Порция красивого яда (ЛП) - Клейтон Келси

Только когда он делает последний поворот, я понимаю, куда мы едем.

Мое сердце бешено колотится, когда он сворачивает на парковку дома престарелых. — Что мы здесь делаем?

— Ну, я подумал, что ты захочешь увидеть свою маму, ведь вчера ты попала в опасную для жизни аварию и все такое.

Он прав, я хочу, но я намеревался приехать один, как только достану свой грузовик и таблетку обезболивающего, если уж на то пошло. Эта хрень чертовски болит.

— Спасибо, чувак, — говорю я ему, открывая дверь. — Я скоро выйду.

Но он выключает джип и отстегивает ремень безопасности. — Не, я, пожалуй, пойду с тобой.

Черт.

Он знает.

Моя голова откидывается на сиденье, и я вздыхаю. — Сукин сын.

— Не говори так о своей матери, — шутит он, но затем его лицо становится серьезным. — Почему ты не сказал мне, что ее поместили в хоспис?

— Я не знаю, — признаюсь я. — Наверное, я просто хотел проигнорировать это. Притвориться, что этого не было.

Его брови приподнимаются. — Да? И как тебе это удается?

— Не будь ослом.

Я не в настроении шутить. Не тогда, когда мы сидим на парковке того места, где чахнет моя мама. Это единственное место, где я не могу это игнорировать. Когда я здесь, я должен быть сильным ради нее.

— Поэтому у нас неоплаченные счета за бар?

Я медленно киваю. — Я платил за это место. Ее страховка это не покрывает, и она не переедет жить ко мне, чтобы я мог позаботиться о ней. Было место, где просто приняли бы ее справку о нетрудоспособности, но это была просто дыра.

Кэм на выдохе потирает висок. — Почему ты просто не поговорил со мной об этом? Ты знаешь, что я всегда сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, не так ли?

— Да, я знаю. — И я правда знаю. — Думаю, я убедил себя, что смогу с этим справиться. Что я был достаточно силен, чтобы все это сделать. Поначалу я полагал, что это просто немного поставит нас в невыгодное положение, но затем летние месяцы компенсировали бы это, и это могло бы составить мою половину прибыли. Но все вышло из-под контроля. И теперь у меня даже нет байка, который я мог бы продать.

Он смотрит в окно, позволяя всему этому осмыслиться, прежде чем ответить. — Во-первых, мы не занимаемся этим дерьмом. Мы не лжем друг другу. Это то, о чем мы договорились после того, как ты признался, что месяцами прелюбодействовал с моей сестрой за моей спиной, верно?

Я не могу удержаться от смеха, морщась от боли. — Прелюбодействовал?

— Это единственное слово, которое я могу использовать без рвотных позывов, — рычит он. — Смирись с этим.

Достаточно справедливо. — Это прелюбодеяние.

— Я знаю, тебе нравится думать, что ты такой крутой, но ради всего святого, просьба о помощи не делает тебя слабым, Эйч.

Черт возьми. Этот разговор почти заставляет меня скучать по больнице. Почти. — Я знаю. Мне жаль. Я должен был прийти к тебе по этому поводу.

— Ты чертовски прав, тебе следовало это сделать, — раздраженно соглашается он. — Послушай, это не конец света. Нам просто нужно придумать, как это исправить.

Я качаю головой. — Это не твоя проблема, которую нужно решать, чувак.

— Да, к черту это. Мы братья. Мы заботимся друг о друге. — Он делает паузу, глядя куда угодно, только не на меня. — Вот почему я позвонил всем компаниям, которым мы задолжали денег, и заплатил им достаточно, чтобы поддерживать это дерьмо в рабочем состоянии.

Моя голова поворачивается к нему. — Что ты сделал?

Он пожимает плечами. — Это не все. Мы все еще в минусе. Но пока это кое-что.

Боже, какой же я мудак. — Спасибо. Тебе не нужно было этого делать.

— И тебе не нужно было вытаскивать меня из тюрьмы под залог пару лет назад, — замечает он. — Это то, что мы делаем.

