Марина Порошина - Весенний марафон
– Д-Димка что начудил? – спросил он, заранее прикидывая возможные варианты ответа. В прошлый раз сынок с приятелями засунули Раисе в замочную скважину жвачку.
– А то ты не слышишь?! – привычно повысила голос Раиса, но, оглянувшись в глубь квартиры, опасливо сбавила обороты. – Музыка у них орет с вечера! Гогочут, топают, орут как придурки. Бутылки еще из окна кидают.
– А ты бы з-зашла, сказала… – неуверенно предложил Василий.
– А я и з-зашла. Сказала, – передразнила его соседка. – Сказать, что они мне ответили? Мне такого родной муж не говорит, даже когда пьяный. – Тут она отчего-то порозовела. – Боится по роже сковородкой получить.
– Т-тогда не надо, – отказался Василий, хотя ему было немного любопытно – чего же такого боится сказать горлопан и матершинник Раисин муж, который и сам не прочь в воспитательных целях заехать жене по физиономии, Василий даже пару раз разнимал их, когда Раиса прибегала к нему отсидеться, а супруг жаждал продолжения банкета. Но счел за лучшее не спрашивать. Меньше знаешь – крепче спишь. Хотя спать ему, похоже, удастся лечь не скоро.
– Я уж хотела милицию вызвать, да тебя пожалела, – порадовала соседка.
– Сп-пасибо, – поблагодарил Василий, хотя оба прекрасно понимали, что никакая милиция на такой вызов не приедет, пока никого не убили. А если, не дай Бог, приедет, то проснувшийся не вовремя Раисин муж может ввязаться в скандал, а у него с милицией и без того натянутые отношения. Вот Раиса и маялась всю ночь из-за этих оболтусов. А ей, между прочим, тоже на работу, мужик-то у нее посменно на керамическом заводе, что напротив, через дорогу, а она с шести утра каждый день – в столовой поваром. Не спала всю ночь, оттого и бледная такая, до зелени, – ведь не молоденькая уже.
Подумав об этом, Василий повторил уже с чувством:
– Сп-пасибо, Рая. Сейчас я этим обормотам покажу!
И Василий решительно распахнул дверь.
В уши ему ударила оглушительная музыка, а в нос – тошнотворный запах дешевого пива, рыбных консервов и еще черт знает какой дряни. Василий даже отшатнулся – со свежего-то воздуха. Но на пороге маячила любопытная Раиса, не собиравшаяся возвращаться в нагретую супругом постель, да и не бежать же из собственного дома. Собравшись с духом, он шагнул вперед, бережно пристроил буханку на столик в прихожей, прикрыл ее своим шарфом, хотя надежда позавтракать теплым хлебом с чаем и колбаской стала совсем призрачной – и заглянул в комнату.
Картина, которая предстала перед Васиным взором, была весьма живописна – в духе баталиста Верещагина (но с его творчеством Вася знаком не был, поэтому аналогий проводить не мог): на диване, в кресле и на ковре в замысловатых позах спали незнакомые молодые люди, судя по некоторым признакам, разнополые. Хотя с уверенностью сказать было трудно. Когда один из них, тщедушный и нестриженый, с разноцветными черно-желтыми прядями, свисавшими на лицо, поднял голову, с трудом сфокусировал взгляд на Василии и невнятно произнес:
– А вот и папик пришел! Проходи… Мы тут… – и упал обратно лицом в большую хрустящую упаковку из-под чипсов – Василий так и не смог определить: мальчик это или, прости господи, девочка. Голос сиплый, волосы грязные, брюки с карманами, как у слесаря, безразмерная майка сомнительной чистоты, на ногах… Кровь прихлынула к голове и застучала в висках – на ногах у этого немытого существа были его, Василия, тапочки! Новые тапочки! Он купил их себе в подарок на Новый год, они были теплые и удобные, он долго и придирчиво выбирал их в магазине, и тапочки не подвели – быстро надевались, легко снимались, уютно грели.
– Твою мать! – закипая гневом, сказал Василий. Когда он злился, он, как ни странно, отчего-то почти переставал заикаться. – Твою мать!
Он ругался только в самых крайних случаях, и соседка Раиса это отлично знала, поэтому она заинтересованно подсунулась поближе, предвкушая отличный спектакль. Василий выключил орущую магнитолу и оглянулся в поисках дорогого сыночка. На глаза ему попались пустые бутылки из-под водки и пива – возле одной темнела на ковре подозрительная лужа (надо выводить немедленно, пока не въелось, – заволновался Василий), надорванные упаковки от всевозможной несъедобной дряни вроде сушеных кальмаров и вонючих сухариков, а также лежащие и храпящие тела, но сына среди них не было.
– Где Димка? – приподнял он за шиворот одно из тел.
– Иди на… – посоветовало тело, не открывая глаз, и снова погрузилось в сон.
– На кухне тоже нет, – возбужденным шепотом сообщила Раиса, переступая озябшими ногами в драных тапках с одним помпоном на двоих. – В той комнате посмотри, Вась!
Василий рванулся во вторую комнату. Там он обнаружил свою кровать, пребывавшую в самом бессовестном виде – раскуроченную, со сползшей на пол будто изжеванной простыней. На кровати сном праведника, сложив ладошки под щеку, спал его сын, а рядом – еще один субъект, на сей раз упитанный и коротко стриженный. «Неужто не девка?! – обмер Василий. – Сейчас, говорят, это у них в моде…» Но прогнал омерзительную мысль и заорал во весь голос, пнув ногой любимую кровать:
– А ну, вставайте, п-паразиты!!!
– Ой! – басом сказал субъект и юркнул под одеяло, оставив Василия теряться в догадках относительно его, субъекта, половой принадлежности.
– Димка, зараза! Это что же такое творится?! – орал Василий, пихая в бок спящего отпрыска.
– А-а, старик! – наконец открыл Димка один глаз. – Ты чего так рано?
– Рано?! – взвился Василий. – Шестой час! И я т-тебе не старик! Вставай немедленно, паразит!
– А ни фига мы газанули! – поворачиваясь на другой бок, вяло удивился сын и ткнул лежавшего под одеялом. – Слышь, Шурка? Эти гады наверняка все выжрали там.
Шурка чем-то дрыгнула (или все-таки – дрыгнул?) и счел за лучшее промолчать, поплотнее укутавшись в его, Василия, новенькое синтепоновое одеяло – финское, полутораспальное!
От такой наглости Василий онемел. Он знал, конечно, что Димка приводит приятелей, когда отца нет дома, – понятно, дело молодое, он ворчал, конечно, но терпел. До сих пор у них действовала договоренность: в квартире не пить, за собой прибирать и посуду мыть. На сей раз сын нарушил все договоренности разом, и Василий растерялся от неожиданности.
– Димка, вставай! Убирайтесь из моей к-кровати!
– Ну, старик, ты не понимаешь, что ли? – скривился сын. – Шурка стесняется!
– Шурка?! Стесняется?! Да эта… прошмондовка с вечера стеснялась бы!
В глазах у Василия потемнело. Он схватил сына за шкирку и выдернул из кровати. Потом он шагнул вперед и вознамерился сделать то же самое с таинственной Шуркой, но нетвердо стоявший на ногах Димка все же решил вступиться за даму и повис у отца на руке. Василий одним движением руки отбросил сына в угол, схватил Шурку не то за ногу, не то за руку – черт ее там, под одеялом, разберет – и изо всех сил потянул из кровати. Шурка молча отбивалась, Димка скулил из своего угла, силясь встать на ноги, Раиса хихикала, Василий, пыхтя, тянул Шурку из своей кровати.
