Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви
– Чья это фамилия такая опасная? – поинтересовался он.
– Данжеро – фамилия моей подруги и коллеги, которая уехала за границу. Квартира была уже меблирована, я въехала сюда совсем недавно и пока не успела сменить табличку.
Она говорит, и слова подстерегают взгляд слушающего мужчины. Он внимателен, он отвечает на ее знаки внимания, но она держится на расстоянии. На этом расстоянии Клер лучится молчанием. Фарфоровым молчанием, твердым, просвечивающим, холодным. Эти затмения – первые рифы ее берега. Артур их не остерегся.
Он подпрыгнул: из спальни донеслось кошачье шипенье и фырканье. Клер сухо произнесла что-то на языке, который Артур узнал не понимая. Шум прекратился.
– Это вы по-венгерски?
– Это пословица.
Своим низким голосом она повторила фразу, состоящую из жестких согласных и бархатных гласных, и перевела на французский: «Если он тебе друг, врагов тебе не надо».
– Ведь между Янусом и вами именно такие отношения? Правда, вам трудно общаться сживотными.
Артур чувствует чье-то присутствие сбоку, справа. Янус вернулся, но с другой стороны, с другим взглядом. Артур смягчил свой ответ соответственно ситуации.
– Одна из основательниц нашей профессии, врач, мадам Борель Мэзонни, держала шимпанзе. Ее дочь, продолжившая ее дело, разводила дома ящериц. Вот видите, в нашем ремесле животные – давняя традиция. Кроме того, Янус не такой, как все. К нему легко привязаться.
– Как вы учтивы. Но не надо принуждать себя.
Бирманец молчаливо поддакивает ей, прикрывая глаза.
Вечером, когда закончилась их беседа наедине, она провожает его на улицу. У подворотни она по-дружески протягивает ему руку и провожает гостя взглядом. Он открывает дверь машины, в последний раз машет ей рукой. Тогда она подходит к нему, поправляет прядь за ухом, гладит ладонью капот кабриолета. Кожа скользит по холсту.
– Можно?
Сразу же он открывает ей дверцу и она занимает место. Он хотел обойти автомобиль спереди, но передумал и дал задний ход. Он страшится ее взгляда. Он садится, положив одну руку на руль, и вставляет ключ в зажигание. В эту секунду ему нужен этот решительный жест. Клер опускает солнцезащитный козырек, поправляет челку перед зеркальцем, нарушает молчание очередной своей неожиданной просьбой.
– Раз уж вы собираетесь изменить мой голос, расскажите мне о вашей жизни.
– К вашим услугам.
– Вы не должны говорить мне такие слова.
Артур аккуратно держит руки на руле; стоит жара. Монотонным голосом он рассказывает то, что заслуживает описания, и то, о чем следовало бы умолчать. Она слушает, сидя к нему в профиль, в неподвижной машине. Улица пустынна. Иногда несвежий ветерок, несущий запах мусорных баков, городской ветерок, уносит слова. Он говорит не для того, чтобы поговорить с ней, а для того, чтобы удержать ее. Клер собирает его слова в молчании. Кажется, что она остерегается, но не Артура, а его притягательности, которую она ощущает. И для Артура эта настороженность как магнит.
В час ночи он умолк В тишине облачко размером с крупную снежинку показалось перед луной, словно родинка на лице.
– А ваша жизнь? – спросил он ее.
Клер улыбнулась. В ночном свете ее лицо казалось фарфоровым, полные губы приоткрылись над блестящими детскими резцами, хищными клычками.
– Позже.
Она живо выскочила из машины, обошла ее. Стекло опущено. Она положила руку на руку Артура.
– Вы доверились мне. Я ценю эту честь.
Она уходит. В зеркальце заднего вида Артур следит за плечами Клер, исчезающими в приоткрытой двери. Он заметил эту деталь: она входит в двери в профиль.
* * *Веревка натянута, птичка попалась в сеть, она звонит, она назначает время и место встречи. Он поднимается вслед за ней на третий этаж музея Даппер. В искусственных сумерках фигуры демонов, немые головы, вырезанные из дерева, камня, сухой глины, следят за ними, залитые золотистым светом. Клер наклонилась к самой витрине под фигурой малийского всадника. Артур разглядывает обоих в профиль, с головы до ног. У почерневшей скульптуры тринадцатого века губы как лук, раздутые надменные чувственные ноздри, пальцы сжимают рукоять меча. У Клер нет меча, но лук ее губ и стрела носа не уступают точеным чертам воина. Артур видит пальцы ног всадника, но не Клер. Коричневая лямка колчана косо перечеркивает торс воина. Желтый платок, свободно лежащий вокруг шеи Клер, падает языками пламени на плечи придает ей величавую осанку. В облике Клер и всадника – одна и та же властность.
Узкая лестница, по которой они поднялись, прерывается у подножия скульптуры женщины с деревянным пупком, животом, растянутым беременностью, с торчащими грудями, полными губами, растянутыми в блаженной улыбке. На мгновение он видит лицо Клер между грудями и лоном статуи.
Они снова на жаркой улице.
– Вы приехали в том кабриолете, где мы болтали ночью?
– На этот раз нет. В багажнике пахнет бензином. Я отдал машину в ремонт. А вы пришли пешком?
– Я никогда не хожу пешком.
Подбородком она указывает на черный с серебром мотоцикл, наклонно стоящий на подпорке у противоположного тротуара. Она переходит дорогу, открывает одну из двух массивных кожаных сумок с крупными квадратными стальными пряжками, вынимает из нее пару сапог для верховой езды и ток цвета охры из вышитого хлопка, опирается одной рукой на седло, снимает туфельки одну за другой, надевает сапоги и ток. И Артур уже не видит неподвижного мотоцикла – он вновь видит женщину-кентавра, удаляющуюся на полной скорости вдоль стены кладбища. Сразу же ему в голову приходит вопрос.
– Вы знали Станислава Дорати?
– Знала ли я Стена? Конечно, он рассказывал мне о вас, о том, как вы его лечили.
– Но вы об этом не говорили.
– Я никогда не говорю о мертвых. Я слишком много с ними общаюсь. Вы поедете со мной?
– Куда?
– Ах, вам не терпится узнать!
Она прыгает в седло. На бензобаке, на уровне ее бедра, сверкают металлические буквы «Триумф». Артур следует ее примеру, поднимает ногу, шнурок зацепляется за багажник, и он прыгает на одной ноге, чтобы сохранить равновесие, пока Клер его не отцепляет. Сиденье водителя опущено, а пассажирское приподнято. Усевшись, он оказывается выше ее более чем на голову, и отклоняется как можно дальше назад, чтобы не коснуться ее. Она заводит мотор, развязывает платок и поворачивается к нему. Повышает голос, перекрывая шум мотора:
– Вы мне доверяете?
– Почему вы спрашиваете?
– Ближе.
– Что?
– Наклонитесь ближе. Это такая игра.
– Я не против игр, если знаю правила.
– Ваши привычки изменятся. Ну давайте же.
Она завязывает ему глаза. Он просовывает четыре пальца под пристежной ремень.
