Терпеть тебя не могу (СИ) - Бокарева Мария

— Спасибо, но ты все равно не угадал. Терпеть не могу с молоком, — произнесла не очень-то вежливо, скрестив руки на груди, и отвернулась обратно, уткнувшись в спину… То есть, в макушку все того же парня.

Надеюсь, теперь он от меня отвяжется. Или так и будет дальше на грубость нарываться.

— Оке-ей, — задумчиво протянул Шолохов, ничуть не возмущённый моим отказом, и после короткого молчания бросил, перед тем, как уйти. Только уже не мне и совсем сухо:

— Угощайся!

Против воли я обернулась, чтобы посмотреть, как предназначенный мне напиток быстро перекочевал в руки рыжеволосой девушки, только что примкнувшей к очереди, и быстро лишил ее способности ясно выражать свои мысли.

— Ээ… Это… Это же Шолохов? — пролепетала, широко распахнув глаза от шока, и тут же довольная, с трясущимися руками побежала за соседний столик делиться этой ошеломительной новостью со своей подругой, — Очуметь, Танька, ты видела? Как думаешь, я ему понравилась?

Боже, счастье-то какое!

— Полная деградация, — пробубнила себе под нос, и, вздохнув, перевела взгляд на кофемашины, чтобы прикинуть, есть ли у меня ещё шансы дождаться своей очереди и успеть поесть ещё не остывшую кашу.

Но то, что я увидела, заставило меня задержать там взгляд чуть дольше. Артём снова обошёл всю толпу и оказался в числе самых первых. Сказав что-то неопределенное парню, собирающемуся налить себе кофе, быстро получил внеочередной доступ к аппарату.

Конечно же никто не стал возражать. Этому здоровому лосю попробуй возрази. Отсюда и длинные очереди, вот как раз из-за таких бессовестных наглецов.

Все желание взбодриться крепким напитком улетучилось в секунду. Недовольно цокнув языком, я взяла с подноса никому не нужный апельсиновый сок и спокойно отправилась есть свою кашу. Надеюсь, ещё тёплую.

И каково было мое удивление, когда, приближаясь к своему месту, я увидела хмурую Катю, ковыряющую ложкой хлопья, и довольного Бойцова, отдаляющегося от нашего столика.

— Все в порядке? — первым делом поинтересовалась у подруги, оглядываясь на высокого и коренастого парня.

— В полном!

— Чего он хотел?

— Салфетки. На их столе закончились.

Конечно же я поняла, что Катя что-то не договаривает, но не стала докучать ее своими вопросами. Не привыкла лезть в чужую душу, тем белее к тем, кто не желает мне ее открывать. Мы знакомы совсем немного, но я заметила, что девушку будто подменили за это короткое время, пока я отсутствовала. И не только потому, что она закрылась в себе, а потому что с лица стерлась былая улыбка, превратившись в серую тень, и в глазах образовалась зияющая пустота.

Теперь аппетит совсем пропал. Так и сидели вдвоем, молча ковыряясь в тарелке, пока на стол не приземлилась маленькая белая чашка с ароматным кофе, а на стул, стоящий напротив, не плюхнулась пятая точка Шолохова:

— Никогда не думал, что когда-нибудь буду метаться по столовой, как услужливая официантка, — откинулся на спинку стула, расслаблено наблюдая за тем, как я все-таки отправляю в рот первую ложку с кашей, чтобы продемонстрировать всю глубину моего безразличия к его появлению.

— Глупая привычка, Шолохов, делать то, о чем тебя не просят, — равнодушно произнесла, даже не удосужив его взглядом. Но и без этого прекрасно чувствовала, как он взбешён.

— Запомни, Милка, я не делаю то, о чем меня просят, я делаю только то, что хочу. — а потом то ли угрожающие, то ли обещающе, — и всегда получаю все, что хочу!

Взгляд, как ледяная сталь, проник в самую душу и внутри все разом похолодело. Меня изрядно залихорадило от новых неясных ощущений, при чем так натурально, что руки пришлось спрятать в рукава кардигана.

Хотя, причиной вполне мог быть и злой январский сквозняк, случайно ворвавшийся в наш зал.

На какое-то мгновение мы оба зависли, парализуя друг друга глазами, а потом он резко подскочил и ушёл, оставив только обещание и эту проклятую чашку с горячим напитком.

Пальцы устало прилипли к вискам, и я облокотилась локтями на стол, совсем забыв про присутствие рядом такой же отрешенной подруги. Только спустя какое-то время обратила внимание на ее сожалеющий взгляд.

