Оливия Голдсмит - Крутой парень
— Хорошенько запомни, сын, на свете не существует женщины, которая не поверит в ту ложь, в которую она хочет верить.
Джон резко открыл глаза. Видение исчезло. После долгих недель каторжной работы над проектом «Клифхангер» и провалов на свиданиях в пятницу и в субботу это проклятое воскресенье добило его окончательно. Ничего удивительного, что у него начались глюки.
Джон взглянул на часы: 10.31. Если бы у него хватило сил подняться с этого пуфа, у него был бы еще целый час, чтобы поработать перед встречей с Трейси, на которой они будут обсуждать, как ужасно прошли выходные. Несмотря на избыток женщин, которым ему пришлось нанести визиты, в это воскресенье он хотел быть особенно внимательным к Трейси. В День матери у нее всегда тяжело на сердце. Не говоря уже о статье. Он совсем забыл о статье! Она послала ее по электронной почте. Материал был классный, но никогда не знаешь, в каком виде его напечатают в газете. Джон так закрутился, что не смог ни купить «Сиэтл тайме», ни взглянуть на нее. Пожалуй, он сделает это по пути в «Хижину Джаббы».
Единственной частью его жизни, которая поддавалась планированию, была работа. В отличие от Трейси Джон успешно делал карьеру. Он уважал свою начальницу, сумасбродную женщину, которая работала здесь с самого начала проекта «Уникорн». Белла была потрясающей, его работа была потрясающей, и деньги он получал потрясающие. Теперь Джону был поручено управление проектом «Парсифаль», и если он справится, то взлетит выше некуда. И он вполне мог справиться. «Парсифаль» было кодовое название проекта, за который Джон начал бороться, как только пришел работать в фирму, уже почти шесть лет назад. Он пытался объединить беспроводную технологию ноутбуков, телевизоров и сотовых телефонов, чтобы получить продукт нового поколения, при этом нельзя было допустить утечки информации — одни рабочие группы не должны были знать, чем занимаются другие. Этот проект мог вознести Джона или сломать и заполнял его жизнь до последней секунды.
В последние три-четыре года у Джона совершенно не было времени для личной жизни, и даже когда оно находилось, жизнь эта была весьма далека от совершенства. Он снова вспомнил об ужасном пятничном вечере, за которым последовал еще худший субботний, и содрогнулся. Он объяснял неудачи в своей личной жизни напряженной работой. Но, возможно, одной из причин, по которой он работал день и ночь, было то, что ему это давалось намного проще, чем общаться с противоположным полом. Когда он пытался, как в этот раз, случалось то, что случилось.
Джон застонал и заерзал на пуфике. Кофейный трон изогнулся как раз под нужным углом. Ему не хотелось больше ни о чем думать и не хотелось смотреть, сколько сообщений он получил по электронной почте за те сутки, пока его разочаровывали женщины и он развлекал своих матерей, родную и неродных. Его ждала работа. Джон глубоко вздохнул. Каждый из его подчиненных считал свои проблемы самыми сложными и был не готов решать их без его помощи или в крайнем случае одобрения. Джон снова вздохнул. Он любил свою работу. Джон принялся разбирать почту — получаса должно было хватить. Завтра утром будет на одно дело меньше. Но в одиннадцать тридцать он обязательно уйдет. Он всегда считал встречу с Трейси своим самым главным делом за всю неделю.
Глава 6
«Хижина Джаббы» была одним из многочисленных кофейных заведений Сиэтла, но для Джона принципиально отличалась от всех остальных. Заведение было наполнено воспоминаниями о сотнях полуночных встреч с Трейси. Пятьдесят одна неделя в году семь лет подряд. С того момента, как они встретились на уроке французского и начали помогать друг другу, до этого дня, именно здесь, над мокаччино, они ссорились, занимались, смеялись, подкалывали друг друга и даже плакали (он недолго и только раз, она подольше и не меньше дюжины). Теперь Джон сидел здесь, покончив на какое-то время с работой и с матерями. Он ждал, когда появится Трейси.
Джон держал перед собой развернутую газету и покачивал головой, отмечая разрушительную работу, которую проделал над статьей Маркус.
— Так ведет себя мой Лабрадор, когда ему в ухо попадает вода, — сказала ему Молли, их постоянная официантка в «Хижине».
Молли была высокой стройной блондинкой слегка за тридцать. Уроженка лондонского Ист-Энда, она работала в этом кафе с тех пор, как Трейси и Джон начали приходить сюда. Говорили, что раньше она кочевала с одной из рок-групп. Молли никогда не рассказывала об этом, но Джон слышал, что она была близка с кем-то из «ИНКС» [8]. Трейси заявляла, что после этого Молли жила с кем-то из «Лимп Бицкит» [9]. Но кем бы ни был герой ее романа, Молли с ним рассталась, оказалась в Сиэтле и полюбила этот город.
Ходили также слухи, что Молли посвящен целый зал или даже целое крыло в Музее современной музыки и что использованный ею первый противозачаточный колпачок хранится среди восьми тысяч роковских сувениров. Джон никогда не верил ничему из этого, и экспозиция музея, открытого в июне, доказала вздорность этих слухов, но даже если бы они оказались правдой, это не изменило бы его отношения к Молли. Она была остроумной и внимательной. По крайней мере, к нему. Если даже Джон и не мог назвать ее своим другом, она была его доброй знакомой, и каждый раз, проезжая мимо сверкающего здания музея, он вспоминал о Молли.
— Пока один, парень? — спросила Молли, хотя ответ был очевиден.
Джонатан все еще тряс головой, когда она жестом указала на пустой стул.
— Как обычно? «Адам и Ева на плоту»? Или ты собираешься ждать маленькую мисс Извини-я-опоздала? — с сарказмом спросила Молли.
— Я подожду, — ответил Джонатан.
— Верный, как мой Лабрадор. — Молли быстро отошла от столика и вернулась с его любимым напитком. — Один легкий мокаччино, пока она заставляет себя ждать.
Джон поднял голову.
— Тебе в самом деле не нравится Трейси?
— Как ты догадался? Ты просто гений. Наверное, поэтому тебе платят такие бабки в твоей фирме.
— Но почему? — с удивлением спросил Джон. — Она такая милая.
— Она такая глупая. Тупая, как корова, — равнодушно бросила Молли, поставила перед ним кофе и поправила салфетку и прибор напротив.
— Ты что! Она совсем не глупая, — обиженно возразил Джон. — В колледже она всегда была среди лучших по всем предметам, кажется, кроме математики. Мы ее дразнили круглой отличницей.
— А не круглой дурой? — спросила Молли. Она повернулась и увидела Трейси сквозь витрину, украшенную ко Дню матери. — Оставляю тебя ей.
Сияющая Трейси вошла в «Хижину» и поспешила к Джону. Как всегда, все мужчины в кафе провожали ее глазами, но она словно не замечала этого. Иногда Джон задумывался о том, знает ли она, какое впечатление производит на мужчин. Он поспешно свернул газету и попытался спрятать ее. Трейси села за столик, и Джон улыбнулся ей.
