Ольга Кентон - Девушка из дома на набережной
– А у тебя… то есть у вас как? – спросил Костя.
– Давай на «ты», мне так проще.
– Хорошо, – согласился Костя.
– У нас на каждого актёра, на любую фирму – отдельный файл, иногда целая база данных.
– Серьёзно.
– Поэтому, если хочешь подписать контракт, давай. Но только без фокусов!
– Лара, ну я же не в цирковом училище учусь, а в театральном. – Костя рассмеялся. Лара тоже: ей понравилось, что Костя наконец-то смог непринуждённо пошутить.
После этого Костя почувствовал, что теперь общаться с Ларой стало гораздо легче. Как будто исчезла невидимая стена, стоявшая между ними. Костя подписал контракт, где уже были проставлены печать и подпись Лары.
– Отлично. Только теперь мне нужна копия твоего паспорта, – сказала Лара.
– Паспорт у меня есть, а копии нет. Ты ничего не говорила про копию. Это проблема?
– Нет, конечно, но я могла бы уже завтра попросить своих менеджеров внести тебя в банк данных, портфолио у тебя хорошее. Если ты никуда не торопишься, могли бы заехать ко мне домой – я сниму копию с твоего паспорта.
– Я свободен, – улыбнулся Костя, отпив вина.
Когда ужин закончился, Лара попросила принести счёт. Костя из любопытства попытался разглядеть сумму на чеке, но Лара быстро положила в тонкую кожаную папку пластиковую карточку и отдала её официанту.
Выйдя из ресторана, они сели в Ларину машину. Проехали до конца Нового Арбата, свернули на Большой Каменный мост, затем оказались на улице Серафимовича. Въехали во внутренний двор.
Машина остановилась. Костя вышел, помогая Ларе парковаться, в чём не было особенной необходимости, но Ларе это показалось очень милым. Наконец Лара тоже вышла из машины. Костя посмотрел вверх на окна.
– И тебе не страшно тут жить? – спросил он. – Сколько человек убили в твоей квартире?
– Смешно, – сказала Лара. – В моей квартире никого не убивали.
– Везёт. Здесь таких немного.
– Интересуешься историей, молодец. – Ларе было забавно слушать рассуждения этого мальчика. – Однако это всё суеверия. В моей квартире жили ещё бабушка и мама.
– С самой постройки дома?
– И да, и нет. Это долгая запутанная история.
– Расскажи, – попросил Костя. – Мне жутко интересно.
– Хорошо, раз ты так настаиваешь, – согласилась Лара и потянула его за рукав свитера. – Только пойдём в дом, стало холодно.
Но Костя остановился.
– Подожди. А что скажет мама?
Лара расхохоталась.
– Чья мама? Твоя или моя?
Костя тут же покраснел и смутился, не понимая, что здесь смешного. Попасть в дурацкую ситуацию, знакомиться с мамой Лары он ещё не был готов.
– Костя… – Лара продолжала смеяться от души. Она уж и забыла, когда последний раз кто-то боялся подниматься к ней в гости. – Ты такой испуганный! Моей маме шестьдесят лет, и она живёт в Цюрихе вместе со своим сорокалетним любовником. Я её уже год не видела и, думаю, ещё долго не увижу. У неё своя собственная жизнь, которой она наслаждается.
Костя рассмеялся, подумав: «Ничего себе… современно».
Они поднялись в квартиру.
– Будешь кофе? – спросила Лара, направляясь в кухню.
– Не откажусь. – Костя медленно пошёл по коридору, рассматривая висевшие на стенах маски. Сейчас, когда в квартире не было никого, кроме них, Костя чувствовал себя гораздо раскованней.
Лара принесла в гостиную поднос с кофейником и чашками. По сравнению с прошлым визитом Косте здесь показалось непривычно тихо и спокойно. Только сейчас, в этой тишине Костя заметил, как эта квартира отражает Лару. В прошлый свой визит он видел только какую-то эклектику, набор мебели и предметов, но сейчас заметил, что все вещи вокруг – это изящная рамка вокруг хозяйки.
