшем ощущение свободы и независимости. Пожив немного без Джимми, Стелла только яснее поняла, что никогда не вернется к мужу.
Нина готовила. Она тоже успела уже переодеться в черное бархатное платье, отделанное черным же кружевом. Увидев Стеллу, она восхищенно присвистнула.
— Выглядишь потрясающе.
Стелле так и не удалось разглядеть себя как следует, но она знала, что Нина говорит правду. Прежнее безжизненное выражение сошло наконец с ее лица, щеки возбужденно горели. Она повернулась, демонстрируя платье со всех сторон.
— Я рада, что Ханна заставила меня купить его. Хотя ходить в нем некуда.
— А вот и нет. Мы можем ходить куда угодно, и сегодняшний вечер только начало. Выпей вот это.
Нина протянула Стелле бокал шампанского. Шурша платьем, Стелла подошла взглянуть через плечо Нины на содержимое блюдечек.
— Пахнет потрясающе. Барни будет счастлив.
— Барни всегда счастлив, — смеясь, сказала Нина.
Черное платье Нины было сильно декольтировано сзади, так что голой оставалась почти вся спина. Стелла смотрела на обнаженные плечи Нины, покрытые веснушками, и на тс места, где, сливаясь вместе, несколько веснушек превращались в пятнышко неправильной формы. Стелла протянула руку и погладила пальцем одно из таких пятнышек.
Нина успела уже привыкнуть к таким проявлениям интимности, и хотя она почти что жаждала одиночества, но одновременно понимала, что дом опустеет, станет холодным, когда Стелла уедет.
— Я буду скучать по тебе, — сказала она.
— Мне тоже будет тебя не хватать, — ответила Стелла.
Она подалась вперед и поцеловала Нину. Потом все так же сосредоточенно она стерла след губной помады, оставленный на лице Нины.
Позвонили в дверь.
— Наш мальчик, — ухмыльнулась Стелла и пошла открывать.
— О, Боже! — воскликнул Барни при виде чудесно преобразившейся Стеллы. На нем самом были джинсы и свитер, в руках он держал две бутылки шампанского. — Почему вы не предупредили меня?
— Не предупредили о чем? — притворяясь, что не понимает, лукаво сказала Нина, освобождая его от бутылок.
— Что надо было надеть отцовский фрак или что-нибудь в этом роде.
Женщины рассмеялись. У обеих был такой заговорщический вид, что Барни на секунду почувствовал себя лишним.
— Если бы мы захотели видеть праздничный костюм Дарси, мы бы пригласили его самого, — сказала Стелла.
— Я польщен тем, что остановились все-таки на мне.
— Это действительно должно тебе льстить, разве нет, Стелла? — Нина, улыбаясь, наполнила бокалы и подняла свой. — Счастливого пути, — пожелала она обоим. На следующей неделе Барни уезжал в Австралию.
Все чокнулись.
— Вы очень красивые, — просто сказал Барни, допив шампанское. — Обе.
Он слегка опасался их великолепия и атмосферы женского заговора, витающей в воздухе. У него было такое чувство, будто его взяли на время, чтобы изучить, а сейчас, закончив опыты, спокойно вернули своему поколению. Он бы чувствовал себя и вовсе неловко, если бы шампанское и запах вкусной пищи не поднимали ему настроение. Барни напомнил себе, что вскоре отправится навстречу новым приключениям, освободившись от тревожной атмосферы Уилтона. Он также вздыхал с облегчением, думая о том, что его роман с Ниной подходил к неизбежному и безболезненному концу. Он не хотел никому делать больно, но менее всего — себе самому.
