Изабелла Сова - Вкус свежей малины
Что и почему неактуально? Стоит ли мне жалеть, что я послушалась Эву? Может быть, если бы я ему позвонила, мы снова были бы вместе? Я думала об этом все праздники. Изводила себя, расстраивалась. Не помог даже прозак, тем более что возникла еще неприятность в обличье папаши. Я знала, что он опять все напортит. Знала, едва он к нам вернулся.
Возвращение блудного отца
— Хеня, я всего лишь задала тебе вопрос, — промолвила бабушка. — Не надо сразу устраивать истерику.
— Но я хочу!!! — взвизгнула мама.
Если бы папаша ее сейчас увидел… К сожалению, он отправился в Германию за своими шмотками. Я сидела в комнате Ирека. Мы подслушивали бабушкины попытки поговорить с мамой. Ей тоже не понравился план с возвращением папаши.
— Ну хорошо, поплачь, поплачь, — сдалась бабушка.
— Благодарю за разрешение. — Мама высморкалась в платочек.
— Бабушка не хочет тебе ничего плохого, — выглянул из комнаты Ирек. — Просто мы все беспокоимся. Отец однажды уже оставил тебя без гроша…
— А сейчас у него есть шанс восполнить это! Знаешь ли ты, что чувствует одинокая женщина с двумя детьми?
— Не очень, у меня нет детей, — отвечал Ирек.
— Не знаешь, — продолжала мама, — и даже представить себе не можешь. Борьба за выживание, помощи ниоткуда, поддержки никакой нет. Мать, которая не понимает тебя.
— Вот это-то как раз я могу себе представить, — пробурчал братец и быстренько ретировался в спальню.
К счастью, мама, всецело под впечатлением трагической картины своей одинокой жизни, не уловила намека.
— И с мужчинами мне не везло. Сперва Марек, научный сотрудник, а в свободное время художник. — Слово «художник» мама произнесла с нескрываемым презрением. — Но главное, жуткий кобель. Стоило ему увидеть юбку, и он сразу пускал слюни, что твой боксер. Но если бы дело кончалось только слюнями. Возвращаюсь я как-то домой, а он в кухне с Кабатовой. Он в моем переднике, а эта толстуха лежит в одних босоножках на столе на кухонной доске и вся в муке. Рядом скалка.
— Ей что, обязательно все это рассказывать? — шепнул мне Ирек.
— Тихо, — зашипела я, — не мешай. Я почти ничего не слышу.
— Ты шутишь, — изумилась бабушка. — С Кабатовой?
— А ты спроси ее, как в восемьдесят седьмом она с Мареком лепила вареники. Увидишь, как она краской зальется. Теперь-то ей стыдно. А тогда? Кабатова сразу сбежала к себе наверх. Я в слезы, кричу: «Ты, извращенец!»
— А Марек?
— Марек надел брюки, отряхнулся от муки и спокойно так отвечает: «Я же тебе говорил, что каждый художник — извращенец». — «Но не каждый извращенец — художник», — парировала я. «А ты не могла бы не устраивать сцен? Мещанка». — «Это я устраиваю сцены? Я?» — заорала я.
А он: «Я тут ничего не могу поделать, это природа. Тебе что-нибудь говорит теория эгоистического гена?» — «И поэтому ты должен был завалить Кабатову? На мою кухонную доску? Этому ни в какой теории оправдания нет!» Я схватилась за скалку и как замахнусь. Он едва успел в туфли вскочить. И оставил меня одну с детьми. Жуткий эгоист.
— Ненадолго, потому что в восемьдесят восьмом ты в отпуске познакомилась с Лешеком, — напомнила ей бабушка.
— Грязнуля, — возмущенно бросила мама. — Сколько раз я его просила, чтобы он облегчался на работе. «Ты что, не можешь подождать до семи? Тебе обязательно нужно провонять всю квартиру?» — говорю я ему утром. А он с обиженной физиономией отвечает, что не собирается мучиться. Полчаса, видишь ли, не мог потерпеть. В лагерях люди и не столько терпели. Если бы ему грозил расстрел, то и сутки бы вытерпел.
— Но, может, он и вправду не мог, — вступилась за него бабушка. — Может, у него, к примеру, понос был.
— Так пусть бы жрал рис, — закричала мама. — Когда хочешь, от всего можно найти средство! Но он не хотел! Предпочел сбежать!
— В очередной раз физиология одержала верх над любовью, — философски заметил Ирек.
— А потом был Юзефат. — продолжила перечисление мама. — Страшно капризный. Я подаю ему обед, а он ковыряет вилкой и рассматривает каждое зернышко. «Что это за рис? — передразнила она тоненький голосок Юзека. — А мясо какое? Свинина? Я ее не ем. С какой стороны ты нарезала огурец? С темной? Вот потому он горький. А что, морковку нельзя было еще кривей порезать?»
— Ну, ты ему тоже дала прикурить.
