Доверься мне (ЛП) - Мак Бекка

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — говорит он ей в ответ, активно жестикулируя руками, как бы показывая, насколько он на самом деле этого не понимает.

— О, черт возьми… — Дженни на мгновение прячет лицо за своим букетом. — Твой галстук! Поправь галстук!

— Что? О, — Гарретт опускает взгляд, его лицо становится ярко-красным, когда он замечает свой перекошенный галстук.

Этот день начинается фантастически, что только усиливает мое беспокойство. По крайней мере, мне удается улыбнуться, глядя, как Аланна танцует вдоль прохода, и бросает лепестки цветов в ничего не подозревающие лица. Джем проходит половину пути, прежде чем решает лечь и начать жевать один из лепестков.

— Джемми! Нет! Джемми, вставай! — Аланна пытается соблазнить его еще большим количеством лепестков, медленно пятясь к алтарю. — Да ладно тебе, Джемми. Давай. У меня тут для тебя еще много лепестков, малыш.

Оливия сказала мне, что так и будет. На самом деле, она со мной поспорила. Теперь я должен ей массаж ног и брауни.

— У ребенка такой же фокус внимания, как у его мамы, — бормочет Джереми.

Я фыркаю от смеха, потому что так оно и есть. Хмурый взгляд Кристин говорит о том, что она тоже с этим согласна.

В конце концов Аланна подхватывает своего брата на руки и несет его к алтарю.

— Отдай кольца дяде Картеру, Джемми.

По какой-то счастливой случайности маленький пузатик улыбается мне, держа маленькую коробочку в своем пухлом кулаке.

— Спасибо, приятель, — тихо говорю я ему, прежде чем расцеловать его в обе щеки. Мои пальцы крепко сжимают коробочку, и я делаю глубокий, неровный вдох, когда музыка затихает. — Святые, блять, угодники, — выдыхаю я, когда начинается следующая песня.

«Миллионер» Криса Стэплтона. Оливия думает, что я выбрал ее, потому что я миллионер. Оливия думает, что я выбрал ее, потому что я долларовый миллионер. Но я самый богатый человек на свете, потому что у меня есть она и ее любовь.

Все беспокойство рассеивается секунду, когда эта потрясающая женщина входит в двери, все ее пять футов и один дюйм в кружеве и атласе, и из комнаты исчезает весь до последней капли кислород.

Возможно, именно поэтому с моих губ слетает «Твою мать».

— Опиши мне ее, — шепчет Хэнк.

— Она… она… — я на мгновение зажмуриваю глаза, потому что не хочу пропустить ни секунды из этого. — Я не могу. Извини, — у меня нет слов. Оливия… похожа на рождественское утро в три года, когда ты наконец понимаешь всю эту праздничную суету. Она похожа на тот самый момент, когда прекращается дождь и выходит солнце, окрашивающее небо в яркие цвета, и в воздухе чувствуется аромат свежести и обновления. Она похожа первое катание на коньках по замершему озеру в окружении заснеженных гор, сосен и самого свежего воздуха. Она, в конце концов, это то чувство в моей груди, которое возникает, когда она посреди ночи переворачивается, прижимается ко мне своим теплым телом, обвивается вокруг меня и я понимаю, что все на своих местах. — Она просто… она просто…

— Совершенство, — тихо заканчивает Хэнк.

Чертово абсолютное совершенство. И она вся моя.

Наверное, поэтому я позволяю ей пройти только три четверти пути по проходу, прежде чем срываюсь с места и бегу к ней, в то время как наши гости ахают от удивления.

Но Оливия? Она не удивлена. Ни капли.

— Импульсивный и нетерпеливый, — бормочет она прямо перед тем, как отец отпускает ее руку, и я поднимаю ее на руки, кружу, прижимаю к груди и целую изо всех сил.

— Вот почему ты выходишь за меня замуж.

— М-м-м, — она наклоняет голову, морща нос, делая вид, что размышляет. — Помимо прочего, да.

— Ты так чертовски красива, — я хочу запустить пальцы в ее волосы, но она, скорее всего, убьет меня. Ее прическа такая миленькая.

— Эй! — Кара щелкает пальцами со своего места у алтаря. — Кончайте целоваться, тащите сюда свои задницы и женитесь!

