Училка и Чемпион (СИ) - Малиновская Маша

— А, то есть, поклонники не осаждают за каждым углом? — спрашиваю с едва заметной иронией.

— Иногда осаждают. Но здесь уже привыкли, — он пожимает плечами, будто это действительно не проблема. — Плюс к этому, здесь хороший чай. Для тебя — только лучшее, — растягивается в улыбке, как Чеширский кот.

Я прищуриваюсь. Это точно. Вот так, легко и без лишних слов, он снова пытается сбить меня с толку. Но я не собираюсь позволить ему это сделать.

— Так ты ведь извиниться хотел, — напоминаю я, когда официант приносит наш чай. Дорофеев ухмыляется, поднимая на меня свои внимательные тёмные глаза, и делает небольшой глоток, прежде чем ответить.

— Ну да, — протягивает он. — И я помню об этом. Просто не хочу делать это на бегу. Давай спокойно посидим, поболтаем. А там — и до извинений доберёмся.

— Я уже начинаю сомневаться, что ты вообще собирался извиняться, — говорю я, осторожно пробуя чай. На удивление, он действительно вкусный, с мягкими нотками мяты и чёрной смородины.

Дорофеев улыбается шире, слегка откинувшись на спинку кресла. По его лицу, на котором постоянно мелькает эта самоуверенная ухмылка, сложно понять, что у него на уме. Он привык играть на нервах, точно как на ринге — только здесь не физическая схватка, а психологическая.

— Слушай, я уже сказал, что виноват. Я был неправ, — начинает он, и я замечаю в его голосе искренность, которой раньше не слышала. — В тот день я был на эмоциях, адреналин зашкаливал, и, честно говоря, не ожидал, что так отреагируешь.

Я молчу, слушая его, но в груди что-то слегка отпускает. Его слова звучат иначе, чем привычные подколы и скабрезные шутки. Он смотрит на меня внимательно, почти изучающе, будто пытается что-то понять. И этот взгляд… Он меня нервирует. Словно он видит больше, чем я готова показать.

— Ты меня оскорбил, ты понимаешь это? Я не хочу продолжать разборки, но мне важно, чтобы ты осознал: то, что ты делал, было… унизительно. В том числе, когда предложил деньги.

Он замолкает на мгновение, и его взгляд становится серьёзнее. Я замечаю, как он потирает подбородок, будто думает над чем-то важным.

— Да, — наконец признаёт он, уже без ухмылки. — Я облажался. Не спорю.

Я немного расслабляюсь. Кажется, до него всё-таки дошло. Но не успеваю насладиться этим, как он снова резко меняет тему.

— Слушай, давай без этих формальностей. Я понял, что был неправ. Но зачем эти длинные разговоры? — он наклоняется вперёд, и его глаза сверкают вызовом. — Лучше скажи, зачем ты так огрызаешься? Ведь явно же нравлюсь тебе.

— Что?! — я едва не давлюсь чаем, когда я слышу это. — Ты совсем?

— Совсем, — кивает он, снова ухмыляясь. — Я же вижу. Признайся, Кошка, ты ведь сама уже не знаешь, что с этим делать.

Меня охватывает возмущение. Это что за игра такая? Он что, думает, что может прочитать меня, как открытую книгу? Внутри всё кипит от его наглости, но одновременно я чувствую, как этот дразнящий тон пробуждает во мне что-то…. другое. Желание доказать ему обратное.

— Ошибаешься, — спокойно говорю я, хотя голос чуть-чуть дрожит. — Ты мне совсем не нравишься.

— Правда? — его взгляд скользит по моему лицу, задерживаясь на губах. — Уверена?

Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент он внезапно наклоняется ещё ближе, и от его движения у меня перехватывает дыхание. Кажется, время замедляется. Всё вокруг словно исчезает, остаются только мы двое и его глаза, которые смотрят на меня с такой уверенностью, что я теряю дар речи.

— Ты можешь отрицать сколько хочешь, Кошка, — шепчет он, его голос становится ниже, почти интимным. — Но я вижу, как ты на меня смотришь. И знаешь что? Мне это нравится.

Я чувствую, как всё внутри переворачивается. Его близость и этот уверенный тон вызывают бурю эмоций. Сердце стучит так, что я боюсь, он его услышит.

Какой же он странный человек! Вот сейчас на тебя смотрит взрослый и серьёзный мужчина, и уже через минуту через эту серьёзность прорывается какой-то хамоватый пацан.

— Ты.... просто самоуверенный... — начинаю я, но он перебивает.

