Анджела Дрейк - Любовница
Она проводила Ксавьера в комнату и отправилась разыскивать мать.
– Король дирижеров здесь, – объявила она. – Прошу прощения – император.
– Ксавьер? – без всякого удивления спросила мать. – Он звонил и предупреждал, что, возможно, приедет. – Она улыбнулась.
Мать подошла к великому дирижеру. Тэра остановилась поодаль, наблюдая.
Ксавьер сочувственно задержал ладонь матери в своей и склонил свою темную голову к светловолосой голове матери.
– Рейчел, дорогая моя, – услышала Тэра его слова. – Джорджиана передает свои глубочайшие соболезнования. Мы оба помним, как играл Ричард.
– Боже, как он красноречив, – язвительно прошипела Тэра Бруно, который буквально пожирал дирижера глазами.
Бруно ласково шлепнул ее. Ему нравилась ее возмущенная прямота.
– Хорошо, что он пришел. Твоя мать должна быть довольна.
Тэра схватила попавшуюся под руку рюмку с шерри и залпом осушила ее. В эти несколько дней дома она старалась быть такой, какой ее всегда хотели видеть родители. Она была в изнеможении от этого и чувствовала, что в любой момент может сорваться. Тэра наблюдала, как ее мать и Ксавьер любезно беседуют, как будто они находятся на каком-нибудь светском приеме, и чувствовала, что в ней растет неприязнь к Ксавьеру. Ее отец рассказывал, что Ксавьер бывал жесток на репетициях, унижая отдельных музыкантов и создавая скорее атмосферу страха, а не сотрудничества. Хотя она помнила, что отец всегда считал, что цель оправдывала средства, которые использовал Ксавьер.
Вряд ли ее отец когда-либо боялся вызвать неудовольствие Ксавьера. Он обладал превосходной техникой, хотя и не принадлежал к числу тех немногих счастливцев, озаренных особой искрой таланта, которая выносит их из рядов оркестра в разряд солистов.
– Бруно! – Рейчел подозвала его кивком головы. – Подойди сюда.
Бруно поспешил вперед, на его гладких юношеских щеках проступил румянец. Тэра услышала, как он произнес "сэр", пожимая руку Ксавьера.
Резко повернувшись, она прошла на кухню и принялась за мытье посуды. У нее кружилась голова, но она дотянулась до стола и взяла еще одну полную рюмку шерри.
Собравшиеся начали расходиться. Тэра храбро улыбалась, провожая уже веселых гостей, которые на прощание целовали ее в щеку.
– Ты в порядке, милая? – участливо спросил Бруно, выскользнув из толпы уходящих людей и обнимая ее за талию.
– Лучше не бывает, – отрезала она.
Пройдя следом за ней на кухню, он взял полотенце и принялся вытирать тарелки, ножи и вилки, горой сваленные в сушилку. Эта активность Бруно неожиданно вывела Тэру из себя.
– Ради Бога, оставь посуду мне! Лучше пойди и утешь мою мать. У тебя это получается гораздо лучше, чем у меня.
Бруно проигнорировал ее резкие слова, слишком хорошо понимая ее.
– Ксавьер расспрашивал о моих музыкальных успехах, – сказал он. – Он считает, что у меня есть возможность играть с оркестром Тюдорской филармонии. Им иногда требуется замена в группе ударных.
Тэра в изумлении уставилась на него.
– Приди в себя, Бруно. На замену в Тюдорскую филармонию очередь в милю длиной. А ты в последний год играл только на литаврах. Со стороны Ксавьера это просто вежливость. Или, вероятнее всего, желание произвести впечатление на мою мать своим могуществом.
– Нет, – мягко возразил Бруно. – Литаврист был здесь, и Ксавьер познакомил меня с ним. Очень симпатичный старичок. Он пригласил меня к себе на занятие на следующей неделе.
Тэра посмотрела на восторженное мальчишеское лицо Бруно и оттаяла.
– Тогда это замечательно. Извини, что была такой свиньей.
