Ольга Мариуц - Любовь по объявлению
Он с удивлением посмотрел на нее, а Ксения, к ужасу своему, почувствовала, что губы ее растягиваются в глупейшую улыбочку, но, как ни старалась, ничего не могла поделать с этой резиновой гримасой. И когда он, наконец-то начав что-то понимать, посмотрел на нее добрыми-добрыми глазами и улыбнулся широко, открыто, ласково, она почувствовала облегчение и такую благодарность к нему, на которую только была способна.
И потом, когда они начали говорить, она все время была ему благодарна. Алик (он сразу сказал, что она может называть его так) вел себя просто и тактично. Он понимал, что для нее, женщины, упоминание об объявлении было бы неприятно, а потому не вспоминал ни о газете, ни о письмах. Все выглядело так, будто они случайно встретились на остановке. Больше говорил Алик. Он увлекался еще и современной музыкой и обладал массой информации. Казалось, он знал все о современных группах, и через полчаса Ксения могла бы толково объяснить разницу между хард-роком и поп-артом.
Разговаривая, они прошли несколько улиц и очутились у дома, где жила Ксения.
— Здесь я живу, — сказала она и опустила глаза.
Это была одна из самых сложных проблем, которую она так и не смогла решить самостоятельно: прилично ли сразу пригласить его в дом, где она, преодолев-таки «рассеянность в домашних делах», приготовила царский ужин для двоих, или вначале следует прогуляться, например, в парке?
И Ксения опять была благодарна Алику за то, что, выслушав ее робкий лепет, он с удивительной простотой взял ее под руку и свернул к подъезду…
Утром Ксения, повернув голову набок, долго рассматривала его тонкое удлиненное лицо с изящными чертами, нежное углубление виска с маленькой беспокойной венкой и темно-коричневое, с неровными краями, родимое пятнышко на шее повыше ключицы…
Наверное, от этого ее пристального взгляда он заворочался, смешно поморщился и отвернулся к стене. Ксения осторожно вынула руку из-под одеяла, погладила ладонью воздух над его крепким загорелым плечом и с радостью, грозившей прорваться мучительно счастливыми слезами, ощутила густое тепло его сонного тела. Она полежала еще минутку и, стараясь придать своим движениям воздушность, поднялась. Поглядывая на его спину из-за дверцы шкафа, надела свой лучший халатик веселенькой весенней расцветки и выскользнула из спальни.
Рыбу она вчера сунула в холодильник. Сейчас, подвязавшись новым клетчатым фартучком с кокетливым цветочком на кармашке, она принялась ее чистить. Когда масло затуманилось сизым дымком и крупные куски рыбы были уложены на сковороде, в дверь позвонили. Ксения убавила огонь и, пришлепывая тапочкой с пушистым красным помпоном, побежала открывать.
На пороге стоял мужчина в светлом сером костюме с букетом оранжевых лилий и серьезно смотрел ей прямо в глаза.
— Это вы! — сказал он Ксении уверенно.
Она в растерянности кивнула, но все же спросила:
— Вы ко мне?
— К вам.
Мужчина переступил с ноги на ногу и, вспомнив о цветах, протянул Ксении. Ксения взяла букет, а мужчина вдруг стал извиняться.
— Вы вчера, наверное, бог знает что подумали, — сказал он, не зная, куда девать освобожденные руки. — А я не смог, у нас неожиданно перенесли смотр. Мальчишки мои так готовились… А сегодня я на первом автобусе…
— Вы к кому? — спросила Ксения, почуяв неладное. Это были те несколько секунд, когда она могла еще на что-то надеяться.
— Я — Алексей.
Ксения надеяться перестала, но молчать продолжала. Потом, пытаясь освоить непонимающий вид, спросила:
— Ну и что? Мужчина забеспокоился:
— Это дом двадцать восемь?
— Двадцать восемь, — подумав, подтвердила Ксения.
— Квартира восемнадцать? На двери был номерок.
— Вы давали объявление в газету?
— Нет. — Ксения решила, что чем тверже она это скажет, тем будет лучше. Она поколебалась и сунула ему обратно букет. — Никакого объявления я не давала.
На кармашке фартучка налипла рыбья чешуя, и она стала сосредоточенно ее счищать. Оба стесненно молчали.
— Неужели… — сказал наконец Алексей-2. — Неужто пошутил кто-то?
— Очень может быть, — охотно откликнулась Ксения, продолжая сосредоточенно отколупывать чешую, которая никак не хотела отлепляться. — Шутников сейчас хватает.
— Извините, — стал прощаться Алексей. — Простите, что побеспокоил. И так рано… — Он развел руками и улыбнулся, показывая, что подсмеивается над собой. — До свидания.
— Всего хорошего.
Ксения закрыла дверь и, пока не стихли шаги на лестнице, стояла в коридоре и прислушивалась. Потом вернулась на кухню.
Алик уже встал, плескался в ванной. Вышел, она не обернулась. Он обнял ее за плечи, поцеловал мягкими теплыми губами в шею возле уха.
— Кто это был?
— Так, — сказала она ровным голосом. — Ошиблись.
— А я думал — твой милый друг. Ну, думаю, Алик, твоя песенка спета. Сейчас тебя запишут в парашютисты, но парашюта не выдадут. У тебя какой этаж?
— Послушай, — сдерживаясь из последних сил, а потому о-очень доброжелательным тоном сказала Ксения. — Алик — это от Алексея?
— Ну почему обязательно от Алексея? — удивился он. — Можно и от Олега, и от Александра. И даже от Леонида. Кому что нравится. Нас, Аликов, много. У тебя где телефон? Я позвоню.
Он прошел в коридор, набрал номер и через секунду взорвался такой буйной радостью, что Ксения засомневалась в реальности происходящего.
— Ален! Это я, Ален! Задержался. Отгул? Не состоялся отгул…
Далекая Алена, видно, не без основания, страдала подозрительностью.
— У Михаила. У Михаила, говорю… Как я тебе его позову, он в ванной.
Кажется, на том конце провода выразили готовность ждать, пока накупается Михаил.
— Слушай, — понизив голос до натурального шепота, проговорил Алик, — ты меня перед ребятами не позорь, поняла? И так каждый шаг проверяешь…
«Плохо проверяет», — безо всяких эмоций подумала Ксения.
— Через часик буду. — Алик положил трубку. Рыба была жирная и вкусная. Алик быстро уничтожал кусок за куском.
— Где такая водится? — не выдержав, спросила Ксения.
— Ха, водится! — хохотнул Алик. — На базаре водится и в магазинах водится. Еще в ресторане. Удалось вчера на кухне взять. Продать хотел, а тут ты…
Он перегнулся через стол и чмокнул Ксению в щеку. Помня, что Алене было дано обещание явиться через часик, Ксения стерпела.
Когда он ушел, она еще раз постояла за дверью, прислушиваясь, пока он дойдет до лифта. Потом приоткрыла дверь. На лестничной площадке на коврике сидел Арнольд, вопросительно глядя на нее преданными глазами. Потом вошел и, подозрительно озираясь и мягко поджимая толстые лапы, прошествовал на кухню.
