Не родись красивой. Манекенщица - Королева Мария Михайловна

Нина, бегло просмотрев меню, скромно выбрала самое дешевое блюдо: вареные овощи со специями. Иван Калмык усмехнулся, отобрал у нее меню и заказал суп-пюре от шеф-повара и осетрину-гриль.

— Не стесняйся, — улыбнулся он, — я пригласил тебя в дорогой ресторан не для того, чтобы ты ела вареные овощи.

— Обожаю вареные овощи, — неумело оправдалась она.

Постепенно завязался разговор. Нина, правда неохотно, поведала о конкурсе красоты, осторожно похвалила Александрину Павловну, с улыбкой посетовала на Василия Сохатого.

— Ничего, ты пробьешься, — успокоил ее Иван, — есть в тебе что-то… Ты, главное, не глупи и не бросай это дело. Сгоряча легко хлопнуть дверью, а пути обратно уже не будет. Подумай, что тебя ждет в твоем Егорьевске? Я, если честно, о таком городке и не слышал.

Нина улыбнулась. Легкое белое вино немного растопило лед ее предубеждений. Иван Калмык был приятным собеседником — умным, сочувствующим, вежливым. Он совсем не походил на богатого сноба, воспринимающего хорошенькую девушку как часть собственного имиджа. Он относился к ней с уважением. Или просто умело делал вид?

Иван рассказывал ей о сети своих ресторанов и даже одарил Нину «золотой карточкой клиента», дающей право на пятидесятипроцентную скидку. Он рассказал ей о своем последнем отдыхе на Лазурном берегу Франции. И о своей первой жене — школьной учительнице.

— Я познакомился с ней тысячу лет назад в студенческом лагере. Считалось, что она девушка из приличной семьи, у них была машина и дача в Салтыковке. А тут я — безотцовщина и сорванец. Моя мать крепко выпивала и работала санитаркой в детской поликлинике. Ее родители были, разумеется, против, но Анька их не послушалась. Так они ей отказали от дома, и мы четыре года жили в моей общаге. А потом я защитил дисер, зарабатывать стал, и ее родители нас простили. У нас с Анькой двое детей, мальчики, уже совсем взрослые. А потом у меня бизнес пошел, и я Аньку бросил. Сейчас мне даже жаль немного, но тогда так хотелось красивой жизни.

Он вскользь упомянул о своей второй жене — бизнес-вумен. И с удовольствием рассказал о третьей — популярной эстрадной певичке.

— Собственно, это я ее продвинул, — пожаловался Иван, прикуривая «немужскую» ментоловую сигарету от платиновой зажигалки «Ронсон», — заплатил за телеэфиры, записали мы ей диск, сольные концерты устроили, клип модный сняли. Я только потом понял, что сам по себе совсем ее не интересую. Она сама от меня ушла — к какому-то нефтяному магнату. И слава богу.

После третьего бокала вина разговорилась и Нина. Вино было очень дорогим, поэтому имело мягкий, терпкий и глубокий вкус и пилось легко, как фруктовый сок.

Нина пожаловалась Ивану на своих соседок:

— Они странные какие-то, особенно Танька. Иногда ведет себя как лучшая подруга, а иногда так нахамит, что и разговаривать с ней потом не хочется. А Гулька теперь относится к нам снисходительно: ведь с ней собирается подписать контракт «Бурда-моден». И укатит наша Гулька в Германию. Она говорит, что скоро переедет от нас — снимет себе квартирку в центре.

Нина пожаловалась Ивану на маму:

— Она ведет себя как девочка-подросток. Хлопает глазками, носит мини и предпочитает ажурные чулки. Собралась вот замуж — в четвертый раз. Такая травма для Павлика, моего младшего брата. А ведь ей уже почти сорок.

В полночь они наконец покинули ресторан «Виконт». Выяснилось, что Ивана ждет сверкающий «мерседес» с тонированными стеклами и шофером-телохранителем на переднем сиденье.

Момент прощания — переломный момент. Нина нервно куталась в пальто и специально подольше возилась с непослушными пуговицами — чтобы Иван не заметил ее смущения. Куда подевалась шальная раскрепощенность?

Считается ли, что она уже отработала свои сто пятьдесят долларов? Но ведь она ничего особенного не сделала. Просто съела за его счет восхитительно нежную и невероятно дорогую осетрину-гриль. Неужели Иван Калмык прямо сейчас запустит свою ухоженную ладонь в карман эксклюзивного пальто и с улыбкой благодарности протянет ей, Нине, хрусткие зеленые бумажки?

