Вайолет Винспер - Горек мёд
Домини устала от долгой дороги, и они поужинали в гостиной своего номера; говоря kale nichta, Поль наклонился и поцеловал ее в щеку. Медаль за хорошее поведение, сказала она себе, но как ни старалась, не могла не напрячься от его прикосновения. Он тут же с безразличным видом отвернулся.
На следующее утро греческое солнце рано заглянуло в окна спальни и своим ярким блеском разбудило Домини.
Завтракали они фруктовым соком, нежным маслом, медом и хрустящими свежими булочками, посыпанными сверху семечками сезама. Потом ели сочные фиги, янтарные снаружи и фиолетовые внутри, пили греческий кофе.
— Вкуснятина, — проговорила Домини, с удовольствием глядя на цветы в окружении блестящих листьев на лимоновых деревьях, растущих у их балкона.
— Не пей кофе до конца, там осадок, — предупредил Поль. Она кивнула и поиграла крохотной чашечкой. Она знала, осадок будет горьким, как многое, что на первый взгляд кажется сладким, но оставляет горький привкус.
— Что будем делать сегодня? — спросил он, откидываясь на спинку плетеного кресла и закуривая сигарету. Домини отрицательно покачала головой, когда он протянул ей портсигар, но не могла не посмотреть на него. Волосы его блестели на солнце, как вороново крыло. На нем были спортивная рубашка с короткими рукавами и узкие легкие брюки. Дым от сигареты вился у дымчато-золотых глаз, и потому они щурились и сверкали, как у тигра.
— Неплохо бы посмотреть достопримечательности, — сказала она.
— Тогда я повезу тебя на Плаку, в старую часть города. — Зубы его сверкнули в быстрой улыбке. — Надень сандалии, камни мостовой очень неровны от древности. Потом заглянем в магазины, и, возможно, ты захочешь увидеть Акрополь.
— Да, очень хочу, — заверила его Домини и когда он наклонился, чтобы стряхнуть с кончика сигареты пепел, она увидела, как сверкнула маленькая греческая медаль. Эта медаль разбудила память о том, что так хотелось забыть… ощущение ее на своей груди той ночью в тепле его объятий…
Домини поспешно поднялась.
— Мне надо пойти причесаться и покрасить губы, — сказала она, направляясь в свою спальню, где солнечный свет, проникая в комнату сквозь венецианские шторы, ложился на пол тигриными полосами. Проводя расческой по своим шелковистым волосам, она старалась не встречаться взглядом с собственным отражением в зеркале туалетного столика. А когда накладывала на губы слой помады, рука у нее так дрожала, что пришлось все стереть салфеткой и снова покрыть губы слоем розовой помады.
Домини смотрела на свой рот, с чувственной верхней губой и припухлой нижней. Ей казалось, она чувствует, как прижимаются к ним, овладевают ими его губы, те самые губы, которые сказали холодно: «Оставь свою любовь себе. Разве я просил ее у тебя?»
С холодным и спокойным выражением лица она надела пару сандалий без каблука и застегнула пряжки, потом взяла сумочку, темные очки, платок на голову и последний раз взглянула в зеркало. Внешне она выглядела абсолютно спокойной, собранной и элегантной, в суженных книзу белых брюках и кремовой блузке навыпуск. На ней не было никаких украшений, кроме колец: гладкой золотой полоски венчального и обручального с синим сапфиром того же цвета, что и ее глаза.
Домини Стефанос, подумала она и вздрогнула от непривычности этого имени. Домини Дейн, существовавшей всего несколько дней назад, больше нет, остались только лицо и тело, так понадобившиеся мужчине, что ради владения ими он готов был на жестокость. Она отвернулась от зеркала. Когда Домини подходила к мужу, пальцы крепко сжимали ручку сумочки. Они отправились осматривать достопримечательности на Плаку и к Акрополю.
Улицы Плаки — узкие и ступенчатые, с открытыми, как лавочки на базарах, магазинами, — были полны византийскими лицами… Византией веяло и от домов с выступающими над улицами деревянными балкончиками и таинственными патио внутренними двориками.
Она чувствовала на своем локте тепло направляющих пальцев Поля, когда он указывал на гирлянды ярких перцев и чеснока, развешанных в раскрытых дверях продуктовых лавочек, связки парусиновых босоножек у входа в обувные магазины, плетеные короба и корзины со странными, незнакомыми ей фруктами. Был там торговец, несущий высоко на палке огромную связку разноцветных губок, похожих на воздушные шары, и мальчишка, — продавец арбузов, толкающий перед собой тележку с сине-зелеными kaboussia. Поль купил арбуз, и после того как Домини съела несколько ломтей, вся ее помада смылась с губ. Она была похожа на девочку-подростка на каникулах, глазеющую на людей, толпящихся на шумных, ярких, наполненных самыми разными незнакомыми ароматами улицах.
— Это похоже на Петтикоут-Лейн,[5] — говорила она, смеясь и глядя через плечо на Поля. Если подует ветер, торговец губками наверняка улетит.
— Тебе весело? — Он улыбнулся и подошел к ней поближе.
Она кивнула; Плака обладала особым веселым очарованием, против которого невозможно устоять, и теперь Поль, схватив ее перемазанные липким арбузным соком пальцы, крепко держал их, пока они взбирались по неровным ступеням и проходили мимо таверны, где преисполненные чувства собственного достоинства старики сидели с бокалами вина или чашечками турецкого кофе и перебрасывались греческими словами, так что казалось, будто они ссорятся.
Мимо них со стройными дочерями проходили греческие матроны. Много было красивых молодых мужчин с черными усами, в большинстве своем одетых в зеленую военную форму. Когда Домини взглянула на Поля, он сказал, что военная служба в их стране обязательна, и она заметила, как по его лицу скользнула тень. Казалось, шрам на мгновение стал более заметным, потом он отвел взгляд в сторону, на магазинчик, и она больше не видела его глаз. Темные очки лежали в кармане рубашки, так как не были нужны: здесь жестокое солнце заслонялось бесчисленными крышами домов и магазинов.
Он остановился в дверях сумеречного магазинчика, где рябили связки ярких вышитых шлепанцев, плетенных из соломки сумок и гирлянды греческих четок над сверканием подносов с брошками и серьгами.
— Позволь купить тебе сувенир в память о нашем посещении Плаки, — сказал Поль и склонился над подносами с побрякушками. Из глубины магазинчика вышел мужчина в тюрбане и стоял, наблюдая, как Поль выбирал пару сережек из ляпис-лазури в форме сердечек. Они были просто очаровательны. Поль спросил о цене, и заплатив, отвел Домини в ближайшую подворотню и с серьезным видом вдел в уши крошечные голубые сердечки.
Она встряхнула головой, чтобы почувствовать их у себя на ушах.
— Они очень милы, Поль. Я в них чувствую себя, как невольница из твоего гарема, — добавила она.