— Большое дело, стукнула разок ложкой по голове. Размешиваю я яичницу, а он: «Зачем ты столько масла кладешь? Не знаешь разве, что это холестерин?» Ну, я не выдержала и как врежу ему ложкой по лбу.
— Как же, помню, — усмехнулся Ирек. — У него на лбу остался кусок яичницы. И обиженный Юзек весь вечер ходил с ним, как с кокардой.
— Он думал, что я буду просить прощения, — продолжала мама. — Бессовестный. Потом распускал про меня на работе слухи, будто я неаккуратная. Я — и неаккуратная!
— Да, это он действительно придумал, — признала бабушка. — Может, он не видел ваш дачный участок?
— Зато видел кухню, ванную, коридор, комнаты. К счастью, знакомые на работе ему не поверили.
— А вот со Сташеком вы были идеальной парой. Он был прямо как многоцелевой робот. Настоящая ракета.
— Но, к сожалению, топливом были таблетки из больницы, — вздохнула мама.
— Я с полгода назад видел его, — крикнул из комнаты Ирек.
— А он, оказывается, подслушивает. Вылитый дед, — бросила мама бабушке. — И что? Как он выглядит?
— Развалина. Ссутуленный, глаза потухшие. Перестал красить волосы. Ни следа от былого Сташека. «Я сейчас на отвыкании, — сказал он мне. — Первые два месяца я вообще проспал. Теперь потихоньку оживаю. Как приду в форму, позвоню». Сказал, что скучает.
— Милый! — растрогалась мама. — Он единственный понимал меня.
— А папа? — задал каверзный вопрос Ирек.
— Ваш папа любит меня и хочет обеспечить вам комфорт.
— После пятнадцати лет молчания, — напомнила бабушка.
— Лучше поздно, чем никогда.
* * *Он заявился через неделю — и сразу случился казус. К его возвращению мама заново покрасила ванную. Шкафчики, вешалки и унитазное сиденье.
— До вечера должно высохнуть, — объявила она перед уходом в магазин. — В случае чего делайте свои дела, не садясь.
Отец пришел в шесть. Поставил чемоданы в коридоре и сразу ринулся в клозет. Мы даже предупредить его не успели. А по правде сказать, просто начисто забыли про краску. Прошел час, может, и два.
— А что там наш старик делает? — заинтересовался Ирек в перерыве на рекламу. — Может, он газами отравился?
— Ты был маленький, так что не помнишь. Отец любил вздремнуть после обеда. Устроить себе небольшую сиесту.
— Надеюсь, крышка горшка высохла, — вдруг вспомнил Ирек.
И в этот момент мы услышали жуткий вопль.
— Вы можете мне помочь? — крикнул из ванной отец.
— Как? У нас нет растворителя, — крикнула в ответ я.
— А может, ножницами как-нибудь?
— Подожди маму. Мы стесняемся, — ответил Ирек.
Отстригала мама отца почти что до полуночи.
— Раньше ты не был такой волосатый, — удивлялась мама. — Ну, я понимаю, живот, руки, даже спина, но тут? Прямо шерсть какая-то.
— А что я могу поделать, если у меня предки с Сицилии.
— И фантазии с Луны, — шепотом добавил Ирек.
— Сиди, не вертись, а то порежу тебя бритвой.
— Кажется, ты меня уже резанула. Ой!
— Все! Еще минута — и меня вывернет, — объявил Ирек.
— Сиди, не дергайся, сейчас я продезинфицирую порез, — сказала мама. — Еще несколько волосков. Ну что ж, сиденье можно выбрасывать. Дети, хотите посмотреть?
— Нет, спасибо. — Ирек сбежал к себе в комнату.
А я заглянула в ванную. Сиденье как сиденье, если бы не густой мех, вклеившийся в краску. Какая-то шуба.
— Добро пожаловать в родной дом, папочка!
* * *В Страстную среду папаша повез нас на экскурсию в Вену. В «форде» семьдесят третьего года. Старше меня.
— Зато выглядит лучше, — огрызнулся папаша.
— Ты думаешь, я сама выбирала себе предков, — я принялась искать носовой платок, — и могла повлиять на свой набор генов?
— Да ты что, Малинка! Я же пошутил. — Папаша похлопал меня по плечу. — Ты красивая девушка… Просто даже не верится.
— Почему?
— Когда-то мне казалось, что у тебя будет большой нос. А может быть, я плохо помню. Столько лет пролетело.
Я ничего не стала ему рассказывать. Мы уселись. Папаша лихо рванул с места. И вот мы едем. Ирек дремлет, я любуюсь пейзажами, мама дает папаше советы. В начале первого мы пересекли словацкую границу. Едем дальше.
— Черт возьми! — вспомнил вдруг отец. — Я же забыл заправиться.
Мы встали. Вокруг чистое поле, а в центре мы и наш «форд».
— Может, мы посидим тут, а ты сходишь на заправочную станцию? — пока еще спокойно предложила мама.
— У меня нет канистры.
