Василий Блюм - Опалённые крылья мечты
Олег ждал на улице. Озорно улыбаясь, он протянул Оле мороженое, со словами:
— Вы в прошлый раз что-то забыли.
— Это с того раза мороженое!? — Оля распахнула глаза. — То самое?
— Ну, не совсем то самое, — Олег развел руками, — в прошлый раз я немного заблудился в парке, и оно успело растаять.
— Прости, пожалуйста, я в тот раз подумала, что… — покраснев, Оля опустила глаза.
— Ерунда, — он отмахнулся, — ты лучше ешь, иначе и это растает. Пойдем, присядем, не очень удобно есть мороженое, когда в каждой руке по костылю. Как раз скамейка свободна. — Он повел ее вглубь аллеи.
— Если не секрет, как ты меня нашел? — Ольга осторожно присела на край скамейки.
— Ужасный секрет, но тебе я расскажу. Конечно, за раскрытие секретов такого уровня я рискую головой, но все же. — Он внимательно посмотрел на нее, заговорщицки понизил голос: — Возможно, ты удивишься, но в любой больнице и поликлинике города есть агентурная сеть.
Надкусив мороженое, Ольга замерла, переспросила эхом:
— Агентурная сеть?
— Ну да, специальная сеть владеющая сверхсекретной информацией. Многие про нее не знают, но ведь на то она и секретна. — Он подмигнул, понизил голос еще, для чего, чтобы хоть что-то расслышать, Оле пришлось наклониться. — Услугами такой структуры я и воспользовался.
— А можно и мне узнать, — проникнувшись атмосферой тайны, Ольга тоже перешла на шепот. — Я о таком даже не догадывалась.
— Многие не догадываются… — Он окинул Олю взглядом, словно прикидывая, можно ли ей доверить такую информацию. — Хорошо, открою тайну, но ты должна дать честное слово, что никому об этом не расскажешь.
— Конечно нет, ни в коем случае.
Он наклонился так близко, что она почувствовала теплое дыхание, с пряной ноткой табака, и еле слышно прошептал:
— Регистратура.
— Что?
Ольга выглядела настолько ошарашенной, что Олег не выдержал, расхохотался. Уклоняясь от тычка мороженым, вскочил со скамьи, подхватив Ольгу, завертелся волчком, размазывая мир и кружа голову. Потом, отсмеявшись, они еще долго сидели на лавочке, а после гуляли по парку, пока вечерняя прохлада и угасающее светило не напомнили, что пришло время расставаться.
На прощание Олег привлек девушку к себе, мягко сказал:
— Ближайшие три дня я буду занят, срочный приказ на проверку группы озер по области, а потом приду. Ты будешь ждать?
Ольга выпятила нижнюю губу, сказала капризно:
— Я даже не знаю, стоит ли давать обещания молодым людям, которые одних женщин до полусмерти пугают букетами, а других загуливают до умопомрачения.
Олег молчал, в сгустившемся сумраке его глаза загадочно мерцали, напоминая блеск звезд, что уже высыпали на потемневшую часть неба. Ольга осторожно провела рукой по ежику коротких волос, потрогала щетину, жесткими пеньками выступающую на подбородке, и, обвив шею руками, коснулась губами его губ. Сладкая истома волной ударила в голову, затуманивая разум. С трудом отстранившись, она ласково прошептала:
— Ровно через три дня, и ни минутой позже. Я буду ждать.
Ольга взяла костыли, грациозно развернулась, и торопливо зашагала в сторону больничного крыльца. Гулко простучали, удаляясь, каучуковые набойки на костылях. Олег остался один. Над ним раскинуло черные крылья глубокое небо, вокруг наполнялся тихим шелестом загадочный парк, а в душе рождался, разрастаясь все больше, безудержный щенячий восторг, от которого хотелось куда-то бежать и что-то делать — что-то великое, светлое, невероятное. Закинув голову, он втянул полной грудью прохладный ночной воздух, где еще угадывался тонкий и чарующий, непреодолимо влекущий аромат ушедшей женщины.
* * *А на следующее утро одна из кроватей оказалась пуста, ночью у Анастасии Викторовны стало плохо с сердцем, и к утру, не приходя в сознание, она умерла. Не помогло даже своевременное вмешательство реаниматологов. В палате, словно по молчаливому уговору, за весь день никто не проронил ни слова. К Анастасии Викторовне привыкли, ласковая и добрая, словно мать, она привносила в унылые больничные будни толику тепла и домашнего уюта. Глядя на опустевшую кровать, Оля почувствовала острую тоску по семье, захотелось очутиться дома, обнять мать, поговорить с братом. В груди предательски защемило, а на глаза навернулись слезы.
Зарывшись лицом в подушку, Ольга постаралась отогнать грустные мысли, вспоминая о радостных моментах жизни. Но воспоминания не шли, а перед глазами упрямо вставало доброе и немножко грустное лицо, которое она привыкла видеть, ежедневно поднимаясь с больничной койки, и которое останется лишь в воспоминаниях. Накопившись, слезы все-таки прорвали плотины, заструились солеными дорожками по щекам. Чуть слышно всхлипнув, Ольга закрыла глаза, забывшись тревожным зыбким сном.
* * *— Как себя чувствует барышня, еще не начали тренироваться в прыжках? А то ходят слухи… — Эразм Модестович, как всегда опрятный, с неразлучным стетоскопом на шее и затаенной усмешкой в глазах, присел на край кровати.
— Доброе утро. Просто замечательно, — Ольга лучезарно улыбнулась. — Будете слушать?
— Конечно. — Врач сжал между ладонями блестящий металлический кругляш, согревая. — Как почетной пациентке нашего отделения открою вам маленькую тайну: гипс, таблетки, уколы… все это дополнительные методы, не имеющие отношения к лечению, главное… — он сделал паузу, вставил венчающие трубки стетоскопа пластиковые шарики в уши.
— Что же главное? — поинтересовалась Оля, расстегивая рубаху.
— Главное дыхание, — Эразм Модестович приложил кругляш к спине.
Совершая обход больных, главврач неизменно прослушивал дыхание, и всякий раз, по завершении процесса, кивал, словно находил подтверждение неким мыслям. Он и на сей раз не изменил привычке, тщательно выслушав пациентку, с удовлетворением кивнул.
— Так что же с дыханием? — застегиваясь, Ольга выжидательно взглянула на врача.
— А дыхание, моя дорогая, основа основ. Дыхание указывает начало болезни, оно же определяет и окончание. По дыханию хороший специалист легко определит, и с уверенностью скажет, в каком состоянии находится организм, что в нем не так, где именно сбой.
— И о чем говорит мое дыхание? — Оля лукаво улыбнулась.
— Ваше дыхание говорит, что я, не опасаясь, могу перевести вас со стационара на амбулаторный режим лечения. Тем более, ваши близкие выразили такое настойчивое желание вас забрать, что…, - доктор развел руками, — мне сложно сопротивляться подобному напору.
— Я… — распахнув глаза, Ольга растерянно смотрела на доктора, — вы меня отпускаете? Я могу идти домой?!
