Маргарет Пембертон - Грехи людские
– Ничуть не сомневаюсь, – сказал Роман. – Но лучше поехать куда-нибудь в город. Я остановился в «Пенинсуле», там можно хорошо поужинать. Кажется, Риф тоже любит бывать там?
Элизабет улыбнулась.
– Все англичане на острове любят там бывать. Но если уж мы пойдем в ресторан, мне придется переодеться. В этой одежде я все утро проторчала в саду, вся юбка в пятнах от азалий и травы.
– Что ж, я буду ждать на террасе, – сказал он. – Хочу посмотреть, как выглядит при луне здешнее море. Неудивительно, что вам с Рифом так нравится этот дом. Вид отсюда фантастический. Тут у вас свой собственный театр.
– Тогда я скажу, чтобы Мей Лин принесла тебе чего-нибудь выпить, – сказала Элизабет, подумав о том, кого из знакомых они встретят сегодня в «Пенинсуле» и что те могут подумать, какие поползут слухи.
Сбросив хлопчатобумажное платье, она быстро надела бледно-лиловое муслиновое, у которого широкая юбка мягко ласкала ноги. Риф наверняка захотел бы, чтобы она не ударила в грязь лицом, выбравшись с Романом на люди. Элизабет надела к платью чулки цвета слоновой кости и туфли в тон, зачесала волосы высоко вверх, на шею надела нитку крупного жемчуга. Казалось, словно она собирается на свидание. Внезапно она уселась на край постели, и ее охватила паника. Что с ней происходит? Она ведь любит Рифа. Любит всей душой, всем сердцем. Немыслимо, чтобы при этом она могла испытывать волнение и даже желание рядом с другим мужчиной. Но именно это и происходило: она была взволнована, и она испытывала желание.
Та душевная близость, что возникла меж нею и Романом, когда они попеременно исполняли музыку Бетховена, Моцарта и Грига, была вовсе не дружеской, что подчас возникает у людей, наделенных сходными талантами. Нет, испытанное ею чувство было гораздо глубже. Оно было таким сильным, что Элизабет с откровенной прямотой вынуждена была признаться себе в том, что, если бы не верность Рифу, не та глубокая любовь, которую она к нему испытывала, душевное родство с Романом неминуемо переросло бы в физическую близость.
Пораженная сделанным открытием, Элизабет сошла вниз, где ее ждал Роман. Он обернулся на звук ее шагов; его густые непослушные волосы отливали золотом. В уголках глаз Романа собрались морщинки, губы чуть дрогнули в улыбке. Ее паника несколько улеглась. Какой бы слабой ни была она, Роман исключительно волевой человек – ему можно было абсолютно доверять. Уж он-то ничего себе не позволит. Он друг Рифа, он и ее друг, а дружбу Роман никогда не предаст.
Они отправились в Викторию на его джипе. Ночной воздух был теплым и пахучим. Рано высыпавшие на небосклон звезды ярко светились, бледная луна заливала все вокруг холодным светом. Они ехали по Ванчай-роуд. Слева, огромный и грозный, в темноте вздымался величественный пик Поттинджера.
В районе Ванчая пульсировала неоновая реклама, волны музыки вылетали из дверей многочисленных ночных клубов и баров.
– Изумительное местечко, чтобы спокойно отдохнуть вечером, – с усмешкой заметил Роман.
Она рассмеялась. Почему-то рядом с Романом у Элизабет всегда было легко на душе.
– По здешним понятиям все еще только начинается. Лишь после полуночи тут люди расходятся как следует.
Зал «Пенинсулы», как всегда, был битком набит, но, оказалось, Роман заранее заказал столик на троих. Прибор, уготованный Рифу, официант убрал. В этот момент Элизабет почувствовала укол сожаления.
– Мне кажется, кто-то пытается сейчас привлечь твое внимание, – сказал Роман, когда официант поставил перед каждым из них джин с тоником. – Рыжеволосая дама, во-он там, слева...
Элизабет посмотрела в указанном направлении и увидела Жюльенну: выражение ее лица говорило о крайнем изумлении, брови были высоко подняты. Ронни, сидевший рядом с ней, и вовсе недоумевал при виде Элизабет и незнакомого мужчины. Жюльенну разбирало любопытство.
– Кто это? – одними губами обозначила Жюльенна свой немой вопрос, после чего неудержимо засмеялась.
Элизабет в ответ пожала плечами, как бы давая понять, что ей и самой было бы интересно это выяснить.
Когда Элизабет и Роман выпили по второму бокалу, официант принес им меню. Любопытство Жюльенны перелилось через край. Сказав Ронни, что отлучится всего на несколько минут, она поднялась из-за столика и, соблазнительно покачивая бедрами, пошла туда, где сидели Элизабет и Роман.
Элизабет была немало удивлена, когда, представляя Роману Жюльенну, прочитала в глазах подруги откровенное одобрение.
– Очень приятно, – сказала Жюльенна, и ее фиалковые глаза сверкнули. Она уселась на стул, который должен был занимать Риф. – А скажите, Роман, вы надолго в Гонконг?
Первое «Р» его имени она произнесла на французский манер, и в ответ Роман улыбнулся еще шире.
– Увы, совсем ненадолго, – ответил он. – Мой корабль отплывает завтра утром.
Элизабет была уверена, что ей вовсе не мерещится неподдельное сожаление в его голосе. Впрочем, нечто подобное прозвучало и в голосе Жюльенны, когда она, улыбнувшись (отчего на щеках образовались привлекательные ямочки), сказала:
– О, очень жаль, не так ли? Было бы приятно познакомиться с вами поближе.
Элизабет с трудом сдержала готовый вырваться смешок. Она превосходно понимала, о каком именно знакомстве мечтала Жюльенна. В который уже раз она подумала: и откуда у ее подруги столько энергии?..
Когда подошел официант, Жюльенна без особого желания встала. Если Роман Раковский собирается через полсуток отбыть из Гонконга, продолжать разговор не имело смысла. Ничего толкового все равно не получится. Но как бы там ни было, она втайне позавидовала Элизабет, и, когда взгляды подруг встретились, эта зависть явно сквозила в глазах Жюльенны.
– Au revoir, – сказала она учтиво поднявшемуся следом за ней Роману. Затем, весело взглянув на Элизабет, произнесла: – Будь умницей, cherie.
Роман, который так же, как и Элизабет, почувствовал вдруг возникшую между ними близость во время музицирования, отлично понимал ее причину. Поэтому за весь вечер, пока они ужинали, он намеренно не проронил о музыке ни слова. Вместо этого говорил о войне в Европе, о своих надеждах попасть в британскую авиацию.
– Впервые я сел за штурвал самолета в Америке. Риф обычно разряжался, играя в поло, а мне до чертиков нравилось летать. Это у меня, должно быть, еще с детства, когда дядя впервые посадил меня на карусель. Если бы не моя любовь к музыке, я бы сделался профессиональным пилотом, ничем другим не занимался бы. Ну а раз война, я решил попытать счастья.
Элизабет молчала. В предыдущих войнах обычно делали главную ставку на флот и моряков. Теперь же Британия надеется на таких, как Роман. На тех, кто готов летать на «харрикейнах» и «спитфайерах», кто готов противостоять германским Люфтваффе.