Оливия хихикает, и я протягиваю ей руку. Я уверен, что никогда так широко не улыбался, когда спрашиваю ее «Готова выйти замуж?».

Она вкладывает свою руку в мою, наши пальцы переплетаются, и одаривает меня той нежной улыбкой, которую я так люблю.

— Готова.

— Вы просто великолепны сегодня вечером, миссис Беккет.

Ее платье сливочно-идеального цвета из великолепного сложного кружева поверх атласа, украшает ее идеальную попку нежным бисером, и поднимается к полностью обнаженной спине. Этот оттенок называется «Краснеющий клен». Мне все равно, как, черт возьми, это называется, моя жена сегодня — чертово произведение искусства.

Я кружу свою сногсшибательную невесту по банкетному залу, как учила нас моя сестра, и замечаю ее в углу, как она прижимает руки к лицу, будто нервничает, что мы в любую секунду можем облажаться, и беззвучно подсчитывает каждый шаг.

— Ты говоришь это каждую ночь.

— Это потому, что так оно и есть. Голая, разодетая, в спортивных штанах и с растрепанным пучком или в одной моей футболке, ты — самое прекрасное, что когда-либо видели эти глаза. Но сегодня вечером… — я провожу пальцем вниз по ее боку и обхватываю рукой ее бедро.

— Мое платье слишком облегающее.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на ее надутые губы, и ухмыляюсь.

— Это не так.

Это платье идеально на ней сидит. Мне не нужно в него вглядываться, ведь я пялился на Оливию в нем всю чертову ночь. Она еще и подловила меня, когда я украдкой пытался взглянуть на него в одном из шкафов ещё пару недель назад. Оливия шлепнула меня так сильно, что пришлось приложить лед к запястью. Правда, я сделал это, чтобы она почувствовала себя виноватой. Это сработало, пока она не поймала меня на том, что я смеюсь. В ту ночь она спала в пижаме и заставила меня держать руки при себе.

— Я едва дышу, Картер, и я определенно не могу наклониться.

— О, нет, — в последнее время, когда я пытаюсь ее успокоить, мне удается зайти довольно далеко. — Что ж, тогда нам, вероятно, следует вытащить тебя отсюда как можно скорее. — Я демонстративно оглядываюсь в поисках выхода или, может быть, уборной. Чем дольше я смотрю, тем меньше это похоже на шоу. Я отведу ее в какое-нибудь уединенное место прямо сейчас, черт возьми. — Давай пойдем куда-нибудь, где я смогу сорвать это с тебя.

— Это платье стоило непристойную сумму денег. Ты не сорвешь его с меня. Никогда.

— М-м-м, — это мы еще посмотрим. Я заплачу за то, чтобы его сшили обратно, если понадобится. — Планируешь надеть его снова, не так ли?

На лице Оливии появляется эта дерзкая ухмылка, когда ее руки обвиваются вокруг моей шеи, она притягивает меня ближе.

— Да. Когда я выйду замуж за своего второго мужа.

— Непослушная девчонка, — я провожу ладонью вниз по ее спине, обхватывая нежную округлость ее попки, слегка сжимая ее.

— Вы понимаете, что все двести с лишним гостей могут видеть вашу руку на моей заднице прямо сейчас, верно, мистер Беккет?

— М-м-м. Мне это нравится, миссис Беккет. Пусть они знают, что вы моя.

Оливия фыркает моим любимым смешком.

— Думаю, в этом и был смысл свадебных клятв, свидетелями которых они сегодня стали.

— Мои руки по всему на твоем сочном теле — это лучше. Еще лучше, если на твоем лице. Ты знаешь мой девиз: делай все по-крупному или вали домой.

Голова Оливии запрокидывается назад, ее веки закрываются, когда она сотрясается от смеха.

— Не могу поверить, что люблю тебя так сильно, — говорит она мне с тихим вздохом, прежде чем прикоснуться к моим губам.

— Думаю, что я не могу любить тебя больше, чем сейчас, но завтра ты докажешь, что я неправ, как делаешь это каждый день.

— Ты слишком милый, — ее губы касаются моего уха. — Когда ты не ведешь себя как маленький говнюк.

Я мягко смеюсь, прижимая ее к себе, шепчу ей на ухо последние несколько слов нашей песни и коверкаю последнее, потому что мне нравится быть с ней маленьким говнюком время от времени.