Он выставляет кулак, и я ударяю по нему, чувствуя некоторое облегчение. Будущее бара тяготило меня, да и сейчас тяготит, но сейчас оно менее напряженное. И мне помогает осознание того, что я больше не делаю это в одиночку.

— Осталось только придумать, как найти остальные деньги, — вздыхает он. — Ты прав. Летние месяцы помогут, но я не думаю, что их будет достаточно.

Я качаю головой. — Нет, у меня есть другая идея.

Я думал об этом со вчерашнего вечера, когда Лейкин стояла у меня на пороге и выглядела как воплощение разбитого сердца. Впервые я перестал отгораживаться от всего и начал осознавать все, от чего она отказалась. Все, от чего она ушла. И стало ясно, что я должен перестать держаться за то, что на самом деле никогда не было тем, чем я его считал.

То, что у нас было, уже прошло.

Пришло время отпустить.

— Я собираюсь продать дом.

Ладно, медсестра, возможно, была права — лекарства мне сейчас не помешают. Пытаться работать барменом с больными ребрами и ссадинами, покрывающими половину моего бока, очень сложно. А под «сложно» я подразумеваю, что это чертова пытка. При каждом движении мне кажется, что кто-то режет меня на части или вонзает нож в грудь. Но я не хочу работать, принимая обезболивающие. Когда я понял, как сильно мне это нужно, было уже слишком поздно. Если бы я принял их тогда, я бы не смог принять их перед сном.

Каким-то образом мне удается справиться с этим. Кэм и Райли уходят, оставляя меня закрываться, но с этим я справлюсь. Они позаботились об уборке. Единственное, что мне осталось сделать — это касса. Обычно я пополняю запасы, но поднимать тяжелые ящики с пивом сейчас не самая лучшая идея.

Я уже заканчиваю работу, когда слышу, как открывается дверь. Должно быть, Кэм забыл закрыть ее, когда уходил.

— Извините, мы закрыты, — говорю я.

Но ответа нет. Я не слышу, как открывается дверь, поэтому знаю, что они все еще здесь, но если только это не чертов ниндзя, собирающийся ограбить меня, они все еще должны стоять у двери.

Я поворачиваюсь, стараясь не делать резких движений, но боль все равно приходит, когда я вижу стоящую там Лейкин. Я оглядываю ее с ног до головы, на секунду закрываю глаза, чтобы запомнить ее облик, и тут мои стены вздымаются.

— Может быть, я не совсем ясно выразился вчера, — прорычал я. — Ты не собираешься разводиться. Так что давай, делай свой маленький трюк с исчезновением, который у тебя так хорошо получается, потому что я ничего не подпишу.

Ее глаза блестят на свету, показывая, что она на грани слез, но я не позволяю себе переживать, когда ее плечи опускаются в знак поражения. — Я не… не для этого я здесь.

Мне не следовало бы испытывать такое облегчение, услышав это. Честно говоря, я вообще не должен был отказывать ей в разводе. Она больше не моя, а значит, она вольна делать все, что хочет, с тем, с кем хочет.

Да, неважно. К черту.

Я бы все равно вырубил кого-нибудь за то, что он слишком долго смотрел на нее.

— Я думал, ты ушла, — пробормотал я.

Она тяжело вздыхает. — Я пыталась, но не смогла. Кэм рассказал мне о твоей маме. Мне так жаль.

Я насмехаюсь. — За что? За то, что тебя не было здесь, когда ей поставили диагноз, или за то, что ты так меня запутала, что я даже завидовал ее смертному приговору?

Ее рука движется к груди, показывая, что мои слова попали в цель. — Хейс.

Да, я не могу этого сделать. Все, что она скажет, будет сказано слишком поздно. Кроме того, мне и так достаточно больно. Мне не нужно, чтобы она еще больше усугубляла это.

Я обхожу бар и подхожу к двери, толкаю ее, хотя это физически больно.

— Как я уже сказал, мэм… мы закрыты.

Она выглядит так, как будто я ударил ее кулаком в живот: она пытается и не может сдержать слезы. Я жду, пока она сделает пару шагов за дверь, прежде чем закрыть ее, и мы смотрим друг на друга через стекло, когда я закрываю дверь перед ее лицом.

На этот раз именно я должен уйти.

6