Дженнифер Блейк - Любовь и дым
Глаза Бет на секунду сузились.
— Какие неприятности?
— Он не сказал, но тебе бесполезно советовать быть осторожной.
— Последи за собой, а уж я буду вести себя так, как мне того захочется.
— Если ты думаешь, что у него на уме что-нибудь хорошее, если ты рассчитываешь с его стороны на что-нибудь серьезное, то ты глубоко ошибаешься! — крикнула Маргарет дрожащими губами.
Бет откинула волосы с лица.
— У Эдисона есть деньги, которые он может тратить. И ему нравится их тратить на меня. Кто еще из наших ребят может этим похвастаться? Ну кто, скажи? И с чего это ты решила, что я рассчитываю на что-нибудь серьезное с его стороны? Зачем мне это серьезное?
— А если так, то ты просто шлюха!
— Бедняжка Маргарет! Если бы ты чуть-чуть получше следила за своими словами, то давно бы догадалась, что выдаешь себя с головой.
— Что ты этим хочешь сказать? Если ты думаешь, что мне нравится Эдисон…
— Разве я это говорила? — невинно перебила ее Бет.
Маргарет готова была лопнуть от негодования.
— То, чем ты занимаешься, это грязно! Понимаешь, грязно! Давай продолжай в том же духе. Но рано или поздно с тобой случится беда! И не жди тогда, что я тебе приду на помощь!
Бет кинула окурок на землю и придавила его каблуком. Затем усмехнулась, спокойно глядя Маргарет прямо в глаза.
— Если ты всегда помогаешь только скандалами, то мне такой помощи не надо.
Бет прошла мимо Маргарет в гостиную, затем в коридор и оттуда в ванную, где она заперлась.
Ребекка села на диван. Она смотрела на Маргарет, изучая ее раскрасневшееся лицо, вздымающуюся грудь и сжатые кулачки, и покусывала губы.
Наконец она спросила:
— В самом деле?
— Что?
— Тебе нравится Эдисон? В том смысле, в каком сказала Бет.
— Да нет же, нет!
— Не кричи хоть на меня, мне просто любопытно. По-моему, тебе не так уж мил Ботинки…
— Ботинки — это… Ботинки… Может, он и не принц, но, по крайней мере, надежен и серьезен! Он все для меня сделает!
— А ты думаешь, что принц — это Эдисон?
Маргарет окинула ее суровым взглядом:
— Не болтай о тех вещах, до которых ты еще не доросла!
Голова Ребекки обиженно вскинулась.
— Я всего на два года младше тебя и знаю об этих делах столько же, сколько и ты! Ты имела в виду секс, вот!
— Идиотство какое-то! — Маргарет бессильно опустилась на диван рядом с сестрой и стыдливо натянула юбку на колени. — Эдисон, он, конечно… симпатичный… Но он обращается с девушками очень… плохо. Все эти улыбочки, милые словечки, а на уме одно! Знаешь, что он сказал мне на прошлой неделе? Он сказал, что бьется об заклад, что я целуюсь лучше всех, потому что я всегда на всех смотрю сердито, у меня губы постоянно кривятся и оттого хорошо натренированы.
— Я не знала, что он тебе что-то вообще говорил. Не знала, что ты вообще виделась с ним.
— Виделась. У бакалейной лавки. Он поцеловал меня прежде, чем я успела его оттолкнуть.
— Поцеловал? — Глаза Ребекки широко раскрылись. — И тебе понравилось?
Маргарет пожала плечами и потом слишком уж фальшиво замотала головой справа налево:
— Более того, он сказал, что милее меня никого никогда не видал. И еще он прибавил, что ему очень хотелось бы проглотить меня одним глотком, как нежную конфетку.
— Да?!
— Да. Он имел в мыслях что-то очень грязное. Я это заметила.
— Как?
— Просто заметила, и все. Может, это из-за того выражения его синих глаз… Или из-за того, как он смеялся, когда говорил о нас. Обо мне, о тебе и о Бет.
Брови Ребекки слились в одну дугу. Она посуровела, нахмурилась, ее тонкие губы напряглись и она тихо произнесла:
— Он у меня еще посмеется!
— Не связывайся с ним! Слышишь, что тебе говорят, — не связывайся!
Это было не так-то просто. Эдисон стал частенько захаживать домой к Бенсонам. То под этим, то под тем предлогом. Он был сама вежливость с миссис Бенсон, разговаривал с ней так, как будто она была его старшей сестрой, и так мило при этом улыбался, что женщина пригласила его заходить к ним домой так часто и оставаться у них так долго, как ему того захочется. Он быстро подметил, что Маргарет и Ребекка никогда не будут устраивать в доме сцен, чтобы не потревожить больную маму. И он стал бесстыдно извлекать барыши из этого своего наблюдения, почти открыто приставая к девушкам, поддразнивая и постепенно таким образом втираясь в доверие.
Истина состояла в том, что он действительно не был таким диким, каким казался. Он мог смеяться, болтать, врать и швырять зерна жареной кукурузы в печь не хуже любого из их местных приятелей. Он мог многими часами не произносить ни одной непристойности и не пытаться украсть для себя поцелуй в уголке. Похоже, ему нравилось ощущать себя членом их семьи. Он говорил, что для него это необычный эксперимент. Его родителям было далеко за тридцать, когда он родился. По сути, он никогда не чувствовать себя ребенком. Мать постоянно его называла «моим маленьким мужчиной» и заставляла смирно сидеть и вести серьезные разговоры с ее друзьями, которых она постоянно приглашала домой. Отец был судьей и наказывал сына совершенно с тем же выражением лица, с каким выносил приговоры самым закоренелым преступникам. Смерть родителей, которая случилась с разницей всего лишь в один год, означала для Эдисона окончательное освобождение. Он был этому рад.
Июнь плавно перешел в июль, а июль, в свою очередь, переполз в август. На горизонте уже маячил сентябрь. По мере того как приближалось начало учебного года и жара стала спадать, процесс борьбы за гражданские права возобновился с новой силой. Марши и демонстрации резко увеличились в количестве и частоте. Одно из кафе, куда пока еще не пускали негров, выдержало штурм черных, которые заняли там все места и провели сидячую забастовку. В ответ на это во дворах черных кварталов по ночам стали гореть кресты. Горели они и в некоторых фирмах, которые что-то уж очень близко сотрудничали с черными. Население города, особенно молодежь, резко оживилось, когда на главной улице замаячили камеры национального телевидения. Правда, репортажа так и не показали ни по одной из программ. По городу начали усиленно циркулировать слухи о прибытии каких-то федеральных начальников, в задачу которых будет входить личное руководство усилением интеграционных процессов ко дню начала занятий в школах.
Но девушки из дома Бенсонов в те дни больше всего были озабочены поломкой, которая случилась с машиной Эдисона. «Шевроле» потерпел аварию, и его вынуждены были отдать в ремонт. Для Эдисона было очень важно, чтобы машину починили как можно скорее. Приближалось время начала занятий в Тьюлейне, а он не мог опаздывать.
