Татьяна Сальвони - БлудниZа. роман-пазл
– Расскажите.
– Мне же потом его мама позвонила! Такая, знаешь, деловитая, носом шмыгнула и затараторила: «Лена, пожалуйста, не бросайте трубку. Это очень важно. Рома в больнице. Он очень просит, чтобы вы приехали. Я вас прошу, чтобы вы приехали. Он всю квартиру перевернул из-за вас. Давайте встретимся, пожалуйста! Я вам все покажу».
Представляешь, оказывается, этот дурень напился, нанюхался, бухал и нюхал как сумасшедший три дня, пока его не хватились родители и друзья. А-а, точно, это же суицидальное поведение, все сходится! Молодец, аспиранточка! Не зря к тебе хожу. В общем, его откачивали, успокаивали. А он всех посылал матом, возвращался к себе и продолжал. А в какой-то момент слетел с катушек и разгромил всю квартиру.
Я встретилась с ней. Это оказалась тощая 50-летняя дама, в черных огромных очках, встретила меня возле Роминого подъезда. Я даже внутренне изумилась, как такая маленькая женщина могла произвести на свет такого бугая. Она провела меня в квартиру, чтоб я увидела размер бедствия.
Разбито было все. От самых мелких глиняных статуэток и тарелочек, которые мы покупали во время наших путешествий, до картин, нарисованных цветным песком между двух тончайших листов стекла. Не говоря уже про плазму, вазы и изящный хрустальный столик в виде изогнувшейся русалки, державшей столешницу. Куски русалки теперь валялись везде, присыпанные сверху песком из картин и обломками дивана. Было ощущение, будто по квартире прошелся огромный миксер, перемешавший в ней все, что было. Он видимо, долбил об стены мебелью, потому что везде были отвалившиеся части штукатурки. Его увезли оттуда в крови, невменяемого. Это соседи позвонили, так как почти сутки продолжался страшный грохот и вой. Везде – на стенах, на свисающих полуоторванных лаковых створках кухонного гарнитура, на шкафу чем-то острым было нацарапано «Лена, я люблю тебя!», «Лена, вернись!» и так далее.
После этого зрелища даже если бы у меня было хоть какое-то остаточное желание вернуться к Роме, оно бы исчезло. Его было жалко, но он жутко пугал. Человек, не способный контролировать себя, не самый лучший кандидат в любимые. Теперь я понимала, почему он изменил. Он просто был неспособен контролировать свою животную природу, свои инстинкты. Это было главным аргументом против отношений с ним. Лишь из милосердия и некоторого чувства вины я согласилась навестить его.
В больнице, дорогой частной клинике, в одноместной палате с диванчиком он лежал тихий и скукожившийся. Транквилизаторы потушили его глаза. Выражение лица из самоуверенного и всегда готового к грубой хамоватой шуточке стало виновато-детским. Нижняя губа при виде меня задрожала, он сморгнул быстро-быстро… Грузный, жалкий ребенок с центнер весом. Нашаливший так, что это не поддавалось осмыслению.
Я присела на краешек кровати и взяла его за руку.
– Леночка… Прости…
– Ничего, проехали. Как ты?
– Ну вот, так, как видишь… – он жалко усмехнулся. Мы сидели в тишине и смотрели друг на друга. Он был для меня уже не моим, хотя говорят, что несчастье сближает. Но он это несчастье сотворил полностью своими руками. И это очень отдаляло от него, очень. Мы сидели на обломках нашего корабля, который мог бы так красиво плыть. И будто прощались, стоя на берегу, чтобы сесть каждый на свой корабль и расплыться в разные стороны. Он смотрел на меня обреченно, зная, что надежды у него нет. И у меня опять было ощущение дежавю.
В дверь постучали.
– Входите.
В палату вошел мужчина. Высокий и плечистый. Красивый. Не такой нелепый, как Рома, а напротив, очень складный. Актеры с такой внешностью обычно играют супергероев и спасают планету.
Я внутренне сжалась и напряглась. Супергерои в реальной жизни всегда приносят больше всего проблем. Особенно такие складные. Которые при виде тебя вдруг еще больше расправляют свои крепкие плечи, смотрят прямо в глаза дольше положенного, вежливо представляются и вообще начинают говорить словно аристократы в десятом поколении.
– Так это вы, та самая роковая Елена!? – спрашивает тебя человек-паук, и уже начинает плести паутину очарования. Ты для него тем более интересна, потому что его друг лишился разума по твоей милости. – Е-ле-на! – произносит он по слогам и по спине бегут мурашки. Хорошо, что имя выдуманное. Он зомбирует тебя. Наверное, год назад, окажись он на месте Антона, ты пошла бы за ним на край света. – Прекрасная Елена! Какие же страсти из-за вас тут бушуют, просто удивительно.
Потом он протягивает тебе руку, словно для пожатия:
– Тимур! – шутливо кивает головой в сторону Ромы, – и его команда. Оч-чень приятно. Познакомиться!
Ты улыбаешься простой шутке, протягиваешь руку на автомате, мол, привет-привет. Ты хочешь снизить этот градус флирта, это почти осязаемое электричество, идущее от него, а он уже мягко, но уверенно берет твою ладошку и целует руку. Выше и дольше, чем положено, прямо у самой кромки рукава. И это чересчур интимно, мурашки на спине превращаются в красных слонов, которые бегут в самые запретные зоны. Ты отдергиваешь руку, и понимаешь, что либо надо уносить ноги, либо сразу объявлять прайс. Иначе это будет история Антон №2.
