Симона Элькелес - Цепная реакция
И он замечает меня.
С искренней улыбкой, которая давно не озаряла мое лицо, я опускаю окно со своей стороны и слегка махаю ему.
Вместо того, чтобы смутиться, он отбрасывает бумажник и салютует мне одной рукой, а другой машет в ответ.
Это означает, что он полностью обнажен.
Не смотри никуда, Никки, кроме его лица. Что бы ты ни делала, не доставляй ему удовольствия, разглядывая его тело.
В итоге, Луис Фуэнтес все-таки берет верх над моей рассудительностью. Я не могу не посмотреть. Его тело подтянуто и более рельефно, чем у Марко, и вид его во всем великолепии явно демонстрирует их отличия.
— Я рада, что ты извинилась перед Луисом, — спокойно говорит мама, когда мы почти подъезжаем к дому.
— Да, — говорю я ей.
Единственная крупица радости исчезает, когда мой желудок в очередной раз сжимается. И еще раз. Чувствую надвигающуюся тошноту. У меня кружится голова, и я закрываю глаза, до тех пор пока папа не заезжает на нашу подъездную дорожку.
Когда мы подъезжаем к дому, мама поворачивается и хмурится.
— Не ставь нас в неловкое положение подобным образом снова. Ты не «мусор», так что не веди себя так.
Я хватаюсь за ручку и с облегчением выхожу из машины. Резкая боль в боку заставляет меня вздрогнуть.
— Я знаю, — произношу я сквозь стиснутые зубы.
— Ты ведь знаешь, как вести себя, как леди, — говорит Мама.
Мне просто нужно проблеваться, тогда со мной все будет в порядке. Бэн уже направляется в дом. Я не могу говорить, потому что я боюсь, что потеряю все содержимое моего желудка прямо здесь.
Мама разочарованно вздыхает.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, юная леди.
— Извини, мама, — я заставляю себя говорить. — Я просто... плохо себя чувствую.
Я иду наверх, но я останавливаюсь, когда мой желудок сжимается, и я падаю от боли. Я задерживаю дыхание, не в состоянии это выдержать. Кажется, как будто что-то режет меня изнутри.
— С тобой все в порядке? — спрашивает мама, когда подходит ко мне. — В чем дело, Никки?
— Я не знаю. — Я смотрю на нее и понимаю, что не могу больше лгать. Особенно, когда я чувствую, как что-то стекает по внутренней стороне моих бедер. Мое сердце колотится, и я чувствую слабость. Меня пронзает еще один мучительный спазм боли.
У меня подгибаются колени, и я сворачиваюсь калачиком в позе зародыша, я кричу что есть мочи, потому что это настолько больно.
— Рауль! — кричит мама.
Мой папа через мгновение оказывается на коленях рядом со мной.
— Никки, где болит? — спрашивает он как врач, но намек на панику заметен за его словами.
Он хирург, но я уверена, что он не готов для этого.
Я не могу больше скрывать правду.
Я не смотрю на их лица, когда я шепчу, плача:
— Я беременна... и я думаю, что-то не так.
Теперь я вижу, как кровь стекает по ноге.
Мама всхлипнув, хватается за перила, с трудом держась на ногах.
Папа смотрит на меня в замешательстве, хмурясь. На мгновение он совершенно ошеломлен, как будто время остановилось, но быстро выходит из этого состояния.
— Все в порядке. Давай отвезем тебя в больницу, — говорит он, не паникуя, а с уверенностью врача. Он берет меня на руки и несет вниз по лестнице, а мама звонит нашей соседке и просит ее прийти и присмотреть за Беном.
Мои родители помогают мне сесть на переднее сиденье, тем временем боль усиливается с каждой секундой. В машине по дороге в больницу я смотрю на отца. Я еще никогда не видела его взгляд настолько обеспокоенным или печальным. Когда я начала тусоваться с Марко почти ежедневно, он предупреждал меня держатся от него подальше. От этого мальчишки будут одни только неприятности, сказал он, когда однажды он пришел домой и обнаружил нас целующимися в бассейне на заднем дворе. Я не хочу, чтобы ты ошивалась с ним. Он навлечет на тебя неприятности. Мама согласилась с ним.
Я думала, что они не одобряли Марко только потому, что он жил на южной стороне. Я была неправа.
Я смотрю на своего папу. Он мертвой хваткой вцепился в руль и сосредоточился на дороге.
— Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль, — говорю я снова и снова, в то время как боль становится острее и острее.
Он тяжело вздыхает.
— Я знаю.
— Ты ненавидишь меня? — Я задерживаю дыхание ожидая ответа.
— Я разочарован в тебе, Николаса, — говорит он, называя меня полным именем, он всегда использует его, если он действительно расстроен. Он больше ничего не говорит.
— Несмотря ни на что, мы любим тебя, — говорит ободряюще мама с заднего сиденья. — Как это произошло? Когда? Где? Мы не одобряли ...
— Мария, не сейчас, — говорит ей папа.
Мама перестает задавать вопросы, но они висят в воздухе между нами.
В больнице папа принимает меры, чтобы меня направили на обследование. Они делают все эти анализы крови, а специалист, доктор Хелен Вонг, направляет меня на УЗИ. Я пытаюсь сдержать слезы, но это бесполезно. После УЗИ мама держит меня за руку. Она все время молчит. Я думаю, что она слишком напугана и потрясена, чтобы что-то сказать, поэтому она дает возможность папе и другим врачам все обсудить.
Затем доктор Вонг назначает повторное УЗИ, и мне ставят капельницу, мама садиться на одну сторону моей больничной койки, а папа на другую. Доктор стоит рядом с ними с результатами моего обследованмя в руках.
— У тебя внематочная беременность, — говорит она, а потом объясняет, почему мне должны сделать срочную операцию, потому что они подозревают, что моя фаллопиева труба начинает разрываться. Мама прижимает ладонь ко рту, а слезы скатываются по ее щекам. Папа холодно кивает головой, пока слушает доктора Вонг.
— Что будет с моим ребенком? — спрашиваю я в панике.
Доктор Вонг касается моего плеча.
— Не получится спасти ребенка, — объясняет она.
Я начинаю плакать снова. В этот момент я понимаю, что я и в самом деле беременна, я надеялся, что беременности не было. Может мои негативные мысли подтолкнули мое тело отвергнуть ребенка? Я знаю, что сохраню чувство вины, глубокие следы страдания и горя в себе навсегда.
Еще один спазм боли, и я хватаюсь за живот.
Когда мои родители подписывают отказ от всех возможных претензий, от реальности происходящего меня бросает в дрожь.
— Смогу ли я иметь детей в будущем? — спрашиваю я доктора Вонг, прежде чем она выходит с комнаты, чтобы подготовится к операции.
Она кивает.
— Одна труба будет повреждена, но твоя другая здорова. Чаще всего удается зачать ребенка без особых проблем.
После капельницы они готовы отвезти меня на операцию, я смотрю на моих родителей. Мне хочется сказать им что-нибудь, но я знаю, если я это сделаю, то не выдержу и разрыдаюсь.