Нет, нельзя быть такой наивной. Конечно, Александрина Павловна горячо убеждала Нину, что проститутка и эскорт-девочка — две совершенно разные вещи.

«Детка, он, конечно, предложит поехать к нему домой, — вещала она, положив наманикюренные ручки на Нинины плечи, — но ты совершенно не обязана этого делать. Сто пятьдесят долларов — это просто твой гонорар за ресторан… Конечно, если ты хочешь побыстрее разбогатеть, — Аля отвела глаза и многозначительно помолчала, — то можешь и согласиться. Честно говоря, многие наши девушки так делают и очень довольны. Все равно это не проституция. Проституция — это когда тебя покупают изначально, а здесь у тебя есть полное право выбора. Да половина наших девчонок находятся у кого-нибудь на содержании. Вот, например, Миле Огневой недавно подарили такую норковую шубу, что даже я ей завидую. А Даше Морозовой оплатили фотосеанс у самого Ногтева. Это самый известный фотограф в Москве. И теперь Дашка знаменитая модель. Ну а твоя подружка Таня скоро появится на обложке журнала «Красота»».

— Эй, ты о чем задумалась, Снегурочка?

— Кто? — Нина вскинула глаза.

— Снегурочка, — усмехнулся Иван, — я тебе такое прозвище придумал. Помнишь, сказка детская была, очень романтичная, я маленьким всегда плакал, когда мне ее рассказывали.

— Помню, это о том, как Снегурочка прыгнула через костер и растаяла. Я тоже плакала, — невольно улыбнулась Нина.

— Ну вот, ты такая же, как она. То вроде бы начинаешь оттаивать, веселишься, рассказываешь что-то. Вот-вот прыгнешь в костер. В такие моменты у тебя даже светлеют глаза. А то замыкаешься и леденеешь. Как сейчас.

— Просто мне действительно немного холодно.

— Сейчас я поймаю для тебя такси, согреешься. Ты где живешь?

— На Щелковском шоссе.

— Далековато тебя занесло. Хотя сейчас ночь, пробок нет, вмиг доедешь… Или ты хотела ко мне?

— Я? Нет! — пожалуй, чересчур поспешно отказалась она.

— Думаешь, я тебя съем? — рассмеялся Иван. — Скажи сразу, что такую юную красавицу, как ты, едва ли может заинтересовать глупый старик. Впрочем, если бы ты согласилась, я был бы разочарован, — помолчав, добавил он, — смотри, мой водитель уже поймал для тебя машину.

— Я могла бы и на метро…

— Приличные девушки не заходят в метро после полуночи. — Он взял ее за руку. — Руки холодные. Ты и правда замерзла, иди скорее в машину. Вот деньги, не потеряй смотри. — Он оттянул ее карман, Нина отвела взгляд и попыталась скрыть внезапную неловкость широкой улыбкой.

— Ну… я поехала.

— Спасибо за прекрасный вечер. Рассчитываю увидеть тебя снова. — Он наклонился к ее щеке. Нина почувствовала на своем виске его теплое дыхание, вскинула голову и тут только поняла, что глаза у него не темные, как ей показалось в самом начале. Светлые глаза, какого-то неопределенного оттенка — из тех, что смотрятся стальными в искусственном освещении, а в ясную погоду становятся нереально голубыми. Светлые глаза — а в уголках наметилась сеточка тонких, танцующих морщинок.

…Она ворвалась домой — растрепанная, в распахнутом пальто. Щеки ее горели — не то от холодного ветра, не то от внезапного возбуждения. Она с грохотом скинула ботинки, швырнула на пол сумку. Напевая, протанцевала на кухню и выпила прямо из носика чайника остывшей кипяченой воды.

— Ты что, мать, под таблеткой, что ли? — В кухню заглянула Таня. — Вломилась как африканский бегемот, всех перебудила, физиономия красная…

— Ничего ты не понимаешь. Я, во-первых, денег заработала. Сто пятьдесят долларов. Еще полтинник, и можно будет наконец сделать портфолио!

— Поздравляю. — Таня плюхнулась на табурет и отсалютовала грязной чашкой с недопитым чаем. — Значит, тоже эскортом занялась, да? Недолго мучилась старушка?

— Да ну тебя! Между прочим, ничего не было. Мы просто в ресторан сходили. Он очень приятный, добрый, нежадный, умный, симпатичный, все понимает, ни на чем не настаивает, — старательно перечисляла Нина.