Анна Шилай - Дар Солнца
— Я буду на кухне, — буркнул я, демонстративно обошел её по кругу и скрылся в декоративной арке.
В кухне я люблю размышлять, посидеть после долгого дня, если нет желания ехать в клуб или ещё какую-нибудь тусовку, которую легко нахожу. При ремонте я специально уделил внимание строителей на то, чтобы здесь сделали мягкий неяркий свет, оставив её как бы полумраке, чтобы мысли и хорошее настроение не разбегались. Щелкнув кнопкой, я включил чайник, сел за барную стойку и стал шарить взглядом вокруг, ища то, за что можно им зацепиться. Крик ребёнка доставал меня и тут. Твою дивизию, если так будет каждую ночь, очень скоро меня посадят за убийство! По ходу осмотра я заметил таймер на вытяжке, который сообщил, что сейчас половина третьего. Чудесно, блин! На работу я приду злой, не выспавшийся, и причина не та, которую я мог бы с удовольствием себе позволить. Лучше бы мамаша этого монстра забрала её с собой!
— Мне тоже сделай чашку чая, — попросила мама, войдя на кухню.
— Она будет всегда так вопить? — грубо спросил я, оставаясь на стуле, хотя чайник вскипел и выключился.
— Когда подрастет — нет.
— Я завтра же позвоню отцу и если надо — сам за ним съезжу, чтобы он побыстрее вернулся и нашел ей кого угодно в родители.
— Это ты мне так угрожаешь?
— Тебе? Зачем? Не ты мне подбросила эту неприятность.
— Но я хочу, чтобы ты не воспринимал её как неприятность. — Мама, не дождавшись этого от меня, сама взялась за приготовления чая.
— Не получится. Та женщина, что родила её, сильно просчиталась. Из всех, кому она могла её отдать — родители, родственники, друзья, бездетные семьи в Америке — она зачем-то отправила её ко мне, человеку, которому она нужна в последнюю очередь.
— Она отдала её отцу, — возразила мама. — И я рада этому, буду честна. В свои двадцать два, Матвей, ты крайне безответственен.
— Я это и не отрицаю.
— Ты умный, способный мальчик, ты легко добиваешься того, чего хочешь, и я горжусь тобой в этом плане. Но ты так и не понял, что жизнь дает тебе не только то, что хочешь ТЫ. Иногда — и чаще, чем ты готов это принять сегодня — она посылает то, что совершенно противоположно твоим желаниям. И тебе придется научиться справляться и с этим. Самому, сынок. Как бы сильно мы с отцом и сестрой тебя не любили, мы не возьмем это испытание на себя, как раньше.
— Что именно ты хочешь этим сказать? — с подозрением спросил я.
— То, что ты можешь даже взять отца за шкирку, но — раньше, чем он сам решит, ты его не притащишь сюда. И тебе придется — и не иначе — провести какое-то время с твоей дочерью.
— Мама…
— Да, сын. Таково было желание матери девочки, и я буду уважать его. Из письма ясно, что это не прихоть, по-другому она не смогла. Возможно, её даже нет в живых, что очень несправедливо. Она заплатила жизнью за жизнь вашего ребёнка, и такую цену ты никогда не перекупишь. Потерпи какое-то время крики по ночам, в конце концов никто ещё не умер от того, что в его доме был младенец.
Я ничего не сказал и отвернулся к окну. Она всё правильно говорила, но я не мог это принять. Пусть генетика говорит одно — я не чувствовал себя отцом и ответственным за неё.
— И, может быть, — добавила моя мать, — это немного встряхнет твои мозги. Каждый раз, когда тебе захочется уложить какую-нибудь красавицу в постель, вспоминай лицо Ариадны, которая свалилась тебе на голову из-за того, что когда-то ты неосмотрительно рискнул.
— Боюсь, её лицо будет мне видеться не только тогда, — сказал я.
Мама тихо фыркнула.
— А мне не хватало тех поздних вечером, когда мы с тобой сидели вот так, попивая чай и обсуждая все на свете, — произнесла она. — Почему мы перестали, не помнишь?
— Потому что ты начала критиковать мой образ жизни на таких посиделках, — ответил я. Хотя мне тоже часто их не хватало…
— Жизнь показала, что не зря, — вздохнула мама, допила чай и встала. — Ложись спать, милый. — Она поцеловала меня в макушку, как всегда, когда мы засиживались допоздна, и ушла.
Я остался один, под мягким светом ламп, грея ноги о теплый пол, и смотрел на большую синюю кружку, которую подарила маме Настя на какой-то маленький праздник. Я не знал, а родительница притащила её сюда и спрятала, чтобы я не нашел ненароком и не отправил назад. Теперь, когда она бывала у меня дома, она всегда пила чай, кофе, какао или ещё какой-то напиток только из неё.
Злость злостью, а реально надо будет подумать, что делать вечером, когда мама уедет и я останусь один на один с девчонкой. Марго не согласится, это точно. Кто же ещё есть?.. Все мои подруги хороши, если их позвать на вечеринку у бассейна, а посидеть с ребёнком — такой, как ни странно, не было.
Отличная у меня жизнь…
Так ничего и не съев, я выключил свет и пошел в спальню.
Сквозь сон я ещё раз слышал плачь Ариадны, но на этот раз смог превозмочь его и мне удалось не проснуться — пока не взревел мой будильник.
— Ох, твою мать, — выругался я, взглянув в зеркало в ванной. Таким помятым я не выглядел с семнадцати лет, с последнего лета, проведенного с дедом. Тогда он гонял меня на трехкилометровую пробежку в пять часов, чтобы я "не заплывал жиром", как он выражался. Потом я поступил в университет и благополучно забыл о тех мучениях, и отражение в зеркале всегда радовало — а вот стоило один день повозиться с ребенком, как мальчик-красавчик превратился в ходящего мертвеца.
— Душ, Сафировский, — вздохнул я, заползая в душевую кабинку. — И желательно холодный.
Когда я более-менее пришел в себя и стал отражаемым, настроение тоже улучшилось. Плотно завтракать с утра я не любил, так что в микроволновке грелся бутерброд с сыром, кофеварка молола зерна, а я одевался так тихо, как мог, чтобы не разбудить ни дочку, ни маму. Быстро поев, я пособирал забросанные по столу документы, контрольно проверил свой внешний вид в зеркале в прихожей и уже собирался идти, как вспомнил, что надо бы оставить какое-нибудь сообщение матери. Ничего подходящего в голову не пришло, так что я просто нарисовал на магнитной доске на холодильнике смайлик и приписал пожелания доброго утра. Не бог весть что, но и так сойдет.
Моя крошка приветствовала меня отблеском фонаря подземной парковки на стекле. Вот это была та девушка, которую я был готов любить сутки напролет. Черная, обтекаемой формы, сразу видно, что она признает на дороге королевой только себя. Расход четырнадцать с половиной литров, разгон меньше чем за пять секунд, четыреста пятьдесят лошадиных сил — эту детку я выбирал навсегда, и знал, что сделал правильный выбор.
— Хорошего дня, Матвей Иванович, — поприветствовал меня сторож Женя.
