Маргарет Пембертон - Грехи людские
Когда раздался стук в дверь, Дерри грозно рявкнул:
– Идите в туалет на первом этаже!
Послышалось возмущенное ворчание, затем шаги удалились.
– Ты как хочешь, а я никак не могу поверить! – повторил он, и его симпатичное лицо приняло недоуменное выражение. – Что значит «подошел к концу»? Почему? Ведь ничего не произошло!
– Не произошло, cheri, ты прав. Все у нас было великолепно, – искренне ответила Жюльенна.
– Тогда в чем дело, ради Бога... – Он запустил пятерню в свои порядком выгоревшие волосы, пытаясь хоть что-то осмыслить.
– Мне уже двадцать семь, – легко пожав плечами, ответила Жюльенна. – Время подумать о будущем. Пора угомониться, может, даже родить ребенка.
– Матерью ты можешь стать в любое время, стоит лишь захотеть, – с неожиданной улыбкой ответил он, все еще не воспринимая ее слова серьезно. – Хоть прямо сейчас! Тем более что любое время для этого сгодится. – Он прижал ее к раковине и задрал юбку.
– Нет, cheri, – с сожалением промурлыкала она, отказываясь подчиниться, несмотря на сладкий озноб от его прикосновений. – Я же сказала – все! Роман завершен. Увы!
Его улыбка сменилась озабоченным выражением лица.
– Ты шутишь, Жюльенна? Явно, ты шутишь! Скажи, ведь это просто игра?
Она отрицательно покачала головой. Ей и самой хотелось, чтобы это было игрой.
– Нет, я уже все решила. Увы, но это необходимый для меня шаг.
Он посмотрел на нее с ужасом.
– Ты не можешь так поступить со мной, Жюльенна! Я люблю тебя! И хочу жениться на тебе!
Она улыбнулась и погладила его по лицу.
– Не думаю, что это был бы удачный брак, дорогой. Я ведь всегда бы стучалась в двери ванных и спален, пытаясь вызволить тебя оттуда.
У него достало мужества улыбнуться. Он совершенно не мог представить себе Жюльенну в роли оскорбленной супруги.
– Я очень люблю тебя, Жюльенна, – уныло произнес он. – Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой.
– Да, нам было неплохо вдвоем, – согласилась она, понимая, что самая трудная часть объяснения уже позади и теперь остается лишь вежливо распрощаться.
Он поколебался, а затем подозрительно поинтересовался:
– Не собираешься ли ты крутить роман с Томом Николсоном, Жюльенна?
– Нет, – твердо сказала она. – Как такое могло прийти тебе в голову?
– Честное слово?
– Конечно. – И это была правда. Она не собиралась в дальнейшем встречаться и с Томом.
Дерри усмехнулся. По крайней мере его не меняли на другого любовника. И потом, как знать, может, скоро настроение у Жюльенны переменится?.. Да, наверняка Жюльенна пресытится супружеской верностью, и тогда все пойдет у них, как и прежде. Он решил воспользоваться ситуацией и ничего не загадывать.
– Ну ладно, если уж мы с тобой прощаемся, тогда давай в последний раз займемся любовью, чтобы остались приятные воспоминания. – Он широко улыбнулся и привлек ее к себе.
Жюльенна уперлась ему в грудь и резко оттолкнула.
– Нет! Правда, Дерри, я же сказала, что отныне буду верна Ронни!
– Но это ведь бред, Жюльенна! – Он был похож на затравленного зверя.
Из-за двери слышался гул голосов: гости выстраивались в очередь, чтобы попасть в ванную комнату. Жюльенна недовольно усмехнулась.
– Я сказала, и так оно будет, cheri! Прощай!
* * *Как-то в июне, когда Риф отвозил Элизабет на занятия к Ли Пи в Цзюлун, он заявил:
– Вчера я видел знаешь кого? Ламун Шенг.
Элизабет стремительно повернулась к нему.
– В самом деле? Где? С кем? Тебе удалось с ней поговорить?
Он отрицательно покачал головой, и на лоб ему упала черная густая прядь.
– Нет. Она была с каким-то весьма респектабельным китайцем. Они переходили улицу.
Он счел за благо умолчать о том, что мужчина довольно бесцеремонно тащил Ламун за руку. Она была бледнее смерти, лицо изможденное, глаза ввалились.
– Может, она опять живет в своем доме? Пусть даже ей не позволяют встречаться с европейцами, но мы сможем с ней переписываться?
Риф свернул налево.
– Сомневаюсь, – мрачно сказал он. – Увидев ее, я навел кое-какие справки. Мужчина, с которым я видел Ламун, – ее дальний родственник, ставший ее мужем.
– О! – воскликнула Элизабет безрадостно. – Значит, отец и вправду силой выдал ее замуж!
Она долго молчала, а через какое-то время сказала:
– Но может, их брак не так уж и несчастен? Если он ее родственник, то можно предположить, что она давно его знает. Может, она даже счастлива с ним?
Риф ничего не ответил. Он сразу заметил, что Ламун несчастна, но не хотел расстраивать Элизабет без особой нужды. Тем более что теперь ничего уже не поделаешь.
Помолчав, Элизабет спросила:
– Ты расскажешь об этом Тому?
Риф и сам думал, говорить ли об этом приятелю.
– Нет, – ответил он, объезжая такси. – Да и что толку? Том теперь закрутил с Мелиссой, и если я расскажу ему, что видел Ламун в Гонконге... – Риф выразительно пожал плечами. – Это может испортить их отношения, чего бы мне не хотелось.
– Но раз Ламун опять в Гонконге, наверняка другие тоже могут встретить ее и рассказать об этом Тому. Да и он сам вполне может ее увидеть.
Риф отрицательно покачал головой.
– Сомневаюсь. Скорее всего они просто приехали ненадолго к ее отцу. Кроме того, традиция требует, чтобы жена китайца редко показывалась на людях.
– Но мы должны хоть сказать ему, что она жива, – не унималась Элизабет.
– И о том, что ее выдали замуж? – Риф вопросительно взглянул на Элизабет.
– Да. Лучше, если он будет в курсе. Он должен понять, что она для него потеряна навсегда.
В августе впервые после длительного перерыва Элизабет выступила с концертом. Она уже давно готовилась к нему. При переполненном зале, чего не было уже много месяцев, она исполняла Моцарта, Рахманинова и Берлиоза. Музыкальный критик газеты «Гонконг тайме» в восторге написал, что это было «выдающееся выступление, отмеченное исключительными техникой и вкусом исполнителя», и добавил, что Элизабет играла с феноменальной энергией.
Друзья, полагавшие, что достаточно хорошо знают Элизабет, были потрясены ее талантом. Они ожидали, что им предложат несколько аккуратно, по-ученически сыгранных музыкальных произведений. Никто даже не ожидал услышать произведения Моцарта и «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова, исполненные с редкостной уверенностью.
Мириам Гресби решила, что было бы неразумно и дальше игнорировать Элизабет. На устроенном после концерта званом обеде в отеле «Гонконг» Мириам протиснулась через толпу поклонников таланта Элизабет и заохала:
– Какое замечательное исполнение, дорогая! Помню, когда я впервые услышала, как вы играете, – а это было всего лишь через несколько часов после вашего прибытия в Гонконг, – я тогда сказала Денхолму, что вы необычайно даровиты как пианистка. На следующей неделе я устраиваю ужин для узкого круга. Надеюсь, губернатор почтит мой дом своим присутствием. Может, придет и французский атташе. Так вот, мне было бы очень приятно видеть у себя и вас.
