Вера Колочкова - Благословение святого Патрика
В тот вечер она так и прослонялась по улицам, не зная, куда себя деть, и сожалея, что второпях забыла прихватить книжку. Хорошо, в парке на скамье кто-то журнал «Юность» забыл. Полистала, обрадовалась – о, да тут новую повесть Бориса Васильева напечатали! И в рубрике «Зеленый портфель» – рассказ Дины Рубиной! Так и читала до темноты, а потом дождь пошел, и пришлось еще полчаса коротать под козырьком гастронома, что напротив общежития. Эти последние полчаса совсем ее доконали. И, как всегда в таких случаях, память тут же преподнесла поразившее ее когда-то своей точностью выражение из рассказа любимой Дины Рубиной – одиночество разболелось… Да, лучше, пожалуй, и не скажешь. Именно – разболелось.
Когда в окне их общежитской комнаты зажегся свет, приободрилась немного. Значит, скоро Катькин ухажер должен уйти. И действительно – через пятнадцать минут появился на крыльце общежития, пружинисто сбежал вниз по ступенькам. Она долго смотрела ему вслед – надо же, какой уверенный в себе парень… Пришел, увидел, победил. А может, и не победил, просто Катька сама без боя сдалась. Теперь, стало быть, не придется Катьке вечерами книжки читать, как дуре…
Хмыкнула, потрусила через дорогу домой. Катька открыла ей дверь, огорошила радостным воплем:
– Похоже, он на меня запал, Лизка! Сказал, завтра в кино пойдем! И в кафе! А ты говоришь, зачем все так быстро надо! А как иначе-то, Лизка? С такими парнями только так и надо, чтобы все сразу, а голыми руками его не возьмешь!
– Ну что ж… Я за тебя рада, Кать.
– Замерзла, поди? Хочешь, я тебе чаю сделаю?
– Давай…
А потом был еще один вечер. На этот раз она была в комнате одна – Света с Катей ушли на танцы в артиллерийское училище. Вернее, это Света Катьку утащила – та была в плохом настроении, шепталась о чем-то со Светкой, всхлипывала. Ее на танцы не звали, как-то само собой предполагалось, что смысла в этом нет. Привычно устроившись с книгой под лампой – на этот раз рука наугад вытащила из-под кровати Вальтера Скотта, – она углубилась в жизнь высокомерных шотландских аристократов и восставших против них пуритан, отмечая про себя, что текст у Вальтера Скотта все-таки для чтения трудноват. А может, перевод плохой… Но все равно интересно…
Стук в дверь раздался неожиданно, она вздрогнула, оторвалась от книги. Кто это может быть? Светке с Катькой еще рано… Да и не будут они в дверь стучать, у них ключи есть.
Встала с кровати, сунула в ноги в тапочки, открыла дверь…
За дверью стоял Герман. Смотрел на нее, улыбался.
– Здравствуй, Лиза. Я Герман. Ты меня помнишь, я уже приходил сюда как-то?
– Да, конечно… Здравствуйте. А только Кати нет, Герман. Она на танцы ушла и будет, вероятно, поздно. Да вы можете ее там найти, это недалеко…
– Да я знаю, что Кати нет. А почему ты мне выкаешь, Лиза?
– Но как же… Мы почти незнакомы…
– Так давай познакомимся! Я ведь к тебе пришел.
– Простите, не поняла… В каком смысле – ко мне?
– Да в том и смысле, что к тебе, а не к Кате. Что тут непонятного? Может, в кино пойдем, Лиза?
– В кино? В какое кино? Что-то я вас опять не понимаю…
– А чего непонятного? Странная ты какая-то… Заладила – не понимаю, не понимаю! В кино, говорю, тебя приглашаю! – проговорил он громко, как для глухой. – Пойдем?
– Нет… Нет, что вы… – отступила она на шаг, удивленно мотая головой. – Что вы, я не могу…
– А почему, можно узнать? Я тебе до такой степени неприятен?