— Ничего не скажешь?

— А чего тут говорить, — неоднозначно повела плечами Белова. — Очевидно, что тебя пометили жирным крестиком, и будь уверена, этот точно не отступит, пока не превратит его в галочку.

И почему-то это очевидное, озвученное вслух, разозлило меня ещё больше. До скрежета зубов и до мелкой дрожи в пальцах.

Кааак же он меня бесил! Как назойливая муха на стекле, так и хотелось чем-нибудь прихлопнуть.

Глава 10

Все шесть уроков я с замиранием сердца ждала физкультуру. Спортивных групп было много, это был спаренный урок с десятыми и ещё одним одиннадцатым классами. Каждый выбирал себе ту, что была по душе, но именно на хореографию явилась целая рота девчонок. Случайно подслушав разговор в раздевалке, я узнала, что каждый год на первом уроке проводится жёсткий отбор, на котором большая часть сразу же отсеивается.

Ну оно и понятно. Это же Долматова. Чтобы к ней попасть, нужно, как минимум, постараться. Поэтому перед выходом в зал я немного напряглась и ещё раз сделала несколько успокоительных вдохов.

В зал зашла самой последней, и пока остальные на эмоциях прыгали и бесились, я встала к станку и приступила к своей привычной разминке.

Через какое-то время дверь в зал открылась, колени дрогнули, а я вся подобралась, предвкушая долгожданную встречу. Я стояла как вкопанная в самом конце зала и смотрела, как женщина с изящной осанкой легко двигалась по паркету в сторону высокой колонки, и через считанное мгновение зал наполнила негромкая музыка для разминки. Все внимание девчонок тут же сосредоточилось на преподавателе, и она обернулась к толпе.

Один взгляд и внутри меня что-то затрещало, поехало и сорвалось в глубину, подняв со дна осадок разочарования. Это были мои слишком радужные ожидания.

— Добрый день, меня зовут Осокина Инна Олеговна, и я буду преподавать у вас хореографию…

Если сейчас мой мир не рухну, то точно встал на длинную паузу, в которой я пыталась морально принять это расхождение между той разноцветной картинкой, которую я успела нарисовать в своём воображении, и той реальностью, что сейчас предстала передо мной. Весь смысл пребывания в лагере тут же упал до критической отметки. Я даже не заметила, как из пальцев отлила кровь и они онемели, изо всех сил сжимая деревянный станок.

Отбор оказался таким банальным, что у меня не было ни желания, ни сил продемонстрировать свои способности. Педагог проверял у каждого уровень развития гибкости, пластичности и наличие ритма в танце. Все было таким элементарным, как два притопа, три прихлопа. И когда очередь дошла до меня, показывать эту ерунду, я просто молча взяла и выбежала из зала, как струсившая двоечница перед экзаменом. Тут же достала из шкафчика телефон и принялась искать сайт этого дурацкого лагеря, где ещё недавно была информация о педагогическом составе. Отчаянно хотелось назначить кого-нибудь виноватым в моем промахе, чтобы потопать перед ним ногами и покричать, выплеснув всю распирающую досаду, но виноватый был лишь один. И это я.

Фотографию Долматовой я нашла сразу, но вот информацию под ней уже читала по слогам.

«Анна Долматова приехала в образовательный лагерь «Энштейн», чтобы провести открытый урок и дать напутственную речь ученикам, которые мечтают связать свою жизнь с танцевальным искусством».

Первая мысль была, собрать чемодан и уехать домой, но вспомнив гордый взгляд отца и счастливое лицо мамы, выключила в себе все действующие опции эгоистки. Не хотелось лишать их радости и возможности гордиться тем, что их дочь учится в «Энштейне». Мама с таким трудом выбила для меня эту путевку, что я просто обязана была показать здесь хороший результат и не выкинуть в урну одно бюджетное место, которое мог бы занять кто-то другой.

Посидев немного и успокоившись, я сняла с ног пуанты и достала из шкафчика сменную одежду. Но едва я успела привести себя в порядок, в раздевалку шумной толпой вломились уставшие девчонки. Большинство из них не прошли конкурс, поэтому кто-то тихо грустил, а кто-то громко злился, хлопая дверью шкафчика. Но были и те, кто с гордо поднятой головой, открыто демонстрировали своё превосходство. Например, Виталина Заливина, которая, глядя на меня, что-то шепнула подруге, и они обе взорвались диким заливистым смехом.