Линда Дэвис - Пустые зеркала
— Дэвид Уилсон, мой сосед-квартиросъемщик, — решила внести необходимую ясность Кэсси.
Ева ответила на приветствие и крепко пожала его руку.
— Пойдем в спальню, — предложила Кэсси. — Мне нужно подсушить волосы и привести себя в порядок. Сегодня у меня ужин с клиентом. Господи, какая скука.
Ева вошла в небольшую, окрашенную в бледные тона комнату и мгновенно оценила ее внутреннее убранство — дорогую мебель красного дерева, тяжелые белые шторы на окнах, резной туалетный столик и платяной шкаф. Но настоящим украшением спальни были черный камин и огромное окно, выходящее в сад. На стене висел незамысловатый рисунок, выполненный на большом листе бумаги толстым карандашом. На нем была изображена изящная танцовщица, страстно откинувшая голову в порыве безудержного танца.
— Любопытно, — заметила Ева, кивнув в сторону рисунка. — Как это называется?
— «Сумрак и Свет». Эта танцовщица олицетворяет собой Свет, побеждающий Сумрак ночи. Это мой любимый рисунок.
Кэсси быстро подхватила лежавший на столе фен и стала энергично сушить волосы, внимательно изучая свое отражение в венецианском зеркале. Ева тоже посмотрела на ее шелковистые волосы каштанового цвета, ярко блестевшие в лучах вечернего солнца. Кэсси отложила фен в сторону и стала аккуратно накладывать на лицо крем, внимательно наблюдая за подругой в зеркале.
Ева села на кровать и попыталась расслабиться, хотя во всей ее позе чувствовалась бьющая через край энергия. Сейчас она выглядела намного крупнее, чем в университете, а самое главное — намного сильнее. Разумеется, это не означало, что она была крупной женщиной. Она просто казалась очень сильной и волевой, в особенности по сравнению с Кэсси, которая так и осталась изящной, хрупкой и необычайно элегантной. Да и кожа ее была слишком бледной по сравнению с загоревшей под солнцем Юго-Восточной Азии кожей Евы.
Но самое главное — глаза Евы сверкали неукротимой энергией, как бы освещая своим светом правильные черты ее лица. Общую картину завершали в меру полные губы, с трудом скрывающие кроющуюся в душе страсть. Что касается ее утонченности и уверенности в себе, то они были выше всяких похвал. Неужели она так легко и беззаботно провела все эти годы? Неужели у нее не было никаких проблем, никаких волнений, никаких разочарований? Кэсси никак не могла понять этого. Либо ей крупно повезло в жизни, либо удавалось легко и просто преодолевать жизненные трудности. Нет, дело не в этом, подумала она. Ева не из тех, кто легковесно относится к жизни. Здесь что-то другое. Есть какая-то сила, которая помогает ей благополучно решать все свои проблемы. А ее самоуверенный взгляд? Нет, это не скромность или застенчивость. Это просто самоконтроль. Даже в самые разгульные студенческие годы Ева старалась держать себя в руках и не поддаваться эмоциям. Она всегда была наблюдательной, любознательной и никогда не теряла чувства здравого смысла.
В это же время Ева изучающе смотрела на подругу, тщательно расчесывавшую волосы. Невозможно было не заметить, что она похорошела за эти годы, стала более женственной, более легкой и даже кокетливо-беззаботной. И что удивительно — все эти черты делали ее по-своему красивой и привлекательной. Ее лицо было умиротворенно-спокойным, обаятельным и необычайно миловидным. Это была пугающая женская красота, способная покорять мужчин не столько своей добротой, сколько внутренним очарованием. Замечательный баланс того и другого. И все же в ее облике появились новые черты. Она словно сошла с обложки супермодного журнала. В ней было нечто такое, что убеждало наблюдателей в ее артистичности и рафинированности. Даже в ее взгляде появилось что-то новое, чего не было в университетские годы.
Обе женщины радостно улыбнулись друг другу в зеркале.
Ева не выдержала и заговорила первой.
— И чем же ты сейчас занимаешься? — поинтересовалась она. — Все еще в Сити?
— Да, но я давно сменила работу. Я уже не захватываю другие компании. Сейчас занимаюсь рискованными капиталовложениями. — Ее голос был по-прежнему высоким, мягким и певучим, в отличие от низкого, грубоватого голоса Евы; она произносила слова твердо, с карибским акцентом.
— Венчурный капитал, гм. Какой же именно, если не секрет?
— Да какой угодно и где угодно, — уклончиво пояснила Кэсси. — Но исключительно тот, который подвержен определенному риску. Короче говоря, всякие рискованные операции — в Восточной Европе, например, биотехнологии и многое другое.
— И тебе нравится все это?
— Да, очень. Это сложнейшая интеллектуальная игра. Здесь необходимо терпение, сосредоточенность и хладнокровие. К тому же это необыкновенно волнующая деятельность. Каждого подстерегает масса неожиданностей. Обычная рутина здесь не проходит. Из общего количества сделок удачными можно назвать лишь незначительную часть.
— Как же ты зарабатываешь деньги в таком случае?
— Ну, если сделка удачная, то и вознаграждение весьма приличное. Порой наши капиталы увеличиваются раза в четыре, а то и больше.
— Значит, дела идут неплохо?
— Не совсем плохо, скажем так.
— Странно, — подытожила Ева. — Никогда не думала, что ты будешь заниматься чем-то подобным.
— Да? Почему?
— Ну, ты же говоришь, что тут нужны терпение и здравый смысл. А именно этих качеств тебе не хватало в студенческие годы.
Кэсси довольно рассмеялась.
— Да, ты права. Именно поэтому мне нравится заниматься рискованными операциями. Понимаешь, это своего рода вызов судьбе. Приходится постоянно совершенствоваться. — Сделав паузу, она решительно сменила тему: — Боже мой, неужели ты действительно провела на Востоке все эти восемь лет? Чем ты там занималась?
— О, даже не знаю, с чего начать. Собственно говоря, ничем особо не занималась в общепринятом смысле. Много путешествовала. Таиланд, Гонконг, Вьетнам, Камбоджа, Лаос. И везде обучала местных детей английскому. Я просто жила, вот и все. Понимаешь? Для меня это тоже был своеобразный вызов судьбе. Не думай, что во всех этих странах жизнь легка и безоблачна, но я все равно была счастлива. Жить собственным трудом — вещь необыкновенно приятная. У меня там ни друзей, ни спонсоров. Все приходилось делать самой и рассчитывать только на свои силы. Там можно строить жизнь по собственному разумению. — Она замолчала и слегка пожала плечами. — Все было замечательно, но это, как говорится, к протоколу не пришьешь.
— А что же сейчас?
— Не знаю. Осмотрюсь немного. Может быть, подвернется что-нибудь подходящее.
Кэсси внимательнее присмотрелась к подруге; та вдруг показалась ей удивительно беспомощной и даже слегка растерянной.
