Пенни Винченци - Другая женщина
Джеймс решил, что с его стороны будет глупостью поменять свою спокойную и уравновешенную жизнь на совместную жизнь с Сюзи. Он не любит ее и никогда не любил. Просто им было хорошо вдвоем. Господи, хотя бы Сюзи успокоилась и перестала предъявлять ему претензии. Неужели ей хочется менять свое так хорошо отлаженное житье?
В своих воспоминаниях Джеймс перенесся к Руфусу, к кошмару, который произошел вчера вечером. Знакомое паническое чувство захлестнуло его. Думая о Руфусе, он вспомнил о статистических данных по рождаемости, которые где-то видел и где говорилось, что у большинства матерей дети от внебрачных отцов. Вспомнив эту статистику, он начал понемногу успокаиваться: не он первый, не он последний. Возможно, он напрасно нагоняет на себя страх. Наверняка поколение Руфуса спокойно относится к таким вещам. Возможно, и Мэгги с Алистером не видят здесь ничего особенного.
- Господи! - закричал он, удивляясь своей собственной глупости. - Господи, Джеймс, о чем ты размечтался?
Внезапно ему до боли, до отчаяния захотелось услышать голос Сюзи, узнать, как она там, сказать, что он ее любит. Боясь, как бы Мэгги случайно не сняла трубку, он позвонил в больницу по своему сотовому телефону.
- Могу я поговорить с миссис Хедлай Дрейтон из пятнадцатой палаты? Это снова звонит Джеймс Форрест.
- Минуточку, мистер Форрест.
Джеймс ждал, и перед его глазами всплыло милое лицо Сюзи, ее лучистые темные глаза, ласковый, чуть хрипловатый голос. Господи, да он уже успел соскучиться по ней!
- Мистер Форрест? - Голос был чужой, незнакомый.
- Да?
- Миссис Хедлай Дрейтон сказала, что не может говорить с вами. Она очень устала.
- Спасибо. - Джеймс был просто в шоке. Еще не было случая, чтобы Сюзи отказалась говорить с ним, как бы занята и измучена она ни была. Она говорила с ним сразу после рождения всех ее детей, сразу после похорон матери, у постели больного отца. Она всегда говорила с ним по телефону, нуждаясь в его утешении и поддержке. - А вы уверены, что она не может? - спросил Джеймс в трубку.
- Абсолютно уверена, - последовал ответ.
- Она просила что-нибудь передать мне?
- Нет, мистер Форрест.
- Мистер Гобсон на месте?
- Да, сэр. Соединяю.
- Мартин? Это Джеймс Форрест.
- А, Джеймс, рад тебя слышать. Как дела? Реформы еще не коснулись тебя?
- Не говори мне о реформах, а то я разозлюсь. Послушай, Мартин, сегодня утром ты оперировал одну мою старую приятельницу. Она друг нашей семьи. Сюзи Хед-лай Дрейтон. Я никак не могу дозвониться до Алистера, а она сама очень устала после операции. Мне хотелось бы узнать, как у нее дела?
- Все хорошо. Лучше сказать, почти хорошо. Она сама тебе все расскажет. Чудесная женщина! Я от нее в восторге. Думаю, что муж сейчас сидит рядышком с ней. Они держатся за руки и воркуют как голубки. На них приятно смотреть. Сказать ему, чтобы позвонил тебе?
- Нет, нет, - торопливо ответил Джеймс. - Я сейчас уезжаю. Спасибо тебе.
- Не за что, старина. Ты собираешься на конференцию в Борнмут в следующем месяце? Она будет посвящена лечению злокачественных опухолей. Я выступаю там с докладом. Постарайся приехать. Будет очень интересно.
- Я пока не знаю. Еще раз благодарю тебя, Мартин. До свидания.
Джеймс повесил трубку, и телефон тотчас же зазвонил.
