Джудит Гулд - Вспышка. Книга первая
Тамарин голос зазвучал слабо и напряженно:
– А если я не подпишу?
– Тогда я не дам Луи своего благословения на вашу свадьбу. Да, я знаю, что мой Луи очень упрям и все равно женится на тебе. Но как ты думаешь, долго ли продлится ваше счастье, если его родная мать отречется от него?
– Вы с самого начала все рассчитали, не так ли? – с горечью спросила Тамара. – Вы отправились к вашему адвокату, чтобы он заготовил это, – она потрясла документом, – даже не дожидаясь нашего знакомства. Вы заранее решили, что я вам не понравлюсь. – В ее глазах стояли слезы.
– При чем тут, нравишься ты мне или нет. Луи – мой единственный сын, и я намерена защищать его любой ценой. Я бы с радостью умерла, лишь бы не видеть, как какая-то женщина использует его в корыстных целях.
– Я тоже.
– Ну? – Зельда спокойно посмотрела на Тамару. – Ты подпишешь его, не так ли?
Призвав все свое достоинство, Тамара устало ответила:
– Да, я подпишу. И вы можете быть спокойны. – Волнение душило ее. – Я никогда ничего ему об этом не расскажу. Я не хочу, чтобы он знал, какая бессердечная у него мать. Ни один сын не заслуживает того, чтобы знать это.
На какой-то краткий миг ей показалось, что сердце Зельды смягчилось, но она быстро спохватилась и приняла прежний несгибаемый вид.
Она протянула Тамаре ручку. Тамара выхватила ее и поставила свою подпись.
– В трех экземплярах, – сказала Зельда, вынув еще два экземпляра договора.
– Вот. – Тамара бросила контракты на стол. – А сейчас прошу меня извинить, я думаю, Луису пора отвезти меня домой. – Ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. – Благодарю вас за обед.
Она пошла к двери, изо всех сил стараясь держать себя в руках, и, отворив ее, направилась в гостиную. Симфония Малера звучала громче и трагичнее. Она напомнила Тамаре погребальную службу, невидимые инструменты низкими заунывными голосами отпевали покойника, и лишь одинокое сопрано, плача, возносилось вверх и вновь обрушивалось в пучину беспросветного мрака.
Бракосочетание Тамары, столь пышно рекламируемой восемнадцатилетней находки «ИА» и, если верить газетам, дочери прославленной русской актрисы и знатного князя, перемещенной беженки и несостоявшейся наследницы баснословного состояния, с Луисом Фредериком Зиолко состоялось на съемочной площадке фильма «Вертихвостка» на следующий день после того, как была отснята последняя сцена. Для Тамары свадьба превратилась не столько в церемонию обмена брачными обетами, сколько в зрелище сродни зоопарку. Из нее сделали общенациональный спектакль, некое событие королевского ранга, насколько это позволяла демократия. Это была скорее гражданская, чем церковная церемония, и если в ней и было что-то религиозное, так это помпа и великолепие, которыми были окружены голливудские идолы.
Оскар Скольник как истинный предприниматель, ни на минуту не забывавший о своей выгоде, обеими руками ухватился за возможность нажиться на том, что он счел самым лучшим рекламным трюком, который только можно было придумать. Вложив в церемонию пятьдесят тысяч и сияя, как будто выдавал собственную дочь, он благословил невесту в двенадцатом павильоне среди нетронутых массивных декораций «Вертихвостки», которые по этому случаю были украшены белоснежными цветами стоимостью в пятнадцать тысяч долларов.
Газеты сплетничали, что от Сан-Франциско на севере и до самой границы на юге не осталось ни одного белого цветка. Как и подобает настоящей княжне, Тамара, под непрестанные вспышки, щелканье затворов и жужжание кинокамер, вышла из великолепной, украшенной цветами кареты, запряженной шестеркой белых лошадей – недаром запасники «ИА» были битком набиты различным реквизитом, – в ослепительном кружевном платье с почти семиметровым шлейфом от Жан-Луи и бриллиантовой тиаре, взятой напрокат у Тиффани. Мальчики-пажи в средневековых туниках триумфальными звуками горна возвестили о ее прибытии. Шестнадцать подружек невесты, все – известные голливудские звезды, усыпали ее путь белыми орхидеями.