– Ну что вы… То есть… Я хотела сказать, не в этом дело…
– А в чем? Ты не любишь кино?
– Я люблю кино, Герман. Просто… Понимаете, это неудобно. Я не могу, на меня Катя обидится.
Он хмыкнул, глянул на нее озадаченно. В глазах мелькнуло нечто похожее на скрытое одобрение.
– Значит, за подругу переживаешь, да? Обидится, говоришь? Хм… Надо же… Ты всегда такая совестливая, Лиза?
– Да при чем тут… Согласитесь, это ведь и впрямь нехорошо со стороны выглядит.
– Значит, не пойдешь?
– Нет. Не пойду.
– А если я тебе скажу, что у меня с твоей подругой уже все, любовь закончилась?
– Пусть. Все равно не пойду. Извините. Она, между прочим, из-за вас плакала сегодня.
– Не из-за вас, а из-за тебя.
– Что?
– Плакала, говорю, не из-за вас, а из-за тебя! Это я к тому, чтобы ты перестала мне выкать. Скажи мне – из-за тебя плакала!
– Ну, хорошо. Катя плакала из-за тебя, Герман. И хотелось бы сделать акцент на слове «плакала», а не…
– Ладно, понял. Значит, ты у нас такая вот, да? Порядочная, значит… Что ж, это хорошо… Это мне даже нравится. Давай с тобой так договоримся, Лиза… Когда увидимся в следующий раз, ты больше не будешь мне выкать.
Она ничего не ответила, лишь пожала плечами в растерянности.
– Смешная ты, Лиза… Ладно, пошел я. У тебя в котором часу занятия заканчиваются?
– А у нас завтра экзамен… Я не знаю.
– Значит, я встречу тебя после экзамена. Пока, Лиза! До завтра!
Хлопнув ладонью по косяку, он улыбнулся белозубо, развернулся, пошел прочь по коридору. А она так и осталась стоять у открытой двери с книгой Вальтера Скотта в руках. И в полном недоумении. Но, чего греха таить, все же в немного приятном недоумении. Потом закрыла дверь, снова уселась под лампу, пытаясь глазами найти то место в книге, на котором остановилась. Пробежав несколько страниц подряд, вдруг поняла, что совсем не уловила смысла прочитанного. Испугалась, подняла глаза от книги, уставилась в сумеречное окно. Надо же, впервые с ней такое приключилось…
С самого утра мысли о предстоящем экзамене не шли в голову. И Кате в глаза не могла смотреть. Та спросила ее удивленно:
– Лизк, ты чего такая пришибленная? Боишься, не сдашь, что ли? Небось весь вечер вчера зубрила, пока мы со Светкой в артиллерийском на танцах отплясывали?
– Нет, я не зубрила. Я Вальтера Скотта читала! – проговорила она торопливо, будто оправдываясь.
– Ну и дура. А замуж ты тоже за Вальтера Скотта собираешься? Лучше бы с нами на танцы пошла! Там контингент, конечно, не ахти… Но Светка вчера себе нормального пацана присмотрела. Не хромой, не косой, и то слава богу. Все хочет в последний вагон впрыгнуть, бедная…
– Катьк… Ты завидуй молча, пожалуйста! – обернулась к ней Света, натягивая белую блузку.
– Я завидую? Да больно надо… – насмешливо пожала плечами Катька. – Это ж тебе замуж невтерпеж…
– Ага. А тебе втерпеж, стало быть. Оттого на первого встречного и бросаешься. А потом ревешь, когда тебя на другой день футболят.
– Ты видела, что я на него бросалась? Видела?
– А то я тебя не знаю…
– А ты, значит, не бросаешься, да? Небось и бросилась бы, да никто, я смотрю, шибко не подхватывает! Так и уедешь в свою деревню, а твой артиллерист себе побойчее найдет!