- Мистер Форрест? Цветочный магазин Круатерна. Здесь произошла некоторая путаница с цветами, которые вы заказывали для миссис Хедлай Дрейтон. В больнице принцессы Дианы нам сказали, что миссис Хедлай Дрейтон отказалась от цветов. Она говорит, что они предназначены не ей. Может, мы перепутали больницу, или фамилию пациентки?
Холодный пот прошиб Джеймса.
- Все верно, - ответил он. - Верните их в больницу, и пусть их поставят в приемном покое. До свидания.
Чувство паники возрастало: Крессида, Руфус, а теперь и Сюзи. Господи, что произошло с его такой спокойной жизнью! Голова Джеймса закружилась, внизу живота заболело. Он почувствовал, что вот-вот опять разрыдается. Ему снова захотелось выпить.
- Боже! - взмолился он, поднимая глаза к небу. - Боже, помоги мне!
Телефон зазвонил снова, но Джеймс не шевельнулся. Сейчас ему было не до разговоров. Скрестив на груди руки, он пытался унять дрожь. У него стучали зубы и дрожали колени. Телефон умолк: значит, Мэгги опять сняла трубку. Он закурил сигарету и глубоко затянулся. Курил он редко, раз в неделю, и обычно после хорошего обеда.
Джеймс успел выкурить еще одну сигарету, когда в кабинет вошла Мэгги. Она сияла.
- Что случилось? - спросил он.
Мэгги села в кресло и глазами, полными счастливых слез, посмотрела на него.
- Звонила Крессида! - ответила она.
- Крессида?! Почему ты решила, что это была Крессида?
- Да, звонила Крессида. Из Парижа. Мы с ней долго говорили.
- Ради Бога, Мэгги, что она сказала? Что с ней случилось?
- Ничего не случилось. Просто она больна, испугана и ужасно расстроена. Ей очень хотелось со мной поговорить. Мы поговорили, и надеюсь, что теперь ей стало легче. Она очень сожалеет о случившемся.
- Рад это слышать, - сказал Джеймс. - Горячая волна ярости захлестнула его. - Просто восхитительно! - закричал он. - Она убегает в день свадьбы, позорит семью и жениха и говорит, что очень сожалеет. Ты считаешь, что это в порядке вещей? Мы что, должны теперь все прыгать от радости?
- Джеймс, ты ничего не понимаешь!
- Неужели? Может, ты поможешь мне все понять? Ты сама-то хоть что-нибудь понимаешь? Что касается меня, то для меня Крессида…
- Послушай, Джеймс, она в отчаянии.
- Я рад это слышать.
- Джеймс, ты же знаешь, что она беременна.
- Знаю, и дальше что?
- Этот ребенок не от Оливера. Она влюблена в другого мужчину.
- Я просто в восторге от этого!
- Джеймс, пожалуйста. Она никогда не хотела выходить замуж за Оливера. Он давил на нее. Он был так в нее влюблен, что она его пожалела, а когда поняла, что делает ошибку, было слишком поздно. Все были счастливы и готовились к свадьбе. У нее не хватило сил расстроить нас.
- Браво!
- Джеймс, попытайся понять. Ты же знаешь, какая она чувствительная, как она всегда боялась кого-нибудь обидеть. В начале года она встретила в Париже человека и страстно в него влюбилась. Она попыталась порвать с Оливером, но он умолял ее не оставлять его, и у нее не хватило мужества отказать ему.
- Почему же она не поговорила с нами?
- Она порывалась много раз, но ей всегда что-то мешало. События развивались так стремительно, что у нее просто не было возможности. Шла подготовка к свадьбе, все были счастливы, ты потратил кучу денег, и она боялась нас огорчить. Дальше - больше. Она все время откладывала разговор, пока не стало совсем поздно. Я чувствую себя такой виноватой, Джеймс! Бедной девочке некому было излить душу. Что я за мать, если в трудный момент не поддержала ее? Неужели эта свадьба более важна, чем счастье нашей дочери?