В качестве «нечто старого» у нее был драгоценный кружевной платок, который ей передала Грета Гарбо, «нечто нового» – подаренное ей Оскаром Скольником короткое жемчужное ожерелье, «взятого напрокат» – тиара от Тиффани, а «нечто голубого» – пояс с резинками – подарок от Мэй Уэст.
Обменивающаяся брачными обетами со своим чрезвычайно красивым мужем-режиссером, который надел ей на палец кольцо с бриллиантом в двадцать карат (также взятое напрокат), с небольшим букетом белых цветов в руках, Тамара мгновенно стала олицетворением совершенной невесты и навеки запечатлелась в сознании народа как видение в белом. Все газеты от одного побережья до другого поместили на первой странице фотографии Луиса, приподнимающего ее вуаль и целующего ее.
ВЕЛИЧЕСТВЕННАЯ КИНОЗВЕЗДА ТАМАРА ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЗА РЕЖИССЕРА.
СТРАНА ПОТРЯСЕНА СВАДЕБНОЙ ЦЕРЕМОНИЕЙ СТОИМОСТЬЮ В ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ. Празднование в Голливуде, в то время как тысячи людей не имеют крыши над головой.
В ГЛАЗАХ РУССКОЙ КНЯЖНЫ СИЯЮТ ЗВЕЗДЫ.
ТАМАРА: Я потеряла страну, но нашла супруга.
ИСТОРИЯ ТАМАРЫ: Звезда, которую называют «Ваша Светлость».
Среди сотен гостей, присутствовавших на церемонии, были как представители голливудской элиты, так и будущие кинозвезды.
Ради такого случая главы конкурирующих студий объявили перемирие и дружески беседовали, поднимая в честь невесты бокалы с фруктовым пуншем. Вместе с ними пришли разодетые в пух и прах продюсеры, режиссеры, известные и будущие звезды. Инга и Джуэл, шмыгая от счастья носами и то и дело поднося к глазам носовые платки, сидели в первом ряду. Зельду Зиолко можно было принять за кого угодно, только не за счастливую, гордую мать жениха. С ее точки зрения, этот брак, заключенный мировым судьей в присутствии сотен звезд и знаменитостей, соперничающих с женихом и невестой в знаках оказываемого им внимания, был насмешкой как над религией, так и над священными брачными обетами. В ее представлении этот обряд должен был совершаться раввином под хупой,[12] с кубком вина, зажженными свечами, криками: «Мазел тов!» и традиционными еврейскими танцами. Как ни льстило ей в глубине души присутствие стольких знаменитостей на свадьбе ее сына, этот рассчитанный на публику спектакль был для нее позором, который пришлось вытерпеть в нехарактерном для нее молчании – так она, по крайней мере, потом говорила в узком кругу знакомых.
Лили Понс, чей дебют состоялся в этом году, спела две арии; выступили также хор и оркестр из тридцати семи музыкантов, а когда стемнело, был устроен фейерверк. В каждой тысячной устрице из восьми тысяч, поданных на стол, оказалось по блестящей жемчужине – в качестве подарка от устроителей свадьбы. Огромная рекламная машина, благодаря которой слова «только что открытая русская княжна Тамара» вошли в обиход еще до начала съемок фильма «Вертихвостка», подняла ее на пьедестал, не дожидаясь монтажа фильма. Уставшая от депрессии публика верила всему. Нищета и отчаяние стали слишком широко распространенным явлением. Люди жаждали хоть мельком увидеть роскошь, и Тамара не разочаровала их. Если роскошь и блеск могли считаться будущим идеалом, Тамара стала его олицетворением.