Лара разлила кофе по чашкам, включила джаз и, усевшись рядом с Костей на диван, начала свой неторопливый рассказ:
– Мои бабушка и дедушка переехали сюда из общежития на Таганке, где бабушка жила ещё со студенчества. Моя мама родилась после окончания войны и первый год своей жизни провела здесь, в «Доме правительства». Дедушка был молодым – лет тридцать пять, не больше, – но прошёл всю войну, имел медаль за взятие Берлина, был Героем Советского Союза. А бабушке тогда только двадцать пять лет было, она окончила медицинское училище. И вот представь, она – и хозяйка этой гигантской квартиры. Думаю, ей здесь все было непривычно. У неё вдруг появилась личная домработница, внизу хороший продуктовый магазин, парикмахерская, столовая. В 1946 году родилась Лена – моя мама. Наверное, бабушкиному счастью предела не было, но продлилось оно недолго. Когда моей маме был годик, бабушка отдала её в ясли внизу, а сама ездила на работу в Первую градскую больницу. Она была такая изящная в своем белом халате! У меня её фото есть.
Лара встала с дивана, подошла к длинному узкому чёрному стеллажу с дверцами, и, достав оттуда альбом, протянула его Косте. На раскрытой странице Костя увидел фото женщины, очень похожей на Лару: те же волнистые волосы обрамляли лицо аккуратной овальной формы с большим выступающим лбом, те же немного пухлые губы улыбались сдержанной загадочной улыбкой и так же меланхолично и внимательно смотрели глаза. Только по грязно-жёлтому оттенку матовой бумаги можно было понять, что фото сделано более полувека назад.
– Какая красивая, – произнёс Костя. – Вы очень похожи.
– Да, бабушка была очень красивая. – Лара улыбнулась.
– А как её звали?
– Так же, как и меня, – только она была Лариса Сергеевна.
– А ты?
– Юрьевна.
– Ты ничего не сказала о своём отце. Где он?
– Папы нет, – вздохнула Лара. – Он умер давно, когда я была совсем маленькая.
– Извини…
– Ничего. – Лара покачала головой и снова улыбнулась, только не счастливой, а очень грустной задумчивой улыбкой. – Женщины в моей семье привыкли терять мужчин. Когда моей маме был годик, бабушка вернулась с работы и, как обычно, вначале пошла домой, чтобы переодеться. Но, выйдя из лифта, увидела, что квартира открыта, и услышала шум. Всё было перевернуто. По комнатам ходили чужие люди. Она спросила, что им нужно. И тут заметила избитого мужа. Она бросилась к нему, но её тотчас же оттащили. Потом обоих забрали на Лубянку, держали в разных камерах. На отца завели дело сразу по нескольким статьям: измена Родине, хищение государственного имущества, шпионаж в пользу иностранного государства – всего не знаю.
Оказалось, что какой-то солдат из его части то ли по дурости, то ли из жадности вывез из Берлина трофеи – безделушки и несколько картин. А потом пытался продать это на рынке. И купил у него ту картину, с которой всё и началось, чекист в штатском. Солдата сразу арестовали, устроили допрос. И в итоге он подписал донос на моего дедушку, что якобы тот подговорил его вывезти тайком собственность вражеского народа, не сдавать её, а спекулировать ею в СССР. Дедушку с бабушкой пытали, спрашивали, где они спрятали картины, но ведь никаких картин-то не было. Бабушку обвиняли в том, что она не разоблачила истинную личность своего мужа, не донесла на него, а продолжала жить в браке, скрывая его преступную деятельность. Высшая форма абсурда, но доказать это было невозможно. Бабушка никогда не рассказывала маме, как вели допрос, – берегла её нервы, наверное. Но мама и так догадывалась.
