Телохранитель. Мы под запретом (СИ) - Орлова Юлианна

И когда я вижу, как разливается по груди вода, округляя для меня очевидно аккуратную грудь с крупными сосками, проступающими ожогами на моей сетчатке, мозг отрубается. Не сказать, что я не догадывался о том, какая она идеальная, или что уверенная двоечка не проявлялась сквозь ткань футболок и не приковывала взгляд…конечно, я уже все рассмотрел и дорисовал.

Но сейчас ведь прямое включение…

Я вожу взглядом и снимаю на воображаемую камеру, извращенно представляя картину дальше. Гребанный ублюдок рассматривает девочку, которая прямо сейчас в шоке и явно в панике, покрывается багровым румянцем и срывается на бег в ванную. И я снова веду по изящным ногам и стопорюсь на подтянутой заднице.

Ощущение жажды берет в плен мою глотку и разливает там лавой желание сорваться следом и прижать Свету к себе, чтобы впиться в манящие губы и насытиться ею вместо воды. Смахиваю извращенные мысли как упавшую на лицо паутину.

Идиот. Прижав руки к лицу, начинаю растирать пылающее лицо. Пиздец, накрывает. Я прислушиваюсь и не слышу ни плача, ни завываний. Это хороший знак, да? Или так себе? Подрываюсь с табурета и опускаю взгляд на стоящий колом член, и в этом столько ненависти к самому себе, что нее описать словами.

Схватив первый попавшийся халат, я медленно подхожу к закрытой двери уборной. Мне вскрыть ее —дело секунд, но я прижимаюсь горячим лбом к холодной поверхности пластиковой двери и выдыхаю сквозь судорожные попытки обхватить ручку и вырвать ее с корнем.

Но в этом вижу лишь свой конец нахождения рядом со Светой. А мне надо ее защитить. Я лучший. Я смогу найти ублюдка быстро и сломать ему все конечности за минуту. Получу особый вид наслаждения от этого.

Рука сильнее сжимает мягкий халат, и я притягиваю его к лицу рваными движениями, втягивая поглубже неповторимый аромат. А затем опускаю руку и вешаю за петлю на ручку. Все.

—Свет, ты в порядке? — голос звучит словно чужой. Меня ломает пополам, вырывая нервы совсем как дети вскрывают упаковки долгожданных подарков.

Ее положительный ответ слегка приглушает агонию, она звучит совсем как обычно. Вежливо и учтиво. Ничего в голосе не выдает отчаяние, может смущение — да, но не больше. Я прикрываю глаза, в которые сейчас насыпали песка, и стекаю по двери в сторону.

—Я принес халат, в твоих вещах не рылся. Выйду на минуту…

Не на минуту, а на гребанный час я покинул ее палату, усаживая вместо себя ночного компаньона. А сам срываюсь на улицу и просто начинаю метелить первое попавшееся дерево, сбивая руки в кровь. Этот пиздец становится бесконечным, пока кто-то из работников больницы не замечает мой бесполезный бой с деревом.

—Эй, парень, полегче…

Я резко разворачиваюсь, готовый вломить ему, но то всего лишь добродушный старик в белом халате. В нем я узнаю лора, который лечит… Свету. У него абонемент на мою защиту пожизненно.

По рукам стекает бардовая кровь, и я смахиваю крупные капли на пол, щедро орошая идеальную плитку возле больницы. Я отказываюсь от медицинской помощи, только вырываю из рук медсестры спирт, выливая на раны. Решаю не мотать узлов сверху — неудобно, и только выкурив полпачки сигарет, поднимаюсь в палату…на свою гильотину.

Глава 15

СВЕТА

Я сижу с его напарником час. Сижу и дрожу, потому что я понятия не имею, как на такое реагировать. Спустя бесконечный час Женя возвращается, не глядя на меня вообще, бросает скупо что-то сменнику, тот молча встает и уходит. Я же с жадностью смотрю на напряженную спину, подрагивающую от простых движений. А потом мой взгляд цепляется за сбитые в кровь костяшки обеих рук, и становится совсем жутко.

Дыхание перехватывает, но он продолжает перебирать какие-то бумаги, листает смартфон, а затем идет налить себе воды. Крупные пальцы обхватывают стакан, и я снова напарываюсь на эти уродливые раны. На каждом пальце они, и, кажется, продолжает течь кровь. Когда Женя переводит на меня нечитаемый взгляд, больше отдающий арктическим холодом, я не тушуюсь и не скрываю своего внимания.