– Ладно, Рома, мне пора! Пока! Выздоравливай.
Беги, Лена, беги
Тимур догнал меня у лифта.
– Лена, нам надо поговорить, про Романа! Можно, я тебе позвоню?
От него уже не шло никаких разрядов флирта. Решил сменить тактику?
Я сказала, что нам не о чем разговаривать. Что наши отношения с Романом в прошлом, и что времени у меня на это нет.
Может быть, это выглядело хамством. Может быть, прозвучало грубо. Но на самом деле это было бегство. Когда я увидела его в коридоре, спешащим за мной, я перепугалась так, что руки сжались в кулаки.
Приехал мой лифт, и я шагнула в него, надеясь быть увезенной и оставленной в покое. Но Тимур зашел тут же следом.
– Слушай, детка! – он нагнулся к моему уху. – Ты, может, с Ромой привыкла так разговаривать, а со мной будь помягче, пожалуйста, – в голосе была еле слышная угроза, но она придала мне еще больше смелости. Этот ресурсный лакированный самец мне угрожает, надо же!
– Слушай, детка! – произнесла я, копируя его стиль и отстраняясь. – Угомони свои гормоны и рули в другом месте согласно штатному расписанию. А я свободный человек свободной страны и могу разговаривать как угодно с кем угодно. У нас демократия, уже много лет, не знал?
Офисный мачо расхохотался.
– Кажется, я понимаю Рому! Ха-ха! Ты сейчас похожа на богомола, такая же зелененькая! – это был намек на мой салатовый плащ. – Думаешь, достаточно встать в агрессивную позу, как все сразу испугаются. Да тебя можно одним щелчком прихлопнуть, Леночка! Ну да ладно, ты очаровательна! У меня предложение – заключить мировое соглашение. Пообедаем, обсудим па-аследние ка-аллекции… – паясничал он.
– Тимур э-э… Как вас по отчеству?
– Альбертович!
– Н-да… Сочувствую. Значит, Тимур Альбертович, мировые соглашения, заключенные в ресторане, обычно плохо заканчиваются для некоторых участников. Поэтому давайте, просто расстанемся по-хорошему, окей. Приятного дня!
Лифт остановился, мы приехали. Я решительно вышла, звонко цокая каблучками, снова посчитав себя эффектной. А вслед донеслось:
– Круто! Ну ты крутая, крутая! Э-э…
И вот он снова идет рядом.
– Елена… А вас как по отчеству?
– Неважно.
– Елена Неважновна, простите ради бога, что беспокою столь категоричную особу, прям неловко знаете…
– Ну чего вам непонятно-то? – я резко повернулась. – Гоняетесь за мной, словно мальчишка…
– Это вам, – уже холодно отчеканил он, – моя визитка. Елена. Хм! Неважновна! Возьмите, понадобится помощь или еще что, буду рад. А может все же вдруг проголодаетесь, звоните.
Внутри как будто что-то ухнуло, и расстановка сил поменялась. Только что ты была на коне и опять – бац, упала куда-то на самое дно. Своим снисходительным тоном он будто вернул меня на мое место. Визитка была очень даже ничего – черный пластик, приятный на ощупь. Вбитыми в него матовыми буквами значилось «Тимур Альбертович Левидзе, генеральный директор». Одно из крупнейших предприятий в стране. Я часто слышала в новостях его имя. Он входил в список журнала «Форбс».
Пошла вниз, к своей маленькой машинке. Внутренний голос спорил сам с собой. То называя меня дурой, то заставляя гордиться своей неприступностью. Был еще какой-то странный, сосущий прямо под горлом сигнал опасности, который больше всего на свете хотелось игнорировать. И который игнорировать нельзя никогда. Вот чувствуешь, что зазвенела скребущая нота внутри – остановись и подумай, и все взвесь, и еще раз взвесь, и еще раз сто. Только потом сделай. А лучше беги! Эта нота никогда не обманывает.
Я ехала по Москве, а в моей голове уже сидел на золотом троне господин Левидзе. Красивый, как черт, богатый, как сто чертей, и господи, спаси и помилуй, уже любимый. Нет, могло быть такое, что я на него просто переключилась, перевела стрелки влюбленности и надежд с Антона на него, перескочив через Рому. Летучее вещество любви никуда не делось, просто изменило направление. Я же не хотела, не могла влюбляться. Мое сердце было выжженной пустыней. Но я ощущала ростки чувства к нему в этой пустыне, как мираж. Думаешь, что его нет на самом деле. А он все равно перед глазами, зовет и манит, улыбается, сволочь, искушает. Тимура Альбертовича нельзя было к себе подпускать, чтобы он не вторгся в эту пустыню и не построил там город, совершенно реальный город очередной моей несчастной душевной болезни, который никому не нужен. Мне самой в первую очередь. Я была уверена, что ничего хорошего из отношений с Тимуром получиться не может. Я промаялась два дня и решила действовать иначе. Взглянуть в глаза своему страху, чтобы победить его.