— Самоуверенный? Возможно. Но скажи мне, — его голос становится почти шёлковым, — почему ты тогда здесь, если я тебе так не нравлюсь?

— Так, всё. Спасибо за чай, — встаю, хватаю сумочку и делаю быстрее отсюда ноги, пока Дорофеев довольно ухмыляется.

В возмущении я вылетаю из кафе, и пока быстро иду в сторону дома, внутри что-то царапает.

Его последний вопрос. Он.… как будто попадает в точку. Потому что я и сама не могу ответить на него.

16

— Слушай, ну и денёк сегодня, — жалуюсь по телефону подруге, пока закрываю кабинет. — Забыла в школе методички, а в электронке у меня их нет. Пришлось бежать вечером, а то как к урокам готовиться?

— Да как, — Наташка что-то с аппетитом жуёт, — с вечера забиваешь, а утром приходишь на урок и говоришь: ребята, взяли двойные листочки, подписали вверху фамилию и класс, а теперь конспектируем на оценку параграф.

— Да конечно, — смеюсь, — а потом эти листочки ещё проверять.

— Зачем? — ржёт Наташка. — Берёшь и выбрасываешь, а потом говоришь: ребята, листочки остались дома, но оценки я выписала.

— Наташа! Ты учишь меня плохому, — тоже хихикаю, понимая, что она несерьёзно.

— Ну кто-то же должен научить тебя плохому, Любаша. Ты уж слишком правильная девочка. Вот Мистер Идеальный Пресс пытался, но ты в отказ пошла.

Закатываю глаза, сдавая ключ от кабинета сторожу на вахте. Снова она за своё. Сколько можно меня эти Мистером Прессом уже стращать? Три дня прошло после его извинений в кафе, до сих пор отойти от этой незамутнённой наглости не могу.

— Так, Наташ, давай, я уже выхожу из школы.

Прощаюсь с подругой и отключаю звонок. Вместе со мной на порог выходит сторож, намереваясь выкурить сигарету.

— До свидания, Пётр Викторович, — прощаюсь с ним.

— До свидания, Любовь Андреевна. А вас что, никто не встречает? Уже поздно, одной не страшно ходить?

— Да всё же освещено, — улыбаюсь на его заботу. — Мне тут через сквер, там фонари горят, молодежь гуляет, и через десять минут буду дома.

— Ну счастливенько вам, — кивает пожилой сторож, махнув мне рукой.

Я сбегаю по ступенькам и выхожу за калитку школы, и десятка шагов не делаю, как улица внезапно погружается во тьму.

Ни окна домов не светятся, ни фонари. Небо хмурое, тяжёлое. Ни луны, ни звёзд. Вокруг ложится такая мгла, что не по себе становится.

— Блин…. — озираюсь растеряно. — И что теперь?

Утром писали, что на одной из подстанций авария, мощности перебросили на вторую, но, видимо, вечером, когда все вернулись домой и включили электроприборы, она не справилась.

Неуютно. Глаза к темноте привыкают медленно, да и всё равно это не особо помогает, потому что источников света просто нет.

Я достаю мобильный телефон и включаю фонарик, свечу себе им под ноги, чтобы хотя бы видеть, куда ступать.

Иду по привычному пути, но внутри тревога медленно разрастается — будто что-то в воздухе подсказывает, что нужно быть осторожнее. Пустынный сквер, по которому я решила пройти, казался идеальным коротким путём до дома. Но сейчас я уже сомневаюсь, стоило ли через него идти.

Каждый шорох, каждый хруст ветки под ногой вызывает у меня нервное напряжение. Я сжимаю сумку покрепче и стараюсь идти быстрее, но чувство опасности только усиливается.

И вот за спиной раздаются шаги. Сначала тихие, словно кто-то нарочно идёт медленно, затем — быстрее. Сердце начинает бешено стучать.

Я бросаю взгляд через плечо — двое мужчин идут за мной. Шаги становятся всё громче. Паника начинает подниматься к горлу, затрудняя дыхание.

У меня нет времени думать, что делать, я просто ускоряюсь, пытаясь не бежать, чтобы не привлечь внимания, но они тоже начинают двигаться быстрее.

— Эй, девочка, стой! — доносится голос одного из них, и я замираю от страха. — Ты чего убегаешь? Давай пообщаемся!

— Не трогайте меня! — выкрикиваю я, вцепившись в сумку так, что побелели костяшки пальцев. Продолжаю двигаться, дыхание стынет.