Рози Томас - Год любви
– О нет! – Пэнси сразу посерьезнела. Она обхватила подруг за плечи. – Я никогда не забуду этот год. И то, как, несмотря на все мои выходки, наша дружба уцелела. Что бы потом ни случилось, я всегда буду считать вас своими лучшими подругами.
Для Пэнси это был очень длинный, серьезный монолог, и они ей поверили.
Ее слова всколыхнули мутные потоки памяти, и они снова увидели перед собой Оливера.
Когда пришла пора собираться, они оделись, в темных траурных платьях дома было невыносимо жарко.
Девушки пошли вниз по пологой лестнице, и вдруг навстречу им вышла Роза. Они давно ее не видели, потому что она закрылась в своей комнате и предавалась отчаянию. Теперь они были потрясены ее ужасным видом. Широкое лицо было в багровых пятнах, маленьких глазок почти не было заметно. Спутанные волосы вылезали клоками, на черепе серели проплешины. Роза надела тяжелый черный плащ и молча смотрела на девушек, которые приближались к ней по ступенькам.
Хлоя тронула ее за локоть.
– Вы не хотите поехать с нами? – спросила она.
Роза покачала головой. В ее ответе промелькнула злоба, которая служила ей средством самозащиты.
– Нет, я поеду с Джерри. Мы ведь родственники Оливера и поедем на приличной машине. Плевать нам на то, что нас предпочитают не замечать!
Элен удивилась: как это Дарси не распорядился прислать за ними машину и отвезти на похороны? И потом вряд ли Джерри способен сейчас управлять автомобилем. Он целую неделю пил, не просыхая.
Однако выйдя на улицу, где так некстати светило солнце, они увидели, что у моста стоит большой черный автомобиль, в котором сидит водитель, одетый во все черное. Джерри стоял, слегка прислонившись к машине. Поравнявшись с ним, они увидели, что он практически трезв. Его черный костюм был ему тесноват, да и скроен по моде десятилетней давности, но безукоризненно чист и отутюжен. Он кивнул каждой девушке в отдельности, и они увидели, что он рыдает.
– Оливер был бы рад, что вы пришли попрощаться с ним, – пробормотал он с сентиментальностью, характерной для пьяниц.
Когда они отошли подальше, Пэнси процедила сквозь сжатые губы:
– Я думаю, Оливер просто бы посмеялся над всем, что сейчас творится.
– Это неважно, – устало откликнулась Элен. Она задыхалась от тоски.
«А что сейчас ощущает Том? – спросила себя она. – Ну, почему она такая дура, почему она не с ним?..» Его лицо маячило перед ней так отчетливо, словно это была галлюцинация.
Она не с Томом, потому что не хочет предавать Дарси.
А Дарси она вовсе даже не нужна!
Они ехали в Мер по знакомой дороге, природа представала перед ними во всей своей красе. Просторные поля золотились или сочно зеленели, по краям их росли дубы и вязы с пышными кронами. По пастбищам бродили коровы, вкусная трава доходила им до брюха. В открытые окна до Элен долетал запах петрушки и шиповника, росшего вдоль ограды. Она опустила глаза на свою черную юбку. Ей было слишком больно смотреть на красоту вокруг и спокойно размышлять о медленной смене времен года: ведь для Оливера все это было уже кончено.
Они не спеша ехали по поселку Мер, Элен заметила, что во многих домах занавески на окнах задернуты. В местном кабачке вывеска, на которой был изображен фамильный герб Мортиморов, была закрыта черной тканью. В конце поселка высилась квадратная колоколенка саксонской церквушки. За ней тянулась серая линия невысокого особняка, отгороженного от залитого солнцем холма тисовыми деревьями.
Они молча вышли из машины и прошли в ворота. Вдоль дороги безмолвно стояли селяне, среди них было много крестьян, лица у них были загорелые, а лбы удивительно белые – ведь они обычно ходили в фуражках, а сейчас держали их в руках. На колокольне звонил всего один колокол, печальные отзвуки замирали в тихом, ароматном воздухе, а потом с новой силой возобновлялись.
Когда на лицо Элен легла тень от крытых ворот, она подняла глаза и посмотрела на южную дверь, ведущую в церковь. На крыльце стоял Дарси. У него находилось несколько слов для каждого, кто медленно проходил мимо него. Элен побрела, волоча ноги, по тропинке, миновала старое тисовое дерево, росшее у ворот, и замшелые могильные камни давно забытых арендаторов, работавших когда-то на земле Мортиморов.
Завидев Элен, Дарси сурово улыбнулся, и его губы коснулись ее щеки.
– Спасибо тебе, – тихо произнес он и повернулся к Пэнси и Хлое. Он каждой из них сказал какие-то слова, и они вошли в полутемную церковь.
Там было полно народу. Вперед вышло два церковных служителя, и Элен растерянно осознала, что ее отделили от Пэнси и Хлои. Пожилой человек повел ее по проходу между сидевшими на скамьях людьми в трауре. У самого алтаря, словно в нескольких милях от всех остальных, стояла резная скамья с высокой спинкой, отгороженная крученым красным шнуром. Служитель нагнулся, откинул медный крючок и посторонился, давая Элен пройти.
Фамильная скамья Мортиморов…
Невеста Дарси должна молиться здесь. Элен встала на колени в пустом пространстве, отгороженном с трех сторон резными стенками, и ощутила, как одиночество сгущается вокруг нее, будто тучи.
Когда она снова подняла глаза, то увидела в восточном окне бледно-розовые гвоздики и фиалки, медный крест, поблескивавший в полутьме, и восковые белые лилии по обеим сторонам креста. Она медленно повернула голову. У подножия алтаря стоял гроб, у каждого угла горела белая свеча в высоком подсвечнике. На большой темной крышке лежал один-единственный венок из лилий.
Элен вновь отвела взгляд и посмотрела на свет, просачивавшийся сквозь средневековые витражи. Здесь ничто: ни сильный запах лилий, ни приглушенная органная музыка – не имело отношения к Оливеру. Его тут нигде не было.
Раздался длинный аккорд, и органная музыка стихла. Люди тихонько перешептывались, потом в проходе показалась леди Монткалм, которую поддерживали под руки муж и сын. Она шла еле-еле, вдруг резко состарившись… ее рука, лежавшая на черном рукаве мужа, была узловатой и старчески-окостенелой. Лицо было наполовину скрыто черной вуалью. Когда они подошли к скамье, лорд Монткалм взглянул на Элен из-под седых бровей. Горе вымыло из его глаз вместе со слезами весь аристократизм. Дарси зашел вслед за матерью и слегка приподнял ее, помогая встать на место. Элен склонила голову, ей было печально видеть, как они сникли. Неужели она когда-то их так боялась?
Пастор местной церкви подошел к алтарю. Он начал читать древние, величественные слова погребальной молитвы. Элен опустила глаза и помолилась о том, чтобы эти слова утешили родных Оливера.
После короткой заупокойной службы Дарси снова вышел в проход и встал в изголовье гроба. И тут же к нему подошли пятеро мужчин, готовые взять гроб себе на плечи. Элен увидела, что у двух из них головы той же формы, что и у всех Мортиморов. Наверное, это были кузены Оливера. Двое других были шумные молодые аристократы, которые с раннего детства общались с Оливером и были частью его жизни.