Бруно улыбнулся.
– Ксавьер отличный парень. На самом деле!
– Хорошо. Но, ради Бога, перестань называть его "сэр"!
– Извини. Это как-то само вырвалось.
– Мне не нравится, что он приехал сюда.
– Но он действительно высоко ценил твоего отца. И вообще, он замечательный.
– Перестань так им восхищаться!
– Извини.
– И перестань извиняться! – воскликнули они хором и рассмеялись.
В кухню вошла мать.
– Ксавьер остается на ужин. Бруно, будь лапочкой и принеси пару бутылок кларета из подвала. Тебе придется поискать их в пыли.
– Это же папин кларет! – возмутилась Тэра.
Мать посмотрела на нее с насмешливым любопытством. Затем спокойно повернулась и открыла холодильник, осматривая его содержимое.
Тэра была вне себя. Она залпом выпила еще одну рюмку шерри. Алкоголь никогда не делал ее тупой или раскисшей. Бруно всегда поражался ее способности пить и при этом сохранять светлую голову. Спиртное гораздо больше влияло на ее чувства, чем на рассудок, и сейчас она была на грани эмоционального взрыва.
Мать положила на стол четыре толстых ломтика мяса и сбрызнула их уксусом. Затем взяла нож и начала тонко и аккуратно резать лук.
Тэра всмотрелась в лицо матери. Ее глаза оставались совершенно сухими, несмотря на едкие испарения лука.
– Почему он решил остаться? – прошипела Тэра, ходя вокруг матери кругами, как злобно рычащий терьер. – Какое ему до нас дело? Этот вечер мы должны были провести с тобой вдвоем. Это наше семейное горе.
Мать подняла на нее глаза. Ее лицо было спокойным и странно безмятежным.
– Почему ты не плачешь? – яростно вопрошала Тэра. – Почему ты такая до ужаса холодная и собранная?
Мать снова повернулась к луку.
– Дрянь! – заорала Тэра. – Бессердечная дрянь! Чертова крашеная блондинка с чистенькой работой у болтливого доктора! Это ты довела папу до такого конца!
Мать выпрямилась. Ее лицо оставалось безучастным.
Сол Ксавьер, молча остановившийся в дверях, шагнул вперед и взял Тэру за руку.
– Перестань, – мягко сказал он.
Он отвел ее в гостиную, где Тэра стряхнула его руку и беззвучно выругалась. Она плюхнулась в кресло.
– Мне хочется выть, – сказала она. – Мне хочется реветь, рыдать и стонать. У меня все это здесь. – Она стукнула себя в грудь.
Ксавьер смотрел на нее сверху вниз непроницаемым взглядом.
– Ну, так давай, начни плакать. Лучше выплакать все сейчас, иначе эта боль растянется на долгие годы.
Даже в ярости Тэра поняла, что в его словах есть смысл. Но она не собиралась плакать по его команде.
– Не здесь. Не сейчас, – холодно сказала она.
– Потому что я здесь?
– Да! – Тэра свирепо посмотрела на него.
Ксавьер, которого всегда тянуло исключительно к высоким холодным блондинкам, вдруг почувствовал, что его самым примитивным образом влечет к этой миниатюрной, похожей на эльфа, девушке, с глазами, как хризолиты, и грудями круглыми и крепкими, как маленькие дыньки. Он смотрел на нее, сохраняя непроницаемое выражение лица. Тэра могла бы решить, что в этом взгляде одно лишь презрение за то, что она позволила себе устроить истерику на похоронах отца. Отвернувшись от нее, он подошел к прекрасному пианино "Бехштейн", которое первоначально принадлежало прапрадедушке Тэры. Его инкрустированная ореховая крышка была завалена цветами, принесенными в знак соболезнования, все еще завернутыми в целлофан. Рядом с ними лежал потертый футляр с последней, самой лучшей из скрипок отца. Ксавьер лениво коснулся пальцами кожи футляра, потом медленно открыл его, вынул инструмент и задумчиво провел рукой по его блестящей поверхности.