—Что случилось? — тут же поджимаю губы и кусаю их с внутренней стороны, ощущая разливающийся во рту привкус металла.

Женя молча кладет стакан на стол, опускает голову и тяжело выдыхает, стуча искалеченными пальцами по поверхности больничного атрибута мебели. Медленно поворачивает голову в мою сторону и смотрит поверхностно то на мое лицо, то на пол, снова на меня, снова на пол.

—В порядке все, — звучит хриплый ответ, а затем все возвращается в исходное русло. Он садится на жесткий стул, втыкая в телефон, а я, покрываясь коркой льда от его Невнимания к себе, вперяюсь воспалёнными от невыплаканных слез глазами в белую стену.

Изнутри упорно скребет сожаление, а еще хочется подойти и подуть на мужские руки, обработать и перевязать. Держать их и гладить, успокаивая своей нежностью.

Но раз все в порядке, то зачем мне навязываться? Я глушу истерику, готовую вырваться из груди и отворачиваюсь спиной к телохранителю. Наше почти отсутствующее общение вообще сходит на нет. Буквально.

А через два дня меня выписывают, и я рада этому факту, как ничему в своей жизни на данный момент. Большую часть времени я провожу в своей комнате, потому что не хочу никуда ездить или выходить. Все списывается на мое слабое состояние после ангины, но неприглядная истина в том, что я просто хочу порыдать в подушку по уважительной причине без лишних на то свидетелей.

Однажды вечером ко мне заходит мама и застает несменно красные глаза. Ее обмануть не получится никогда, но может не мне.

—Светуль, — она улыбается, садится на кровь и мягко касается моих ног, укрытых мягким пушистым одеялом. —А может мы с тобой поболтаем или фильм посмотрим? Давно время вместе не проводили…

—Давай, — соглашаюсь, и мы спускаемся в наш кинотеатр. Наверное, я бы может что-то заподозрила, если бы могла адекватно мыслить в тот момент.

Стоило бы подумать раньше, однозначно. Не просто просмотр фильма, не просто…

Мы садимся, на столиках уже разложены попкорн и кола. Мне хоть немного сложно еще есть соленое, но отказать себе в удовольствии не могу. После заставки, я ощущаю, как по спине мягко скатывается неприятное предчувствие.

—Обожаю этот фильм. Кевин Костнер бомба. Только ты папе не говори, а то ему начать ревновать, как нам с тобой чихнуть, — она смеется, обнимая меня и притягивая к себе чуть ближе. Я цепляюсь за маму и расслабляюсь.

Зачем папе ревновать? Мама же смотрит на него таким взглядом, что все понятно и без слов. Глупо ревновать, но мой отец не был бы моим отцом, если бы просто игнорировал это разъедающее чувство. Нет, он у меня горячая голова, как говорит деда.

—Ага, — соглашаюсь, набирая попкорн в ладонь. Интересный выбор фильма, очень. "Телохранитель".

—Ты как думаешь, в реальности такая ситуация возможна?— продолжает мама, а я тушуюсь, опуская взгляд на руки, что сейчас держат жареную кукурузу. Это ведь понятный вираж в разговоре, я дурой никогда не была…

Ощущая, как в груди начинает пылать, я натягиваю на лицо улыбку и смотрю на Уитни Хьюстон, молодую и красивую. Отчего же невозможно? Горько сопоставляю себя и Женю с героями фильма, а потом вспыхиваю от осознания, что по сюжету у героев все отлично получилось. Конец правда открытый, но я всегда хотела верить, что они в итоге остались вместе. Просто у каждого своя работа.

—Свет, ну я не дура. Если отец еще ослеплен эмоциями относительно тебя и, как всегда, несется куда-то, то я, несмотря на свои нервы и всепоглощающую любовь, все-таки чуть умнее и наблюдательнее Рустама Александровича. Ему ты это тоже не говори, — мама берет мое бледное лицо в свои руки и продолжает, пока мое сердце норовит разорваться внутри грудной клетки.

—Мам…

—Я скажу, а ты слушай. Я все вижу. И взгляд Жени тоже. Меня от него вообще словно волной смывает, до нутра пробирает. Особенно когда он думает, что никто не видит, он смотрит на тебя так, что можно воспламениться. Если мужчина так смотрит на девушку, это значит, что он ее любит. На меня так смотрел отец, пока я пары вела. Только он не скрывал. Нагло лапал своими взглядами и чихать хотел на всех.